Свободная культура. Развращение граждан

Если миллионы граждан по закону считаются "преступниками", а той же цели можно добиться без подобных крайностей, то кто же злодей? Граждане или закон?

Пятая часть отрывка из книги Лоуренса Лессига "Свободная культура". Начать чтение лучше с первой части.

Сверхрегулирование душит творчество. Оно притесняет инновации и предоставляет динозаврам право вершить будущее. Оно расточает необыкновенную возможность демократичной креативности, порожденной цифровой технологией.

В дополнение к этим смертным грехам есть и еще один, немало значивший для наших предков, но кажущийся теперь забытым. Сверхрегулирование развращает граждан и подрывает господство закона.

Война, которая сегодня ведется, - это война запретительная. Как во всякой запретительной войне, она направлена против поведения огромного очень большого числа людей. Согласно "Нью-Йорк Таймз", 43 миллиона американцев загружали музыку из Сети в мае 2002 года. По мнению RIAA, поведение этих 43 миллионов американцев преступно. Таким образом, мы установили правила, по которым 20% населения США оказываются преступниками. Так как RIAA подает в суд не только на всякие Napster и Kazaa по всему миру, но и на студентов, программирующих поисковые машины, и все чаще на обычных пользователей, загружающих контент из Сети, технологии пиринга будут совершенствовать с целью обеспечить защиту и скрытность нелегального файлообмена. Это гонка вооружений или гражданская война, в которой на зверства одной стороны противник отвечает еще более крайними мерами.

Тактика индустрии контента эксплуатирует изъяны американской правовой системы. Когда RIAA предъявила иск Джесси Джордану, я понял, что в его лице нашли не ответчика, а козла отпущения. Угроза принуждения к выплате либо несметных сокровищ в качестве компенсации (15 миллионов долларов), либо почти несметных сокровищ для защиты от необходимости выплачивать несметные сокровища (250 тысяч долларов на судебные издержки) заставила Джордана расстаться со всеми имевшимися у него средствами (12000 долларов), чтобы иск отозвали. Той же стратегии RIAA следует в своих претензиях к отдельным пользователям. В сентябре 2003 года RIAA предъявила иски 261 человеку, в числе которых двенадцатилетняя девочка, живущая в коммуналке, и семидесятилетний старик, не имеющий никакого представления о файлообмене. Как обнаружили все эти козлы отпущения, защита в суде от обвинения всегда обойдется дороже, чем простое мировое соглашение. (Двенадцатилетняя девочка, например, как и Джесси Джордан, отдала все свои сбережения - 2000 долларов, чтобы дело замяли). Наш закон являет собой ужасную систему для защиты прав. Это недоразумение в нашей традиции. И следствием нашей правовой системы в том виде, какова она есть, является тот факт, что облеченные властью могут использовать закон, для того чтобы сокрушить любые противостоящие им права.

Запретительные войны не новы для Америки. Просто эта война представляет собой нечто более радикальное, чем все доселе виданное. Мы экспериментировали с "сухим законом", когда потребление алкоголя на душу населения достигало полутора галлонов в год. Война с пьянством поначалу сократила потребление до тридцати процентов от уровня, зарегистрированного до принятия "сухого закона", но к моменту его отмены потребление алкоголя опять выросло до 70% от того же уровня. Американцы продолжали пить почти столько же, только теперь широкие слои населения сделались преступниками. Мы развязали войну против наркотиков, направленную на сокращение потребления контролируемых наркотических средств, которыми ныне не брезгуют 7% (16 миллионов) американцев. Эта цифра намного (так сказать) ниже уровня 1979 года, когда наркотиками злоупотребляли 14 процентов граждан. Мы зарегулировали автотранспорт до такой степени, что подавляющее большинство американцев нарушают закон ежедневно. Мы организовали настолько сложную налоговую систему, что большинство мелких предприятий регулярно мошенничают. Мы гордимся своим "свободным обществом", но бесконечный ряд обычных поступков в нашем обществе регулируются. И в результате, уйма американцев постоянно нарушают хоть какой-нибудь закон.

