Повесть о совершенном человеке

Достижения последних лет в генетике поставили человечество перед очередным нравственным выбором - между многообещающим всемогуществом, победой над недугами и риском появления у людей способности манипулировать собственной природой.

"С той минуты, когда первая обезьяна взяла в руки палку и привязала к ней камень, человек возник и сразу исчез, потому что появилась Машина."
- Андрей Лазарчук. "Мост Ватерлоо"

Проблема выбора

Фундаментальные достижения последних лет в генетике поставили человечество перед очередным нравственным выбором - между многообещающим всемогуществом, победой над жесточайшими недугами и риском появления у людей способности манипулировать собственной природой. Биоинженерия сулит небывалые технологии самосовершенствования - повышения эффективности мышечных тканей, улучшение памяти, выбор пола, роста и прочих генетических характеристик будущих детей. Во времена, когда наука развивается стремительнее морали, люди пытаются найти способ противостоять надвигающемуся перевороту в их личной и общественной жизни. Однако аппарат современной нравственности плохо подготовлен для решения тех вопросов, которые ставит перед человечеством генная инженерия.

Возьмем, к примеру, клонирование. Рождение овечки Долли в 1997 году спровоцировало повышенный интерес к перспективе создания человеческих клонов. И несмотря на тревожащие медицинские аспекты ненадежности клонирования, по-прежнему большой вероятности рождения клона с серьезными отклонениями от нормы, уже сейчас можно предположить, что недалеко уже те времена, когда технология усовершенствуется до уровня, на котором создание искусственной копии человека станет не рискованнее естественного зачатия. И что тогда? Клонирование людей все равно останется под запретом? Что же в действительности плохого в воспроизводстве точной генетической копии человека, например, трагически погибшего родственника, величайшего ученого, выдающегося спортсмена или кинозвезды?

Некоторые противники клонирования считают недопустимым вторжение в священное право человека на самоопределение: заранее выбирая генетические задатки ребенка, родители посягают на его свободу выбора. Подобное противоречие возникает в случае применения любой формы биоинженерии, позволяющей заказчикам подбирать генетические характеристики плода. По мнению противников таких технологий, генетическое регулирование с целью получения выдающихся музыкальных или атлетических способностей ставит ребенка перед необходимостью следовать запрограммированному жизненному пути, а значит, спланированный человек никогда не будет по-настоящему свободен.

Аргумент поборников права на самоопределение звучит не вполне убедительно по двум причинам. Во-первых, неверно постулируется, будто при отсутствии родителей-закачиков дети вольны сами выбирать собственные генетические характеристики. Но никто из нас не выбирал свои гены. Альтернативой клонированию или биотехнологическому совершенствованию является ребенок, брошенный на произвол генетической лотереи.

Во-вторых, даже если беспокойство по поводу независимости жизненного выбора как-то объясняет нежелание "штамповать детей на заказ", оно пасует перед нравственными колебаниями в отношении людей, ждущих от биоинженерии средств лечения генетических недугов. Нравственное негодование просыпается лишь тогда, когда люди задумываются об использовании генной терапии не для исцеления, а в стремлении усовершенствовать свои физические и умственные способности, ставя себя, тем самым, над общественной нормой.

Как и в случае с косметической хирургией, генетическое моделирование использует медицинские средства для немедицинских целей. Только в отличие от косметической хирургии биоинженерия гораздо глубже затрагивает человеческую природу. И если люди не возражают против пластических операций и липосакции, то генная инженерия, способная дать пациенту более сильное тело, обострить память, улучшить умственные способности, пугает общественность. Вопрос в том, смеем ли мы противостоять использованию биотехнологий. А если смеем, то на каком основании?

Чтобы постичь основы этики генетического моделирования, придется поднять вопросы, которые чаще всего упускаются из виду - вопросы нравственного статуса природы и реальной позиции людей по отношению к миру. Так как эти вопросы граничат со сферой теологии, современные философы и теоретики избегают их. Однако новое могущество, дарованное человеку биоинженерией, заставляет искать ответы на них. Чтобы понять, почему так происходит, возьмем четыре аспекта использования генной инженерии, которые уже в самом ближайшем будущем станут реальностью: повышение мышечной эффективности, улучшение памяти, манипулирование гормоном роста и репродуктивные технологии, которые позволят родителям выбирать пол и некоторые генетические характеристики своих детей. В каждом случае попытка выработать средство лечения превратилась в манящий инструмент совершенствования человеческой природы и грозит стать предметом покупательского спроса.

