Голубятня: Львiв-2

Культур­-повидло сегодня посвящено поездке на выставку книгоиздателей, которая проходила в начале сентября во Львове. Как­-то так вышло, что никогда не бывал раньше в Западной Украине. Исколесил Украину вдоль и поперек, а вот в Западэнском крае - не довелось.

Культур­-повидло сегодня посвящено поездке на выставку книгоиздателей, которая проходила в начале сентября во Львове. Как­-то так вышло, что никогда не бывал раньше в Западной Украине. В Средней Азии бывал, и не раз, в Прибалтике бывал, Белоруссии, в Грузии бывал и в Азербайджане. Разумеется, исколесил всю Украину и Молдавию — вдоль и поперек, а вот в Западэнском крае не довелось.

Большинство поездок пришлось на эпоху СССР, когда работал переводчиком в двух Союзах (кинематографистов и писателей) — катал румынские и американские «мозги нации» по городам­весям, синхронил фильмы, ну и тому подобное. Путешествия эти казались мне в свое время великим инструментом для познания мира, хотя никаких иных — более глубоких — чувств не вызывали. Оно не удивительно: Прибалтика, Казахстан, Азербайджан мне просто не нравились, Грузия и Белоруссия — не нравились активно, Узбекистан — в общем, неплохо, но уж очень там весь жизненный уклад был организован по-байско­азиатски. Да и фильмы наивного и искреннего Эльёра Мухитдиновича Ишмухамедова («Прощай зелень лета» и «Шок») усиливали неоднозначность восприятия. Как бы то ни было, ни в одном месте лишний день проводить не хотелось, а уж чтобы задержаться на месяц­-другой — и речи быть не могло.

Из всего советского пространства мне активно нравилась Молдавия (что тоже понятно — родина), Москва (когда­-то — все 80-е и в начале 90-х — сильно любил этот город), Киев и Крым. Восприятие географии, согласитесь, более чем странное, а потому тему глобального переваривания постсоветского пространства дальше углублять не станем, хватит и того, что уже выложил: ну странный человек, что с него взять­-то? Возвращаемся теперь к Западэнскому краю. Украина — территория одновременно органичная и пёстрая. Скажем, восточные области, в моем представлении, вообще никак не отличаются по духу от России, той, что по соседству. Крым — эдакое мучительное не-пойми-что (в этнокультурно-политическом отношении), Одесса — целиком особняком, Киев — изумительная имперская копия Москвы с мягкой выразительностью, привнесенной климатом и украинскими чертами характера. В этой зарисовке мне всегда не хватало заключительного мазка — того самого Западэнского, знание которого ограничивалось СМИшной мифологией про «оранжевую революцию» и «замордованного москалика»¹.

Образ западэнского врага, методично рисуемый россиянской телевизией, дополнялся рассказами россиянских же путешественников о западэнской ненависти к «москалям»: «Отказываются даже разговаривать с тобой по-­русски, когда к ним обращаешься за помощью на улице!» Образ этот, однако, вступал в неразрешимое противоречие с наблюдениями моих украинских знакомых и товарищей, которые в один голос утверждали: доброжелательность, мягкость и дружелюбие возрастает на Украине с востока на запад.

Во Львове я провёл всего ничего — два дня. Уезжал с мыслью, что обязательно вернусь сюда следующим летом для более обстоятельного погружения в реальность. Однако и выпавшего срока мне хватило, чтобы составить собственное представление об этом городе и самой территории (Западэнском крае) в плане этнографическом, национальном, культурном и политическом. Разумеется, представление это чисто интуитивное, хоть и строится на опыте интенсивного общения: за два дня, кажется, переговорил с полусотней людей — на улицах, в магазинах, в автобусах, трамваях, на выставке, в кафе, в гостинице, на привокзальной площади — короче, где только мог и при малейшей же оказии.

Начну с самого города. Понимаю, что фотографиями невозможно передать полноту впечатлений и — главное! — тональность переживания времени. Потому непосредственно за визуальным наполнением отсылаю читателей в знакомое (по индийским зарисовкам) место — sgolub.imgsrc.ru, здесь же ограничусь общей констатацией: Львов мне запомнился как самый красивый город на территории бывшего СССР. Разумеется — только тех мест, где довелось побывать. По архитектуре, топографии, уюту, душевному комфорту и органичной камерности я бы сравнил Львов разве что только с Веной или Прагой.

Львов мне понравился больше Бухареста, больше Будапешта, много больше Софии, Загреба, Любляны, Граца, Белграда, Афин. Что там ещё есть в средней Европе из виденного? Больше Калининграда, больше Риги, Таллина, Вильнюса. Разумеется — больше Питера: холодного неприветливого и предельно неуютного города (мои ИМХИ, всё не более чем мои ИМХИ).