Такое положение дел не обходится без последствий. Данный аспект особенно бросается в глаза подобным мне предподавателям, чья работа заключается в прививании студентам-юристам уважения к "этике". Как говорил своему классу в Стэнфорде мой коллега Чарли Нельсон, ежегодно на факультеты права поступают тысячи студентов, нелегально скачивавших музыку, нелегально употреблявших спиртное и иногда наркотики, нелегально работавших без уплаты налогов, нелегально водивших автомобили. Для этих детей противозаконное поведение все больше входит в обыкновение. А потом мы, профессоры права, должны приучать их к этичному поведению - как отказываться от взяток, не влезать в карман к клиенту или чтить необходимость обнародовать документ, ставящий крест на всем деле. Целые поколения американцев - в некоторых районах США в большей степени, чем в других, но все же повсюду в Америке - не могут жить и нормально, и по закону, так как "нормальность" подразумевает определенную долю противозаконности.

Ответом на такую всеобщую нелегальность может быть либо ужесточение закона или его изменение. Мы, как общество, должны научиться рациональнее делать выбор. Разумность закона зависит, отчасти, по крайней мере, от того, не перевешивают ли выгоды издержки, как явные, так и побочные, от его принятия. Если издержки все вместе преобладают над пользой, тогда закон следует менять. И если издержки существующей правовой системы гораздо больше издержек альтернативы, тогда есть смысл подумать об альтернативе.

Я тут не глупости проповедую: дескать, надо отменить закон, если люди его нарушают. Разумеется, количество убийств чрезвычайно снизится, если легализовать убийства по средам и пятницам. Но смысла в этом не будет никакого, потому что убийство есть злодеяние в любой день недели. Общество поступает верно, запрещая убийства всегда и везде.

Я имею в виду то, что демократические общества исповедовали поколениями, а мы не так давно стали забывать. Власть закона опирается на людей, его соблюдающих. Чем чаще и неоднократнее мы, как граждане, набираемся опыта нарушений закона, тем меньше мы закон уважаем. Очевидно же, что в большинстве случаев, суть в самом законе, а не в уважении к нему. Мне наплевать, испытывает ли насильник уважение к закону, я хочу поймать его и посадить за решетку. Но уважение закона моими студентами меня волнует. И я обеспокоен, если правовые нормы сеют растущее неуважение к закону из-за его крайностей. Двадцать миллионов американцев уже достигли совершеннолетия, с тех пор как интернет ввел в жизнб новое понятие "обмена". Надо уметь относиться к этим двадцати миллионам как гражданам, а не как к преступникам.

Когда, по меньшей мере, сорок три миллиона граждан качают контент из интернета и пользуются инструментами для комбинирования этого контента способами, нерезрешенными правообладателями, первый вопрос, которым следует задаваться, - не о том, как лучше подключить к делу ФБР. Первым на повестке должно значиться другое: необходим ли данный запрет на самом деле, для того чтобы уладить проблемы с авторскими правами. Есть ли другой способ обеспечить выплаты артистам, не предусматривающий превращения сорока трех миллионов американцев в преступников? Куда подевался здравый смысл, если такие способы есть, а Америку, тем не менее, превратили в криминальную нацию?

Эту абстрактную идею можно уяснить на отдельном примере.

У нас у всех имеются компакт-диски. Многие из нас по-прежнему хранят грампластинки. Эти куски пластмассы заключают в себе музыку, которую в определенном смысле мы покупали. Закон охраняет наше право приобретать и продавать эту пластмассу. Не будет никакого нарушения копирайта, если я продам все свои пластинки с классической музыкой в комиссионный магазин, а вместо них накуплю джазовых. Такое использование записей не возбраняется.

Однако как показало безумие вокруг МР3, есть и еще одно использование фонографических записей, являющееся действительно свободным. Так как эти пластинки выпущены без применения технологий защиты от копирования, я "волен" копировать (или "нарезать") музыку с этих дисков на компьютерный жесткий диск. В действительности, корпорация Apple зашла так далеко, что даже посчитала такую "свободу" правом: в своей серии рекламных роликов Apple восхваляла способности цифровых технологий "нарезать, компилировать, переписывать".

Подобное использование моих пластинок, конечно, ценно. Я начал гранидиозный домашний проект по оцифровке всех компакт-дисков, моих и моей жены, для хранения в одном архиве. После этого, использовав Apple iTunes или замечательную программу под названием Andromeda, мы можем составлять различные плейлисты из нашей музыки: Бах, барокко, лирические песни, любимые песни знаменитостей - потенциал здесь неисчерпаем. Удешевив стоимость создания плейлистов, программные технологии способствуют появлению творчества микширования, которое само по себе независимо ценно. Сборники песен креативны и значимы по-своему.