Строительство тела

Любой не отказался бы от генной терапии для устранения мышечной дистрофии и восстановления утрачиваемой с возрастом мышечной массы. Но что будет, если та же технология станет применяться для повышения результатов спортсменов? Ученые разработали синтетический ген, который уже испытывался в мускульных тканях мышей, в результате чего удалось предотвратить и даже повернуть вспять процесс эрозии мышечной массы. Этот ген не только восстанавливает утраченные или поврежденные клетки мышц, но и укрепляет здоровые мускулы. Профессор Ли Суини из Университета штата Пенсильвания, руководящий этими исследованиями, надеется, что его открытие избавит от немощи пожилых людей. Но "накачанные" мыши из лаборатории Суини уже привлекли внимание спортсменов, не говоря уже о военных. И хотя подобная методика совершенствования людей еще не одобрена, довольно нетрудно себе представить появление генетически модифицированных тяжелоатлетов, гимнастов, футболистов и спринтеров.

Широчайшее использование стероидов и прочих средств допинга, позволяющих улучшить спортивные показатели, свидетельствует о том, что использование генетического моделирования в спорте, даже если его настрого запретить, неизбежно.

Предположим, что повышение мышечной эффективности при помощи биоинженерии, в отличие от стероидов, окажется безопасным или, по меньшей мере, не рискованнее изматывающего режима физических тренировок. Будет ли тогда причина запретить использование генной инженерии в спорте? Есть, конечно, что-то дикое в представляющейся картине: генномодифицированные атлеты, пробегающие километр за минуту или поднимающие штангу весом в шестьсот килограммов. Но что в том страшного? Неужели нам просто кажется жутким зрелище состязаний подобных сверхлюдей? Или все дело в этической значимости таких явлений?

Можно спорить о том, что генномодифицированный спортсмен, как и атлет, использующий допинг, получит нечестное преимущество над своими соперниками, не подвергавшимися генной терапии. Но аргумент честности имеет один существенный недостаток: некоторые атлеты всегда были лучше одарены генетически, нежели другие, но этот аспект никогда не казался нам подрывающим основы соревновательности в спорте. С точки зрения честности состязаний, достигнутые при помощи биоинженерии различия ничем не хуже естественных, если предположить, что технологии генной терапии станут надежными и общедоступными.

Вспомнить все

Генетическое модифицирование мозга так же реально, как и "мышечная накачка". В середине девяностых годов ученым удалось модифицировать ген памяти мухи-дрозофилы, создав насекомых с фотографической памятью. Позже удалось вывести "умных" мышей, внедрив в эмбрионы дополнительные копии гена памяти. Модифицированные мыши стали быстрее учиться и помнили дольше обычных грызунов. Дополнительные копии генов были запрограммированы на активное действие даже в преклонном возрасте, и данное усовершенствование перешло по наследству следующему поколению мышей.

Человеческая память устроена гораздо сложнее, но биотехнологические компании, такие как Memory Pharmaceuticals, уже активно работают над получением улучшающих память лекарств. Явный рынок подобных медикаментов - это, в первую очередь, люди, страдающие болезнью Альцгеймера и прочими расстройствами памяти. Но компании рассчитывают на гораздо больший потребительский рынок - всех людей старше 50 лет, начинающих испытывать трудности, связанные с потерей памяти. Лекарство, которое компенсирует связанную с возрастом потерю памяти, станет небесной манной для фармацевтической индустрии, своего рода виагрой для мозга. Активное применение таких медикаментов обязательно размоет границу между лечением и наращиванием способностей. В отличие от случая с синдромом Альцгеймера подобное применение лекарства не будет иметь медицинских целей, но благодаря тому, что оно восстанавливает некогда имевшиеся у человека способности, налицо явный оздоровительный эффект и отсутствие резких противоречий с общественной моралью. Хотя лекарство для улучшения памяти тоже станет применяться в совершенно практических целях, например, юристом, пытающимся перед судебным заседанием запомнить все обстоятельства сложного дела, или бизнесменом, перед командировкой в Шанхай желающим выучить китайский.
Те, кто обеспокоен этической стороной умственного совершенствования указывают на опасность формирования двух классов людей: тех, кому доступны модифицирующие биотехнологии, и тех, кто вынужден довольствоваться теми способностями, которыми наградила их природа. А если генетические усовершенствования получится передавать по наследству, то, в конце концов, образуются два подвида людей - модифицированных и естественных. Но подобные опасения игнорируют моральный аспект самой биотехнологической инженерии. Такое развитие событий представляется опасным, потому что малоимущие будут лишены преимуществ генной терапии, или потому что модифицированная часть населения планеты станет, таким образом, обесчеловечена? Вопрос об имущественном расслоении общества абсолютно не нов, а вот проблема выхода части людей за рамки понятия "человек" представляется наиболее серьезной, так как приведет к необходимости переосмысления не только правовых, но и нравственных норм социума.

