Василий Щепетнёв: Олимпиада как зеркало русской идеи

АрхивКолонка Щепетнева

Сняли икону со стены, а за ней – невыгоревшее пятно, на котором по правилам старой орфографии выведено краткое матерное слово.

В жизни государства бывают критические дни, когда верхи могут, но не знают - зачем, а низы хотят, но не понимают - чего. Идеи нет. На душе пусто, голова болит, живот крутит, во рту горечь пополам с кислятиной... Похмелье.

Тут бы рассолу огуречного, но разве могут вьетнамцы делать Настоящий Русский Рассол? Свои же огурцы который год не родятся: то дождичка нет, то дождичка слишком много, а, главное, никому они не нужны, пупырчатые гваздевские огурчики. Для себя вырастить можно. Засолить на зиму и потом закусывать ими, хрустящими, очищенную гмызь - и никакого похмелья. Но вот товарное производство гваздевцам не дается. Возьмешь кредиты, соберешь урожай, продашь - и в итоге должен больше, чем весною. Приходится горожанам обходиться вьетнамскими соленьями.

Но если соленья из полуденных стран и могут заменить отечественный продукт, то национальные идеи заимствовать трудно. Да и какие, собственно, идеи воодушевляют вьетнамский народ, кто разберет... На взгляд проезжающего, вьетнамцы работают, стараются, потеют, откладывают денежку к денежке, чтобы расширить товарное производство и работать, стараться, потеть и откладывать еще больше. Нет, как идея индивидуальная, подобное годится, но для национальной - узковато, во всяком случае, для России. Жмет в плечах. Потому что много поколений кряду мы живем широко. Девятнадцатый век манил идеей панславянского мира, двадцатый - панкоммунистического мира, сейчас же свято место пусто. Сняли икону со стены, а за ней - невыгоревшее пятно, на котором по правилам старой орфографии выведено краткое матерное слово.

Прикрыть бы.

Не так давно кинули было клич - мол, нужно придумать Великую Национальную Идею. То ли на призы поскупились, то ли глашатай не старался, но народ отзывался вяло. Гора родила верноподданнейший манифест, но касался он преимущественно бояр и их неотъемлемого права угождать власти, разночинцам же только и оставалось, что внимать малиновоштанным боярам, надев намордники и став на колени.

Не то.

Но власть на идее не особенно и настаивает, поскольку знает - огромную (все еще) страну, разрываемую центробежною силой, сохранить способно одно лишь скрепление народа. А то уж больно он, народ разъединен. Отдельно зрячие и крестьяне, яхтсмены и беднота, Москва и Гвазда, собачники и нумизматы...

Скрепить законом? Не получается. Тут нужно нечто, работающее не сверху вниз, а что-то вроде цепной реакции, зажигающее душу за душой, покамест весь народ не воспламенится.

Лучше всего народ воспламеняют, воодушевляют и скрепляют в единое целое победы. Проверено. Но где их взять, победы? Победа экономическая, когда твоя страна крепче всех. Победа научно-техническая, когда космические корабли с гербом страны гордо реют над планетой, теперь над Марсом или Юпитером. Победа военная, когда на девятое мая начинаешь думать, что если Гитлера одолели, то и сейчас не пропадем.

Но экономической победы ждать не приходится. С чего бы? Заменили определение "сырьевой придаток" на "энергетическую державу", и то дело. Научно-техническая победа, та, во имя которой Никита Сергеевич вкладывал в космос огромные средства (и не зря вкладывал, оттепель вызвало именно воодушевление народа), тоже сегодня недостижима. Маленькая победоносная война? С кем? Афганский опыт еще не выветрился напрочь, а, главное, кто воевать будет? В Воронежской губернии по плану нынешнего призыва нужно отправить в армию пять тысяч человек. В бегах - три тысячи призывников. Если в селе призыв протекает успешно, воронежские села на равнинах, не спрячешься, тут вам не горы, не леса, то город военкоматы бойкотирует. Пойди, найди призывника, у которого ни работы нет, ни недвижимости. За аспирантов взялись, аспиранту-де бежать некуда, пусть послужит. Аспиранты упираются, вопрос решают в Думе. Три тысячи уклонистов на пять тысяч призывных мест - в мирное время. Тихий, но ясный показатель эффективности власти. А если война, до каких пределов дойдет дезертирство тогда? Нет, маленькая победоносная война для нас решительно не подходит.

Остается спорт. Победи Россия в финале первенства мира по футболу немцев или бразильцев, народному ликованию не будет предела. Всю ночь проведем в пении, плясках, братании с неизвестными, но родными людьми, да и потом победа эта будет долго греть сердца даже далеких от футбола людей. То ж и с олимпийскими играми. Каждая медаль - именины сердца.

А вдруг не выиграем?

Уже выиграли и Олимпиаду, и Мундиаль. Сам факт того, что эти соревнования будут проходить в России, должен радовать. Раз доверили, значит, сочли лучшими. Вспомните, ведь и радовались, что Олимпиада четырнадцатого года приедет в Сочи, это уж потом сводки с полей принесли огорчение, оттого и выигрыш битвы за Мундиаль прошел без ожидаемого подъема. Ничего. Оценим. А впереди - праздник ожидания праздника. Новые арены, трассы, в тринадцатом году - этапы Кубков Мира...

В общем, извините, сенсации не вышло: Россия билась за Олимпиаду и Мундиаль ради сплочения нации, а вовсе не для ублажения казнокрадов.

Так давайте сплачиваться. Иначе окажется, что денежку выбросили на ветер.

Ветер швырнул в лицо пригоршню снега, сухого, колючего, но Арехин только улыбнулся. После накуренного зала это бодрило.

Он решил пройтись пешком, время терпело. По бульвару бежал мальчишка-газетчик, выкрикивая что-то о новых успехах. Арехин поманил его, дал полтинник, припасенный было для извозчика:

- Сдачу оставь.

Мальчишка сунул газету и побежал дальше.

"Новое время". Что ж, круговорот денег в природе: именно в "Новом времени" Арехин публиковался с весны.

У фонаря он остановился. Читать подробно не было ни желания, ни возможности - пурга еще лишь примеривалась, но мешкать не велела. Он разглядел заголовок, "Успех России", под которым жирно начинался абзац: "Россия проведет международный футбольный турнир летом восемнадцатого года".

Да, любопытно. Впереди олимпийские игры, а теперь еще и футбольный турнир. Ни то, ни другое Арехина особенно не интересовало, однако было приятно - за державу. Пусть народ радуется.

Ладно, дочитает позже.

Он пошел дальше: нужно быть дома пораньше, все-таки канун Рождества года одна тысяча девятьсот десятого...