Такое использование возможно благодаря незащищенному медиа на компакт-дисках или пластинках. Но незащищенные медиа также обеспечивают возможность файлообмена. Файлообмен угрожает (по крайней мере, в этом уверена индустрия контента) возможности авторов честно зарабатывать на своем творчестве. Таким образом, многие стали экспериментировать с разработками, призванными исключить из нашей жизни незащищенные медиа. Такие технологии, например, позволят выпускать компакт-диски, которые нельзя скопировать, или распространят шпионские программы, способные идентифицировать скопированный контент на пользовательских машинах.

Если подобные технологии разовьются, построение больших домашних архивов музыки сильно осложнится. Можно вращаться в хакерских кругах и заимствовать там технологии для отключения защитных механизмов. Обмен подобными технологиями взлома нелегален, но вас это, может быть, и не беспокоит. В любом случае, для подавляющего большинства людей защитные технологии поставят крест на возможности архивирования компакт-дисков. Другими словами, технология силой загонит нас обратно в мир, где слушать музыку можно, либо манипулируя кусками пластмассы, либо оставаясь в рамках чрезвычайно сложной системы "управления цифровыми правами".

Если единственным способом обеспечить выплаты артистам является устранение возможности свободно перемещать контент, тогда технологии, препятствующие данной свободе, оправданы. А что если есть другие средства обеспечить оплату творчества, не запирая всякий контент на замок? Что если, например, другая система предоставит исполнителям компенсации, одновременно сохраняя для всех доступность свободного перемещения контента?

Моя цель сейчас в том, чтобы доказать, что подобная система существует. Я предлагаю версию такой системы в последней главе этой книги. На данный момент моя мысль относительно непротиворечива: если бы другая система позволяла достичь тех же правовых целей, что и существующая система копирайта, но при этом оставляла потребителям и авторам куда больше свободы, тогда у нас появился бы очень хороший повод придерживаться такой альтернативы, то есть свободы. Выбирать, другими словами, предстоит не между собственностью и пиратством, а между разными системами собственности и свободами, которые те предоставляют.

Я уверен в существовании способа обеспечить гонорары артистам без превращения сорока трех миллионов американцев в преступников. Самая яркая черта подобной альтернативы заключается в том, что она приведет к появлению совершенно другого рынка производства и распространения творчества. Доминирующее меньшинство, которое сегодня контролирует практически всю сферу дистрибуции контента в мире, больше не сможет осуществлять подобный абсолютный контроль. Скорее всего, они разделят судьбу гужевых повозок.

Правда, следует признать, что производители телег нашего поколения уже оседлали Конгресс и правят закон для защиты себя от новых форм конкуренции. Для них выбор стоит между клеймением сорока трех миллионов американцев преступниками и собственным выживанием.

Понятно, почему они поступают так. Непонятно, почему наша демократия продолжает им потворствовать. Джек Валенти очаователен, но не настолько, чтобы оправдать отход от традиции такой глубокой и важной, как свободная культура. Есть и еще один аспект этой коррупции, особенно важный для гражданских свобод и являющийся прямым следствием любой запретительной войны. Как указывает адвокат Фонда электронного фронтира Фред фон Ломан, это "побочный ущерб", который "возникает, как только превращаешь большуой процент наседения в преступников". Это косвенный вред для гражданских свобод в целом.

"Если можно отнести кого-либо к предполагаемым нарушителям закона, - объясняет фон Ломан, - то внезапно в той или иной степени испаряются многие основные гражданские свободы… Если нарушаешь копирайт, то как можно надеяться на соблюдение конфиденциальности? Когда нарушаешь авторские права, можешь и не мечтать о надежной защите от посягательств на личный компьютер. Можешь забыть о доступе в интернет… Наша восприимчивость меняется, как только мы подумали: "О, ведь этот человек преступник, нарушает закон". Чего добилась вся эта кампания против файлообмена, так это превратила существенный процент американских интернет-пользователей в нарушителей закона".

И следствием это обращения амерканского населения в криминалитет стала тривильная, само собой разумеющаяся эрозия конфиденциальности, на которую многие полагаются.

