Версия Next. Продолжение

Одним из главных заблуждений девятнадцатого века (да и двадцатого тоже) была недооценка женщины, недооценка глупая и коварная.

Продолжение. Чтение лучше начать с первой части.

Дантес и Пушкин стали свояками. И спустя самое короткое время Пушкин убит. Убийца Дантес с молодой женой-бесприданницей, лишенный чинов и званий, под конвоем выдворяется за пределы Российской империи. Геккерн-старший тоже бесславно покидает Россию.

Для хитроумной интриги конец бессмысленный и беспощадный. Дантеса мучила загадка - кто пасквилянт, кто разрушил так славно начавшуюся карьеру, кто натравил неукротимого мужа, кто сделал из вялой светской мухи буйного африканского слона? Верно, недоброжелатели, завистники Дантесова счастья. Подозрение и Дантеса, и общества пало на князей Долгорукого и Гагарина, и обоим до конца жизни приходилось негодовать и оправдываться.

Пушкин же был уверен: пасквиль - дело рук самих Геккернов. Уверенность основывалась на следующем: во-первых, кроме Геккернов никто не знал о злосчастном tete-a-tete; во-вторых, пасквиль был написан на хорошей бумаге заграничного производства (поэт специально справлялся у специалиста), а у кого же, как не у голландского посланника водилась такая бумага?

Знал бы Пушкин заключения экспертов! Они, впрочем, были довольно противоречивы, старались угодить теории заговора, но все же последние экспертизы исключили из числа подозреваемых и обоих Геккернов, и Гагарина с Долгоруким.

Пишущий а) не был французом и б) был достаточно образован.

Увы, в России очень много нефранцузов (да почти все), да и образованных людей тоже изрядно.

Кто же написал мерзкий памфлет?

Тот, кому это было выгодно. Выгодно в самом прямом, обыденном смысле. Дантес оказался лишь подходящим орудием убийства (не будь Дантеса, нашелся бы другой). Ведь француз был четвертый в очереди на дуэль за самое короткое время. Два конфликта имели прямое отношение к литературным трудам Александра Сергеевича: Репнин обиделся на памфлет уже самого Пушкина, а Хлюстин неосторожно похвалил в присутствии поэта несносного Булгарина, однако угасли конфликты быстро. Но третий едва не закончился стрельбой. Граф Соллогуб на вечере у Карамзиных в беседе с госпожой Пушкиной спросил: "Вы давно замужем?" Наталья Николаевна расценила это как оскорбление и, зная вспыльчивую натуру мужа, пожаловалась ему на графа. Муж, разумеется, тут же вызвал Соллогуба на дуэль. Лишь благодаря хладнокровию Соллогуба и рассудительности Нащекина дуэль не состоялась. Соллогуб по требованию Пушкина написал Наталье Николаевне письмо с извинениями, после чего поэт с чувством пожал графу руку и отношения между ними установились почти приятельские. Это "письмо для жены" говорит о многом. Кажется, будто без него Пушкину и домой явиться неудобно, а так - граф извинился, оттого-то душечка, я и не стрелялся (напоминаю, что я пишу о гипотетическом детективном романе, в котором можно и должно подозревать всех и быть на короткой ноге даже с гениями!).

Роль Натальи Николаевны в детективе явно сомнительна, не зря ей пишет муж из майской Москвы 1836 года: "И про тебя, душа моя, идут кое-какие толки, которые не вполне доходят до меня, потому что мужья в городе всегда последние узнают про жен своих, однако ж видно, что ты кого-то довела до отчаяния... Нехорошо, мой ангел: скромность есть лучшее украшение Вашего пола".

Резвость и шалости простительны молодой жене. Но отчего она постоянно расстраивает мужа? Отчего возбудила его против Соллогуба? Отчего в ответ на желание Пушкина пожить спокойно в деревне, вдали и от света, и от светских щеголей, она ответила молчаливым отказом? Отчего, постоянно кокетничая с Дантесом, она жалуется мужу на поклонника - и опять продолжает кокетничать? Отчего на отчаянную просьбу Геккерна-старшего написать Дантесу и попросить того отказаться от дуэли она отвечает отказом? Отчего, когда дуэль предотвращена свадьбою, она опять сближается с Дантесом и опять жалуется мужу на дерзости? Отчего, наконец, в злосчастный день дуэли она встречает экипаж мужа на Дворцовой набережной - и не узнает мужа в упор?

Одним из главных заблуждений девятнадцатого века (да и двадцатого тоже) была недооценка женщины, недооценка глупая и коварная. Мужские шовинистические свиньи наделили женщин теми чертами, которые хотели в них видеть, и далее все поведение женщины самонадеянно рассматривали с позиции собственных представлений, пусть даже они расходились с реальностью на сто восемьдесят градусов. Практически все современники Пушкина считали виновной в гибели поэта Наталью Николаевну, но они же объясняли вышеприведенную серию поступков слабыми умственными способностями женского пола и снисходительно прощали вдову - тем более что таково было желание и умирающего Пушкина. "Жаль детей и даже вдовы, хотя виновницы несчастья" (Н.И. Павлищев, зять Пушкина). "Пушкина убили непростительная ветреность его жены (кажется, только ветреность) и гадость общества петербургского" (А.С. Хомяков). "Как набитая дура [Пушкина] не умела прекратить свои невинные свидания с Дантесом" (А.В. Трубецкой).

Она женщина - следовательно, проста и наивна, а какой с наивности спрос? - считали и продолжают считать по сей день истинные простаки.

Продолжение пишется.

- Из журнала "Компьютерра"