Василий Щепетнёв: Разница восприятия
АрхивКолонка ЩепетневаБольшой поэт денег мельче десятки в руки не берёт. А когда берёт, то за деньги их не считает. И потому пишет стихи от чистого сердца.
Год одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. Принято решение "О постройке самолётов Ту-144 с улучшенными лётно-техническими характеристиками". Советский Союз в очередной раз поддерживает братские режимы Ближнего Востока. Останкинская телебашня царапает облака. На экранах страны – новая кинокомедия "Кавказская пленница". Радио, телевидение и печать разъясняют народу всемирно-историческое значение пятидесятилетия Великой Октябрьской революции. Страна достигла вершины.
По радио я, в то время юный пионер, услышал стихотворение Андрея Вознесенского:
"Я не знаю, как это сделать,
но, товарищи из ЦК,
уберите Ленина с денег,
так цена его высока!"
Однако! Убрать Ленина! Это что же будет?
"Я видал, как подлец
мусолил по Владимиру Ильичу.
Пальцы ползали малосольные
по лицу его, по лицу!"
По лицу? Ленину? Дерзость, переходящая в кощунство. Неужели враги захватили радио? К счастью, последнее четверостишие расставило всё по местам:
"Ленин – самое чистое деянье,
он не должен быть замутнён.
Уберите Ленина с денег,
он – для сердца и для знамён!"
Для знамён – это хорошо, это понятно. А вот как насчёт денег?
Радио успело поведать и о доярке, выполнившей пятилетку в два года, и о токаре, освоившем новый станок, а я всё думал, думал… Потом полез в ящик стола, где хранил сбережения. Медяки – одна, две, три, пять копеек. Ленина нет ни на аверсе, ни на реверсе. Серебро: десять копеек, пятнадцать, двадцать, полтинник, рубль (серебра в них давно не водилось, а название осталось). Опять без Ленина.
Открыл хозяйственный кошелёк. Рубль бумажный. Трёшка. Пятёрка. И здесь нет Ленина. С каких, собственно, денег просит убрать Ильича поэт?
Вечером я получил ответ: мне показали красную десятку. То есть я её и раньше видел, издали. А тут пригляделся. Вот он, родной и близкий!
– А ещё Ленин есть на двадцатипятирублёвой купюре! – сказали мне. Но бумажку не показали. Не было такой в доме. Двадцать пять рублей в ту пору считались деньгами неходовыми, неудобными. Во всяком случае, в сельской местности. В сельской местности царил трояк. На три рубля можно было купить продуктов на всю семью. Для людей вольных, мыслями о семье необременённых, трояк составлял бутылку московской водки, два восемьдесят семь, а остаток шёл на плавленый сырок. Или две большие бутылки портвейна и гору закуски. Я ни водки, ни портвейна в пионерах не пил, зато недавно купил сборник "Фантастика–64", он обошелся аккурат в семьдесят копеек.
Пятидесятирублёвые же бумажки, тем более сотенные, шли по разряду легенд и преданий. Я понял: большой поэт денег мельче десятки в руки не берёт. А когда берёт, то за деньги их не считает. И потому пишет стихи от чистого сердца. Но чтобы его понять, необходимо самому приподняться над действительностью, представить себя в мире красных и сиреневых купюр. А если мы не в состоянии достичь просветления, то и виноваты мы, а не поэт.
И впредь, изучая литературу, историю и прочие гуманитарные науки, я пытался почувствовать другого человека. Автора, полководца, политика. Иногда получалось. Или я думал, что получалось. Тогда становилось ясно, отчего Наполеон остался на острове в океане, по какой причине Маяковский взялся за револьвер и почему Сталин не обменял советского солдата на гитлеровского генерала. Эта ясность была сродни ясности святого Августина, не допускавшего существования антиподов, но я был рад и такой. Сухой факт превращался в событие, а событие и запомнить легче, и понять.
Но в каждом событии обыкновенно не один участник, а несколько. И необходимо ощутить состояние каждого. Вот хоть тот же пример с деньгами. Пусть у одних на руках крупные деньги, деньги с Лениным, а у других полтинники да рубли, и то лишь до обеда. И если кто-то из первых хочет убрать Ленина с денег, то второй в ответ в лучшем случае говорит: "Мне бы твои заботы", - а в худшем посылает новатора по нашему, по-чернозёмному. Ленин, понимаешь, ему не нравится на червонце!