Интернет-пользователи столкнулись с этим, в общем, в 2003 году, когда RIAA организовала свою первую кампанию по принуждению провайдеров к выдаче персональных данных пользователей, которые, по мнению RIAA, нарушали закон об авторских правах. Verizon воспротивилась этому требованию и проиграла. Простым судебным запросом и безо всякого уведомления самого пользователя данные о нем были раскрыты.

Затем RIAA расширила своб кампанию, обнародовав свою генеральную стратегию судебного преследования отдельных пользователей интернета, подозревающихся в скачивании защищенной копирайтом музыки из файлообменных сетей. Но как мы уже видели, потенциальные суммы возмещения ущерба в подобных исках просто астрономические. Если домашний компьютер использовали для загрузки всего одного музыкального компакт-диска, семью могут наказать на два миллиона долларов. Это не остановило RIAA, которая продолжила подавать в суд на такие семьи, как это было с иском против Джесси Джордана.

Даже это еще преуменьшает размах шпионажа, развязанного RIAA. В отчете CNN в конце лета прошлого года описывается стратегия, которую применяла RIAA для выявления пользователей "Напстера". Использовав сложный алгоритм хэшинга, RIAA сняла, так сказать, "отпечатки пальцев" с каждой песни в каталоге "Напстера". Любая копия тех МР3-файлов имела такой “отпечаток”.

Итак, представьте себе следующий совсем не невероятный сценарий. Подружка дает вашей дочери компакт-диск со сборником песен. В точности такой же, как кассеты, которыми вы сами менялись в детстве. Вы не знаете, и ваша дочь тоже понятия не имеет, откуда взялись эти песни. Однако она копирует их на свой компьютер. Затем она идет со своим компьютером в колледж, там подсоединяется к школьной сети, и если этот колледж "сотрудничает" со шпионами из RIAA, а ваша дочь как следует не защитила свои данные (вы сами-то умеете это делать?), то RIAA сможет идентифицировать вашу девочку как "преступника". А по правилам, которые начали вводить в университетах, ваша дочь может лишиться права пользования университетской компьютерной сетью. В некоторых случаях ее могут и исключить.

Ну, разумеется, у нее есть право на защиту. Можете нанять для нее адвоката (за триста долларов в час, если повезет), и ваша дочь может сослаться на то, что ничего не знала о происхождении тех песен или о том, что они из "Напстера". Вполне возможно, что в университете ей поверят. А могут и не поверить. Эту "контрабанду" могут истолковать как презумпцию вины. И, как это уже узнали ряд студентов колледжей, наши представления о презумпции невиновности испаряются в ходе сражений запретительных войн. Эта война не исключение. Вот что говорит фон Ломан:

"Итак, когда речь идет о сорока-шестидесяти миллионах американцев, являющихся, по сути, нарушителями копирайта, создается ситуация, в которой гражданские права всей этой огромной массы людей оказываются, в принципе, под угрозой. Не думаю, что есть еще какая-либо аналогичная ситуация, когда можно наугад на улице остановить любого прохожего и с уверенностью объявить его совершающим незаконные действия, за которые его можно привлечь к уголовной ответственности или административной - в виде штрафа в размере сотен миллионов долларов. Разумеется, мы все превышаем скорость, но за такое нарушение правил дорожного движения нас обычно не лишают гражданских свобод. Некоторые употребляют наркотики (и мне это представляется наилучшей аналогией), однако, как заметили многие, война против наркотиков привела к эрозии всех наших гражданских свобод, потому что в ней многие амриканцы расценивались как преступники. Я думаю, вполне уверенно можно утверждать, что файлообменом занимаются куда больше американцев, нежели потребляют наркотики… Если сорок-шестьдесят миллионов стали нарушителями закона, тогда мы действительно очутились на очень скользком склоне, по которому можно скатиться туда, где гражданские свободы огромного количества людей просто исчезнут".

Если сорок-шестьдесят миллионов американцев по закону считаются "преступниками", а закон мог бы добиться той же цели обеспечения прав авторов без подобных крайностей, то кто же злодей? Американцы или закон? В чем же настоящая Америка - в постоянной войне с собственным народом или в согласованных усилиях нашей демократии во имя изменения закона?

- Лоуренс Лессиг, "Свободная культура", М.: Фонд "Прагматика культуры", 2007. ISBN 5-98392-009-X. Перевод Олега Данилова под ред. Виктора Ильина.