Новые Гулливеры

Педиатры уже столкнулись с проблемой нравственного выбора в связи с применением человеческого гормона роста, использование которого было одобрено еще в 80-ых годах для ликвидации дефицита этого гормона у некоторых детей. Но подобный метод увеличивает и рост вполне здоровых детей. Некоторые родители склонны не делать разницы между патологическими причинами малого роста и простой наследственностью, благодаря которой их дети не могут вымахать под два метра. Каковы бы ни были предпосылки, социальные последствия остаются теми же.

Разумеется, врачи вскоре стали прописывать гормональное лечение тем детям, чей невысокий рост объясняется немедицинскими причинами. К 1996 году подобное "непредусмотренное" применение данной методики регистрировалось уже в 40 процентах случаев в США. В поисках способов расширения этого рынка фармацевтическая фирма Eli Lilly & Co. не так давно добилась разрешения Федерального агентства США по контролю за лекарствами и пищевыми продуктами прописывать человеческий гормон роста тем здоровым детям, наследственность которых предполагает невысокий рост в пределах среднего нижнего порога для населения в целом (эти показатели составляют менее 160 сантиметров у мальчиков и 150 сантиметров у девочек). Подобная государственная концессия порождает серьезнейший этический вопрос: если лечение гормонами роста не используется исключительно для патологий, то почему такие средства разрешено применять исключительно низкорослым детям? Почему бы и другим людям с ростом ниже среднего не воспользоваться данной методикой? А как быть парню среднего роста, мечтающему стать повыше, чтобы попасть в баскетбольную команду?

Оппозиция широкому применению человеческого гормона роста исходит из самозащиты, дескать, как только некоторые станут выше ростом, прочие станут ниже по отношению к норме. И как только немодифицированные люди прибегнут к тем же средствам увеличения роста, начнется своеобразная "гонка вооружений", которая оставит на обочине тех, чей достаток не позволяет приобрести себе дополнительные сантиметры.

Однако подобное возражение само по себе еще ничего не решает, потому что исключает побуждающие факторы модифицирования. Если общество обеспокоено исключительно несправедливостью по отношению к малоимущим, такое положение дел можно исправить государственным субсидированием специальных социальных программ и даже налогообложением дополнительных сантиметров в пользу тех, кто не увеличивал свой рост. Вопрос здесь, скорее, в другом: как будет жить общество, в котором родители не жалеют состояния, чтобы сделать своих совершенно здоровых детей на несколько сантиметров выше?

Выбор пола

Наверное, самое неизбежное немедицинское применение биоинженерии - это выбор пола ребенка. Столетиями люди изощрялись в стремлении добиться стопроцентной уверенности в выборе пола будущих детей. И вот пришло время, когда биотехнологии, наконец, преуспели там, где пасовали все народные средства.

Пары, для которых оплодотворение осуществляют в пробирке, могут выбирать пол будущего ребенка, до того как оплодотворенная яйцеклетка имплантируется в матку. Процедура предварительной генетической диагностики разрабатывалась с целью выявления генетических отклонений плода. Несколько яйцеклеток оплодотворяют в чашке петри и доращивают до восьмиклеточной стадии (примерно трехдневного возраста). В этот момент эмбрионы тестируются на определение пола. После этого в материнскую матку имплантируются только эмбрионы востребованного родителями пола. И хотя немногие пары желают проходить сложную и дорогую процедуру выращивания эмбриона в пробирке, только для того чтобы выбрать пол ребенка, эмбриональная диагностика является чрезвычайно надежным средством. А с совершенствованием наших знаний о генах, во время такой процедуры появится возможность еще и отсеивать эмбрионы с нежелательной предрасположенностью, например, к тучности, а также низкому росту и нежелательному цвету кожи. Вспомните эпизод в фильме "Гаттака", когда родители рутинно проверяют эмбрионы, определяя их пол, рост, уровень иммунитета и даже коэффициент интеллектуального развития. Вроде бы ничего страшного в столь продуманном подходе к воспроизводству нет.

