Василий Щепетнёв: Принцип Лайки

АрхивКолонка Щепетнева

Время не деньги, его не напечатаешь. Дефицит времени придётся компенсировать из других источников. У врача ничего, кроме больного, нет. Значит, за счёт больного и компенсируют.

Минувшую пятницу, не исключаю, тоже назовут чёрной. Назовут не политики, не бизнесмены, а медики, потому следует надеяться, что обойдется без обвала рубля, массовой скупки соли и появления танков на улицах и площадях.

А случилось вот что: с пятницы в России введены больничные листы нового образца. Казалось бы пустяк, подумаешь, новый больничный. На моей памяти государственный гимн, конституцию поправляли несколько раз, города переименовывали, однако никто не печалится. Правда, слов российского гимна толком никто и не знает, у кого Сталин в гимне, у кого Ленин, у кого Бог – ну, совсем как в басне Крылова. Кто в облака тянет, кто назад пятится.

Но сейчас не о гимне речь, а о больничном. Больничный лист в жизни обыкновенного человека значит много больше, нежели гимн. Как-то нет у обыкновенного человека привычки петь гимн, не выработалась. А брать больничный иногда приходится, если работа позволяет. Потому дело касается многих.

Появление нового бланка объясняют двумя причинами. Первая – он более защищен от подделок, нежели его предшественник. Хотя… Когда говорят о фальшивых больничных, обычно подразумевают неправомерно выданный листок временной нетрудоспособности. То есть его не дома на принтере отпечатали, а дали в поликлинике или стационаре тому, кому больничный не полагается. Например, здоровому человеку. Причины разные – личная приязнь, приказ начальства, оказанное давление или же корысть. Последнее наиболее вероятно. И здесь никакие дополнительные завитушки и вкраплённые волокна не помогут.

Вторая причина – переход к электронному документообороту.

Ещё в восьмидесятые годы мой коллега подсчитал, что при ответственном отношении к делу за смену врач по количеству написанных знаков выполняет норму работника машинописного бюро. Только ремингтонист производит знаки при помощи пишущей машинки, а врач – от руки. Ремингтонист пользуется чужим текстом, а врач генерирует свой. И, наконец, от ремингтониста ничего другого и не требуют, а у врача обязанностей достаточно: помимо заполнения документации он должен и с больными работать, и санитарно-просветительскую пропаганду вести, а кое-где и халаты стирать, и даже полы мыть. (Правда-правда! Рабочий класс, к которому традиционно относят санитарок, не зря называют передовым: смекнув, что у сегодняшнего здравоохранения впереди ничего приятного нет, люди смело устремились мыть полы в иные места. Чтобы не пропасть в грязи, швабры в руки берут гнилые интеллигенты.)

Но поскольку всякое действие порождает противодействие, врачебная скоропись привела к появлению врачебного почерка. В годы застоя документы заполняли скверно, изобретая немыслимые сокращения или просто опуская необходимые детали. В двадцать первом веке такое не проходит: работники от медицинского страхования за небрежное ведение документации наказывают рублём, и потому документ в списке приоритетов стоит куда выше больного.

Первого июля то, о чём долго мечтали передовые умы, почти свершилось: лечебные учреждения перешли, пусть отчасти, на машинно-читаемую документацию.

Новый больничный лист, в отличие от старого, пригоден для машинного чтения – по крайней мере, теоретически. Для этого заполнять листок требуется не по старинке, а печатными буковками, практически чертёжным шрифтом, помещая каждую буковку строго в определённую клеточку. Вылезать за пределы клеточки не допускается. Исправления не допускаются. Заполнять бланк предписано чёрными гелевыми ручками, шариковые не допускаются.

Тут-то и главная печаль.

Что новый бланк листка нетрудоспособности заметно больше прежнего – не беда. Проблема в том, что читать его будет машина, а писать обязан человек. Врач или специально назначенный служащий. Как и прежде. И вот в пятницу люди со всевозможным старанием начали заполнять соответствующие поля. Казалось бы, ничего сложного, но получалось скверно. Страх совершить ошибку приводил к тому, что ошибки совершались чаще прежнего, и какие ошибки! Доктор Петров, к примеру, зеркально написал букву "Я" в собственной фамилии!

Бланков мало, неизвестно, когда придет следующая партия, и цена каждого бланка объявляется, в зависимости от раздражения, от ста до восьмисот рублей. Сегодня из зарплаты за испорченные бланки не вычитают, но послезавтра – как знать.

Народ стонал, пил валидол и грозился сменить место работы. Вряд ли. Кто мог, уже давно уволился. Волнение уйдет, появится автоматизм, и число испорченных бланков снизится до приемлемой доли. Однако в любом случае времени на заполнение листа будет уходить втрое против прежнего. Но время не деньги, его не напечатаешь. Дефицит времени придётся компенсировать из других источников. Каких? У врача ничего, кроме больного, нет. Значит, за счёт больного и компенсирует.

Обещают, впрочем, в выражениях не вполне определённых, что и заполнять больничные листы будут машинным способом.

Вопрос один – куда спешить, зачем говорить "б", не сказав "а"? Почему бы сначала не создать полноценную систему, облегчающую, а не усложняющую процесс документооборота, а уж потом и внедрять новую форму?

Третьего ноября 1957 года на околоземную орбиту был выведен спутник с собакой Лайкой на борту. Аппарат в принципе не мог приземлиться, четвероногий космонавт изначально был обречён на гибель. Планировался многодневный эксперимент, однако из-за перегрева кабины Лайка умерла на первых же витках. Тем не менее целую неделю сообщали, что полёт проходит нормально, штатно, по программе.

Полагаю, что принцип Лайки не забыт и сегодня. Главное – запустить, а там хоть не возвращайся. Реформа здравоохранения, рапортуют чиновники, проходит штатно. Новая форма листков нетрудоспособности – лишь звено в преобразовании больничного мира.

Кому-то ради пользы дела нужно побыть и Лайкой.

Я не о врачах.