Поймите правильно: все перечисленные города, которые имел счастье посетить, бесконечно красивы и выразительны, каждый по­-своему. Делаю эту ремарку, поскольку на форуме после публикации в «Голубятне Онлайн» подборки львовских фотографий многие сделали странный вывод: мол, Старый Голубятник заявил, что Львов красивее Праги. Что за чушь несусветная! Моя мысль: западэнский город открылся мне в тональности, которая ближе, теплее и комфортнее, чем прочие объективно красивые и неповторимые города средней Европы!

Возьмем, к примеру, Белград, который долгое время оставался моим фаворитом в плане внутреннего комфорта. Я прожил в Белграде около месяца и за это время посетил, кажется, все мыслимые и немыслимые увеселительные заведения, кафе, музеи, парки, супермаркеты и спальные микрорайоны столь близкого мне по духу города. Сами понимаете, никакого сопоставления с двумя днями во Львове быть не может. Меж тем этих двух дней хватило, чтобы фаворит сменился. Почему так случилось? Понятия не имею! И — главное — не хочу даже знать и рационализировать ощущения.

Есть, однако, небольшой нюанс. Невозможно рационализировать дух города — это правда. Зато вполне возможно воспроизвести смысловой контекст, в котором этот дух пробуждается и открывается тебе, казалось бы, на ровном месте. В случае Львова подобным контекстом явилась для меня неожиданная мысль: «Ведь это же «Остров Крым!»

В полном соответствии с вольной исторической гипотезой Аксёнова Львов явил себя одновременно и вопросом («что бы было, если…»), и ответом. Ответом на все сослагательные наклонения истории. Понимаете, о чем я? Сложись история иначе, Львов мог бы и должен был стать культурным центром нашей цивилизации. Под словом «нашей» подразумеваю все три этнокультурные ветви — русскую, белорусскую и украинскую.

Дело не в том, что во Львове похоронен Иван Федоров, который считается основоположником печатного слова как в Московском княжестве, так и в Галичине. Дело в магической атмосфере города, в которой ощущается колоссальный заряд, выстреливший вхолостую. Заряд, чья энергия прошла мимо Великой Руси. А вместе с этим зарядом мимо прошло и внутреннее органическое единство Великой Руси с европейской цивилизацией! Именно органическое, а не дегенеративно-насильственное - через чудовищно натужное прорубание никому не нужных и не понятных окон на костях и болоте, и не провинциально-заискивающее — через адаптацию чуждого языка, на котором парлекала генетическая элита нации больше века, а именно органическое соединение с родственной цивилизацией. Родственной по происхождению, по крови, по географии, наконец. Но история распорядилась иначе. Вместо протестантских соборов, католических храмов, иезуитских монастырей, которые сожительствуют во Львове на одних и тех же улицах с прекрасными православными церквами, мы получили то, что получили: мезальянс креста и полумесяца. Сегодня даже теоретическая база под этот мезальянс сварганена — евразийство называется.

Именно в этой точке мое личное мировосприятие кардинально расходится с текущим официозным мейнстримом. Для меня Россия евразийская — это то, что мы имеем сегодня в Москве со всеми неотъемлемыми атрибутами: это — империя, это — тоталитарная власть, которая — sic! — ни в коем случае не навязана сверху или извне, а пронизывает мироощущение самого народа — от правителей до последнего бомжа, это — байство, это — жестокость, это — жесткая иерархия социальных отношений, которая, опять-таки, проявляется не во внешне навязанных политических ограничениях, а в знании каждым сверчком своего шестка, это — олигархический государственный капитализм.

Нет нужды перечислять атрибуты России евразийской — вы сами их знаете лучше моего. Посему сразу перехожу к главной крамоле: в моем представлении Россия европейская (не французско­нижегородская, а именно европейская: по крови и рождению) — это Западэнский край вместе со своей столицей — Львовом! Львов мне открылся в виде нереализованной в настоящей истории блистательной европейской судьбы России. Не татаро-­монгольской Российской империи (с её реализацией как раз всё в порядке), а именно России как наследницы великого ганзейского вольного Новгорода, правителей­-варягов и Киевской Руси.

