Василий Щепетнёв: Путь Поэта. Царь Горы

АрхивКолонка Щепетнева

Чернышевский прямо, откровенно и беспощадно заявляет Некрасову, что равных некрасовскому таланту не бывало в России, что Пушкин и Лермонтов не могут идти в сравнение с ним, что нет в мире вершин, неподвластных поэту.

Некрасов в "Современнике" полный хозяин, хотя формально журнал зарегистрирован на имя Панаева, который после ухода Никитенко становится редактором. Но Иван Иванович (Панаев) и по характеру, и по деловым качествам скорее "славный малый", нежели руководитель, и потому охотно отдает бразды правления Николаю Алексеевичу. Без ссор.

Править непросто, но Некрасов справляется отменно. В ход идут все маленькие хитрости того времени. Процветает право первой ночи: дебютную вещь журналы публикуют безгонорарно. Вот типичный пример: Толстой посылает в "Современник" повесть "Детство". Некрасов её хвалит, обещает поместить в ближайший номер и обещание выполняет. Вскоре "Детство" предстает перед читателями, но автор напрасно ждет денег. Вместо них он получает письмо следующего содержания:

Милостивый государь!

Прошу извинить меня, что я замедлил ответом на последнее Ваше письмо – я был очень занят. Что касается вопроса о деньгах, то я умолчал об этом в прежних моих письмах по следующей причине: в лучших наших журналах издавна существует обычай не платить за первую повесть начинающему автору, которого журнал впервые рекомендует публике. Этому обычаю подверглись все доселе начавшие в "Современнике" свое литературное поприще, как-то: Гончаров, Дружинин, Авдеев и др. Этому же обычаю подверглись в свое время как мои, так и Панаева первые произведения. Я предлагаю Вам то же, с условием, что за дальнейшие Ваши произведения прямо назначу Вам лучшую плату, какую получают наши известнейшие (весьма немногие) беллетристы, т. е. 50 р. сер. с печатного листа. Я промешкал писать Вам еще и потому, что не мог сделать Вам этого предложения ранее, не поверив моего впечатления судом публики: этот суд оказался как нельзя более в Вашу пользу, и я очень рад, что не ошибся в мнении своем о Вашем первом произведении, и с удовольствием предлагаю Вам теперь вышеписанные условия. Напишите мне об этом. Во всяком случае могу Вам ручаться, что в этом отношении мы сойдемся. Так как Ваша повесть имела успех, то нам очень было бы приятно иметь поскорее второе ваше произведение. Сделайте одолжение, вышлите нам, что у Вас готово. Я хотел выслать Вам IX № "Современника", но, к сожалению, забыл распорядиться, чтобы отпечатали лишний, а у нас весь журнал за этот год в расходе. Впрочем, если Вам нужно, я могу выслать Вам один или два оттиска одной Вашей повести, набрав из дефектов.

Повторяю мою покорнейшую просьбу выслать нам повесть или что-нибудь вроде повести, романа или рассказа, и остаюсь в ожидании Вашего ответа.

Готовый к услугам

Н. Некрасов.

Раздосадованный Толстой пишет злобный ответ, но с отправкой медлит. Остыв, пишет новый, вполне корректный (верно, радуясь, что послал "Детство", а не "Войну и Мир").

Некрасов практически не сетует на недостаток средств, больше хлопот доставляет цензура – и это при том, что с цензорами у него отношения самые превосходные. Крылова он регулярно приглашает на пирушки, где того восторженно встречают и ещё более восторженно провожают причастные к "Современнику" литераторы, Новосильцеву заказывает переводы и платит за них вдесятеро против принятого, с Лазаревским, страстным охотником, на паях арендует угодья, где стреляет всяческую дичь от силы две недели в году, остальное время предоставляя дом, поля и чащи напарнику в безраздельное владение. Бывают цензоры добрые и цензоры злые, но и те и другие перевоспитываются настолько, что заявляют Некрасову: "Вы, многоуважаемый Николай Алексеевич, были бы цензор лучше всех нас вместе взятых" (фраза из письма В. Н. Бекетова Некрасову).