Противники такого метода стоят на тех же позициях, что и противники абортов. Люди, верящие в то, что зародыш уже является личностью, отвергают эмбриодиагностику по тем же причинам, что кроются в основе неприятия абортов. Если восьмиклеточный эмбрион, растущий в чашке петри морально эквивалентен полностью развившемуся человеческому существу, то уничтожение его приравнивается к удалению плода, а обе эти практики - ничем не лучше детоубийства. Как бы там ни было, но подобные возражения сами по себе не являются серьезным аргументом против биотехнологий.

Последние научные достижения ставят вопрос выбора пола совершенно отдельно от нравственного статуса зародыша. Например, Институт генетики и искусственного оплодотворения в Фэрфаксе, штат Вирджиния, является совершенно коммерческой клиникой и уже предлагает такую услугу, как селекция спермы, позволяющую, в частности, планировать пол ребенка еще до зачатия. Сперма с Х-хромосомами содержит больше ДНК, чем сперма с Y-хромосомами, и устройство под названием поточный цитометр способно отделять "девочек" от "мальчиков". Процедура, известная как MicroSort, уже пользуется немалой популярностью.

И если выбор пола путем селекции спермы тоже считается неэтичным, то происходит это совершенно по другим причинам, не имеющим никакого отношения к детоубийству. Во-первых, такой подход называют инструментом половой дискриминации, чаще всего, девочек. Некоторые рассуждают на тему о том, что общество с существенным численным превосходством мужчин над женщинами менее стабильно, отличается повышенным уровнем насилия и более склонно к криминалу и военным конфликтам.

Это все оправданные поводы для беспокойства, но сортирующая сперму компания сумела ответить на все обвинения достойно. Технология MicroSort предлагается только тем парам, которые хотят выбрать пол своего ребенка по причинам "семейного планирования". У кого больше сыновей, могут выбрать девочку, и наоборот. Однако клиентам запрещено придерживаться выбора детей одного и того же пола либо выбирать пол своего первенца. При таких ограничениях разве какие-либо еще этические основания могут нас остановить? Правильно, остается подсознательная уверенность, подкрепленная жизненным опытом и сформулированная народным девизом: "Нельзя, но, если очень хочется, то можно".

Случай с MicroSort позволяет нам выделить возможные нравственные противоречия в использовании новейших технологий, которые неминуемо обострятся, как только методы модифицикации мышц, памяти и роста станут надежными и общедоступными.

Мы наш, мы новый...

Принято считать, что генетическое модифицирование подрывает основы человечности и угрожает праву на самоопределение и свободе личности, препятствует возможности достичь чего-то собственными усилиями и сохранению чувства ответственности за содеянное, даже ответственности за то, кем и каким человек становится. Одно дело - забить четыре гола в одном матче в результате усиленных тренировок и спортивной дисциплины, другое - совершить то же самое вследствие генной модификации или употребления стероидов. Самое худшее, что с повышением доступности генетической модификации начнет гаснуть интерес к рекордам и уникальным достижениям, то есть восхищение способностями игрока превратится в восторг по поводу достижений фармакологов.

В то же время, не следует полагать, что главная проблема генной инженерии кроется в том, что она дискредитирует конкретного человека и его роль в любом совершенном им деянии. Большая опасность таится как раз в понятии сверхдеяния - неизбежном комплексе Прометея, стремящегося переделать мир, перестроить природу, в том числе природу человека, с тем чтобы она служила целям человека и отвечала его желаниям. Самая серьезная угроза не в превращении в механизм, человеческую шестеренку, а движении ко всемогуществу. Такое всемогущество способно нивелировать ценность человеческого дара.

Признание конструируемости человеческой жизни требует осознания того, что наши способности и таланты являются исключительно нашим собственным деянием, даже если мы старательно развиваем их и наращиваем. Подобное мировоззрение неизбежно повлияет на все религии мира, ибо коренным образом меняет отношение человека уже не только к окружающему миру, переделывать который человечество уже давно научилось, но и к самому себе, как доступному для переустройства элементу Вселенной. Однако этот подход выходит также далеко за теологические рамки, и чтобы яснее себе представить кардинальность грядущих социальных перемен, легче всего примерить на себя вынесенную в эпиграф технократическую точку зрения саперного полковника из повести Андрея Лазарчука. Отныне не только природная эволюция будет вершить судьбы живущих на этой планете, но и сами жители Земли. Обезьяна отбросила в сторону топор и пристально присмотрелась к самой себе - может, в консерватории надо что-то подправить?

При подготовке статьи использовались материалы журналов American Scientist и The Atlantic.