Стоит ли удивляться, что во Львове я видел не то, чем тычут в глаза СМИшные политагитаторы из Великороссии (зацените фотоотчет о львовской книгоиздательской выставке на lenta.ru — обхохочетесь: lenta.ru/photo/2009/09/12/lviv) — ужасы УНА­УНСО, бригады СС и ненависть к «москалям», — а совершенно, ну совершенно другое! Полярно противоположное как по знаку, так и по эмоциональному наполнению. Я видел народ, который страстно любит свою культуру, свой язык, читает на этом языке, говорит на нём (а не мучается — как нам тут пытаются навешать лапшу на уши), учится на нем и в школе и в университете. Народ спокойный, мягкий, вежливый, приветливый, добрый, услужливый, нежёсткий.

Любят «западэнцы» «москалей»? Конечно, не любят! А с какой стати им их любить?! Что хорошего «москали» им сделали? Ровным счетом ничего. Если не считать целенаправленного, планового отказа строить какие­-либо автомобильные дороги на территории западной Украины в эпоху советского кошмара. Оно понятно — стратегически опасное строительство: не дай бог, немцы или ещё кто прокатится по гладким шоссе. Другое дело — наши танки.

«В Западной Украине небезопасно говорить по-русски!» — это я слышал изо всех агитационных дыр до поездки во Львов. Мои личные впечатления? Про безопасность — вопиющая хрень, которую и обсуждать противно. Сам же факт говорения на русском — некомфортно. Вот как-­то так. То есть я заговаривал направо и налево. Люди в возрасте отвечали кое-­как с грехом пополам, хотя и было видно за версту, что мучаются, с трудом подбирают нужные слова. Из тех, кто моложе тридцати лет (по крайней мере, из тех двадцати­тридцати человек, к кому обращался на улице), по­-русски не говорил никто. И не понимал. Честно не понимал, а вовсе не прикидывался, как бы это ни хотелось представить в Москве.

То, что русский язык можно легко не понять, становится очевидным, лишь только послушаешь украинскую мову в западэнском диалекте. Мигом осознаешь, что все ранее слышанное в Киеве ли, в Одессе ли — не язык вовсе, а так: меланж из южнорусского суржика. Настоящий украинский язык не более понятен русскому уху, чем чешский, словацкий или польский. Видно, что родственный, но из пяти слов похоже звучат от силы одно­-два. Соответственно, все сказанное справедливо и в обратную сторону: западному украинцу понимать русский язык ничуть не проще. Уж поверьте на слово профессиональному филологу.

Ситуация «не хотят отвечать по-русски» меня, однако, больше интересует не в контексте филологических оправданий, а по самой постановке вопроса. Ситуация, кстати, легко расширяется и на документированные факты туристического dis-communicado в Прибалтике. Так вот: почему кто-то где-то за пределами Российской Федерации вообще должен ХОТЕТЬ говорить (отвечать, спрашивать и т. п.) по-русски?! С какой такой стати? Сама постановка вопроса либо абсурдна, либо непременно выдает имперские амбиции.

Если прибалтийский абориген знает русский язык, но на ваш вопрос, заданный по-русски, не отвечает, этот абориген просто хам. То же относится к западэнским аборигенам. Знаешь язык и не откликнулся, не протянул руку помощи — значит, хам. И больше ничего. Объективные причины и оправдательные поводы для подобного хамства мы сейчас не рассматриваем. Однако ни при каком раскладе абориген не обязан отвечать по-русски! Под раскладом понимаю реально сложившийся status quo: политический и исторический.

Вообще же, в этом отношении полезно было организовать массовые туристические вылазки соотечественников в Австрию или там Великобританию. В плане обучения преодоления имперских комплексов. Уж какая была Величайшая Британская империя, где в прямом смысле слова никогда не заходило солнце, но и та кончилась. И ничего — смирились, пережили и больше не требуют, чтобы индусы разговаривали на английском языке.

Знаете, кстати, почему не требуют? Потому что индусы сами добровольно разговаривают по-английски и полагают за счастье! Вот чему учиться-то надо у атлантистов: опыту превращения территориально-политических империй в духовно-экономические! Стимулы неодолимые нужно возбуждать у населения бывших советских республик для говорения по-русски. Экономические стимулы, культурные, духовные. А не рявкать по инерции, вызывая у одних раздражение, у других — смех.

Короче говоря, поездка в Западэнский край и Львов преподала мне бесценные исторические и культурологические уроки. Добавила мудрости и понимания, терпения и терпимости. Этими уроками я и поделился сегодня с читателями­-соотечественниками, рискуя в очередной раз вызвать недовольство читателей на сопредельных территориях. Иначе, впрочем, никак не получается: пишу я всегда для своих и мир вижу всегда со своей колокольни. Как бы эта колокольня ни была индивидуально окрашена, по сути своей и в сухом остатке она непременно остается своей.

"Компьютерра" №36 (800)

1. Так, между прочим, называется одно из блюд в одном из львовских кафе. [назад ].