Иное дело - авторы. Они то и дело подводят журнал – не шлют к обещанному сроку рукописи или, того хуже, шлют, но конкурентам. Некрасов пытается закрепить писателей, по крайней мере, лучших, за журналом и выдумывает "Обязательное соглашение", по которому Толстой, Тургенев, Островский и полузабытый ныне Григорович становятся исключительными авторами "Современника". Об этом объявляется всей читающей России – и тираж журнала растёт. Не объявляется то, что взамен верности присягнувшие авторы получают значительную долю прибыли журнала. Но авторы и тут подкачали. То ли надеясь на барыши, то ли по какой-то другой причине, но они стали писать много меньше прежнего, и через два года "Соглашение" денонсируется. Некрасов сознает, что сила журнала не сколько в авторах, сколько в направлении, а направление указывает знамя. Место знамени вакантно, значит, его следует заполнить. Знамена - товар штучный, появляются редко. Но – появляются. Чернышевского Некрасов взял там же, где прежде взял Белинского – в "Отечественных Записках". Николай Алексеевич проводит операцию "преемник". В Чернышевском он видит не сегодняшнего кумира (сегодняшнего кумира видит всякий), но кумира завтрашнего. Он предлагает Чернышевскому стать штатным сотрудником "Современника", на что последний с радостью соглашается, уж больно весомы аргументы.

Условия с г. Чернышевским

………..

Г-ну Чернышевскому получать 3000 рубл. сер. в год, т.е. по 250 р. сер. в месяц… за остальные труды – мера вознаграждения будет определена после, по взаимному согласию.

Н.Некрасов

Выше упоминалось, что "лучшая плата, какую получают наши известнейшие (весьма немногие) беллетристы, 50 р. сер. с печатного листа". Три тысячи рублей – гонорар за шестьдесят печатных листов. Для примера: объем романа Тургенева "Отцы и дети" – около двенадцати листов, и Тургенев никогда не писал за год пять романов.

Вслед за Чернышевским в "Современник" приходит Добролюбов, человек настолько удивительный, что коротко о нем писать нехорошо. Упомяну только, что денежные условия Добролюбова оказались даже более заманчивые.

Чернышевский и Добролюбов поднимают "Современник" на новую орбиту. Нельзя их считать только литературными критиками, разбор повестей и романов зачастую лишь прикрытие, возможность затронуть реальные, насущные проблемы, и именно поэтому каждую публикацию ждут с нетерпением.

Некрасов щедр, как царь. Он авансирует и штатных сотрудников, и постоянных авторов, порой сумма выданных вперед денег доходит до двадцати пяти тысяч рублей, но это не расточительство, а вложение средств. Взамен Некрасов приобретает ещё не написанные произведения, что дорогого стоит. Журнал Некрасова блистателен, авторитет Некрасова огромен, недаром Александр Дюма видит в нем лидера российской литературы. Они встречаются на даче Некрасова. Увы, французского языка Некрасов не знает…

И у современников, и у некрасоведов складывается впечатление, что расходная статья "Современника" изрядно превышает доходную.

Кто покрывает дефицит?

Сегодня выдвигаются самые разные предположения, вплоть до того, что Некрасова финансировали спецслужбы. Ну уж нет, этого не может быть, потому что не может быть никогда: расходы фиксируются, неподотчетные же суммы мизерны, главное же – тогда были иные времена.

Контакты у Некрасова с голубыми мундирами есть, без того журнал просто не может существовать. Но жандармы Николая Павловича денег не дают и денег не берут.

Объясняет свой бюджет Некрасов просто: везет в игре. Почему везет? Дед проиграл громадное состояние, отец – остатки громадного состояния, на третье поколение в лице Николая Алексеевича злосчастия уже не хватило, и потому он удачлив. Хорошо для Фандорина, плохо для реальной жизни.

Ловкость рук, шулерство? Некрасов завсегдатай Английского клуба, где играют не простаки. Никаких скандалов по поводу выигрышей Некрасова нет.

Мое предположение таково: У Некрасова редкая способность счета карт (тому есть косвенные – очень косвенные! – подтверждения). Подобные игроки сейчас попадают в черный список, перед ними двери казино закрыты. Но девятнадцатый век есть век скепсиса и в паранормальные способности не верит.

Тем лучше для Некрасова.

Сбылось то, о чем он мечтал. Он покупает – дорого! – Карабиху, у него отличная охота, а ещё – опять пишутся стихи.

В личной переписке Чернышевский прямо, откровенно и беспощадно заявляет Некрасову, что равных некрасовскому таланту не бывало в России, что Пушкин и Лермонтов не могут идти в сравнение с ним, что нет в мире вершин, неподвластных поэту.

Здесь я и расстанусь с Некрасовым. Приятнее оставлять человека в радости, нежели в горе.