Первые, пожалуй, обвинят вторых в узости кругозора, в стремлении к сытой и спокойной жизни, в нежелании бороться за высокие идеалы. Ну и что? Сытые настолько часто обвиняют других в стремлении к сытости, что невольно думаешь: это они за свою кормушку переживают, не иначе. Призывают затянуть пояса те, у кого золотые пряжки. Умирать под Москвой посылают тех, кому в Москве места нет. А тех, кто посылает, ждут самолёты, готовые в случае неудачи лететь в Самару, в Лондон, в Берлин – в зависимости от ситуации.
Сколько голов, столько и умов, считают оптимисты. Каждый ум оценить трудно, да и нужды нет. Учитываются общие тенденции, коллективное бессознательное и коллективное сознательное. Желательно и первым, и вторым управлять, на то были и есть инженеры человеческих душ. Песней ли, рассказом, телесюжетом или же кинофильмом возбуждаются нужные эмоции, а эмоции лишние, мешающие – гасятся. И вчера ещё спокойные кварталы начинают закипать, готовые как на погром, так и на жертвенную смерть под Москвой. Или, напротив, кипящие кварталы остывают, пар конденсируется, затем превращается в иней, а гнилая рыба, оставаясь гнилой, на морозе теряет присущий ей запах. До следующей оттепели.
И всё-таки… Хорошо было иметь единственно верное учение. Куда как лучше, чем не иметь никакого учения вовсе. В отсутствие единственного верного для масс учения нет и единственно верного для масс направления. Следовательно, нет и движения масс. Нет, движение, пожалуй, есть, но оно – броуновское. Каждый движется сам по себе, меняя вектор ежемгновенно, а результат предсказуем.
Но если нет учения массового, вдруг да есть учение элитарное? Очень интересно, чем руководствуются люди, достигшие вершин власти. Диалектическим материализмом? Протоколами сионских мудрецов? Тайной доктриной госпожи Блаватской? Или учение настолько закрытое, что само упоминание о нём тут же навлекает на беспечного искателя истины кирпич, сосульку или взбесившийся трамвай?
За неимением верного или даже сомнительного учения приходится жить собственным умом. Действительно, можно ли в качестве жизненаправляющих выбирать предлагаемые массам лозунги "Не дай себе засохнуть", "Живи настоящим, смотри футбол" и "Ведь я этого достойна!", подразумевая под этим коробочку румян или палочку помады? Сами по себе и подслащённая крашеная водичка, и румяна - штуки хорошие, но ведь маловато будет. И даже футбол – маловато. После занятий, в выходной погонять мячик неплохо, но ведь не играть зовут, а только смотреть.
Вот и держимся родового, унаследованного: "Возделывай свой сад, а на чужие вишни не заглядывайся".
Не так давно в одном московском государственном учреждении здравоохранения сменили главного врача. Название учреждения особого значения не имеет, смена главврача – штука обычная. Сменили и сменили, кончился контракт, что ж такого. В некоторых странах президентов меняют - и ничего, солнце по-прежнему всходит и заходит, а тут – главный врач. Но появилось обращение на сайте того самого государственного учреждения, призывающего всех честных коллег страны встать на защиту главврача. Писать письма. И подписываться. Привели аргументы в пользу того, что увольняемый главврач – профессионал, при котором учреждение живёт и процветает. Зарплата, к примеру, под его руководством возросла вдесятеро против прежней.
Тут-то отсутствие единственно верного учения и сказалось. Всяк стал мерить новость на себя. И слова о десятикратном повышении зарплаты для многих честных коллег оказались решающими. У тех, московских, и прежде зарплаты отличались в лучшую сторону, а десятикратно возросшие – это сколько же будет? Им ли, живущим от аванса до зарплаты, сочувствовать вам, просить за вас, да ещё подписываться? В провинции вообще не очень любят подписываться под воззваниями. Мало ли чем обернётся.
И не подписались. "Мы, неподписавшиеся…".
В результате всё кончилось хорошо. Никаких обещанных забастовок, никаких стихийных волнений не случилось. Новый главный врач работает, подчинённые довольны. Подчинённые всегда довольны начальством, в этом их единственное спасение – быть довольными.
Вернусь к одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмому году. То ли так совпало, то ли это был ответ власти поэту, но Госбанк СССР в конце года выпустил металлические полтинники и рубли с Лениным. Теперь каждый, независимо от достатка, мог ползать пальцами "по лицу его, по лицу!". Кстати, нет единодушия, на реверсе находится Ленин или на аверсе монеты. Как посмотреть.
