Василий Щепетнёв: Сливы Толстого Льва

Ну, как и в самом деле не достанется сливы? Сиди под крышей, не смей высунуть носа, иначе и зубы выпадут, и волосы, а затем ослепнешь и оглохнешь - навсегда.

Пришло лето, и мама принесла сливы – большие, похожие на куриные яйца, только не белые, а черные. Мама вымыла и тщательно обтерла каждую сливу, затем разложила их на тарелке, а тарелку накрыла страж-колпаком.

– Смотри, Ваня, не хватит тебе, – сказал брат Петя сочувственно, но Ванино ухо распознало под сочувствием ехидство. – Ты, верно, еще маленький – сливы есть. Ну ничего, на будущий год точно достанется.

Ваня не ответил, лишь губы поджал. Не может быть! Ему же обещали! А Петя просто дразнится.

Но сам начал считать – про себя, чтобы никто не слышал. Семь, восемь, девять... Сливы лежали кучкою, толстое граненое стекло страж-колпака двоило и троило, потому Ваня сбивался. Первый раз вышло девять слив, второй – десять, а третий – восемь. Вдруг да и вправду не хватит? Если ему не достанется сливы, то лето опять придется провести в доме, а сидеть дома, когда все гуляют, бегают по траве, загорают на солнышке и даже купаются в речке – нестерпимо, уж он-то знает. Раньше, когда он был совсем маленький, ему и дома было интересно, но теперь...

Он вместе со всеми пошел в классную комнату, ни капельки не подавая виду, что волнуется и страдает. Настоящих занятий по случаю лета не было, каждый занимался своим. Сестра Аня разучивала страшные стихи про Красный Галстук:

"Как повяжешь галстук, береги его:
Он ведь с нашей кровью цвета одного..."

Близняшки Елена и Ольга читали в ролях, с выражением басню Крылова о волке и ягненке. Старший брат Антон писал что-то в толстой тетради, поди, новую пьесу сочиняет. Константин, от усердия высунув язык, рисовал снежного нетопыря в полете, а Петя разглядывал большую карту уезда, отмечая живые и мертвые селения; прежде Ваня непременно бы сидел рядом, повторяя за Петей черные названия Рамонь, Айдарово, Теплое, Галкино, но сегодня он на Петю обиделся, даром что спокойный. Сидел в уголке и листал "Иллюстрированные уроки выживания для детей". Когда часы пробили полдень, он отложил книгу и вышел. Никто внимания не обратил – нужно, значит, нужно.

Ваня тихонечко пробрался в горницу. Еще раз счел сливы. Теперь вышло одиннадцать, но он не доверял коричневому стеклу страж-колпака. Ну, как и в самом деле не достанется сливы? Сиди под крышей, не смей высунуть носа, иначе и зубы выпадут, и волосы, а затем ослепнешь и оглохнешь – навсегда. Одна съеденная слива – не простая слива, а слива Толстого Льва – защищает от летней болезни на целый год, но маленьким сливы не дают.

А разве он маленький? И мама говорила давеча, что в этом году Ване достанется слива.

Он решился. Никто не знал, что ему известен код страж-колпака, Ваня его подглядел случайно год назад, когда мама думала, будто он и цифр-то не знал. А он знал!

Ваня покрутил колесики на колпаке. Один, девять, один, семь. Есть! Одной рукой он приподнял колпак – тяжелый, не упустить бы, другой схватил сливу и сунул ее в нагрудный карман штанишек. Поставил колпак на место, набрал другое число, чтобы не догадались, и вышел из горницы.

Через пять минут Ваня сидел в классной комнате, с преувеличенным вниманием разглядывая страницу, на которой были изображены лесные и земляные вурдалаки.

Перед обедом мать достала сливы и видит – одной нет. Пересчитала. Опять и опять. Затем сказала отцу.

За обедом отец и говорит:

– А что, дети, не съел ли кто-нибудь одну сливу?

– Нет, – ответил за всех Петя и посмотрел на Ваню.

Ваня покраснел, как рак, и сказал

– Нет, я не ел.

Тогда отец сказал:

– Что съел кто-нибудь из вас, это нехорошо; но не в том беда. Беда в том, что в сливах есть косточки, и если кто не умеет их есть и проглотит косточку, то через день умрет. Я этого боюсь. Ведь сливы Толстого Льва не сами по себе растут: им нужно особое питание, и они только тогда становятся плодоносными деревьями, когда косточка прорастает прямо в теле человека. Ваня побледнел и сказал:

– Нет, я косточку бросил за окошко.

Все засмеялись, а Ваня заплакал. От стыда и страха.

На следующий день он плакал уже от боли, нестерпимой, жуткой, разрывающей. Рядом рыдала мама, а доктор, суровый и сосредоточенный, готовил из маковых зерен усыпляющий кисель.