Василий Щепетнёв: Путь Поэта. Штурм Крепости

Партии нужен вождь. Некрасов понимает, что эта роль ему не по плечу – пока. Но у него на примете есть отличный лидер, харизматичный, бешено популярный среди молодежи: это Неистовый Виссарион.

Клянущие ЕГЭ и прочие испытания, вступительные и выпускные! Счастье ваше, что живете вы в двадцать первом веке! Николаю Некрасову в одна тысяча восемьсот тридцать девятом году лишь по иностранным языкам предстояло сдать четыре экзамена. Языки эти греческий, латинский, немецкий и французский. А ещё логика, статистика, математика – всего более дюжины предметов.

Не осилил. Единица, опять единица… Некрасов сошел с дистанции, не добежав и до середины экзаменационного марафона. Всё же он был зачислен в университет вольнослушателем и, что примечательно, с освобождением от платы за право посещать лекции. Правда, правом этим – посещать лекции – Николай не злоупотреблял. Настали трудные времена, времена испытаний и лишений. По счету самого Некрасова, испытания и лишения длились три года, но и в лишениях Николай сумел издать книгу собственных стихотворений. Где нашел он на это средства? Но нашел. Коммерческого успеха стихотворения не имели, но книга (по объёму - скорее брошюра) не осталась незамеченной. Одни её хвалили, другие ругали, и среди "других" был Белинский! Раз уж сам Неистовый Виссарион читает Некрасова, стало быть, калибр поэта не мал: пушка по воробьям не стреляет. А ведь ещё жив Лермонтов, жив Жуковский, совсем недавно убит Пушкин… Быть поэтом в такое время непросто.

Однако стихи стихами, а жизнь без денег плохая, не годится никуда. Жить плохо Николай решительно не желал. В поисках заработка он делал всё, даже служил гувернёром, но больше всего Некрасов полагался на перо: писал фельетоны, повести, романы, критику литературную, критику театральную, даже водевили сочинял – и водевили шли на сцене Александринки весьма успешно. Белинский изменил свою оценку, теперь он считал, что Некрасов поэт истинный, и ввёл его в "высшее писательское общество" – круг авторов "Отечественных Записок". Первое явление Некрасова избранному литературному народу произвело чудесный эффект: молодой поэт потряс окружающих виртуозной карточной игрой. Вместе с ручательством Белинского это закрепило за Николаем место в премьер-лиге российской словесности.

Некрасову двадцать один год, ему покровительствует Белинский, относя, впрочем, поэта к "голодной братии". Ничего, Некрасов уверен: скоро всё переменится.

Он продолжает много писать, отчетливо понимая, что этого – писать – для жизни, к которой он стремится, недостаточно. И, отталкиваясь от недавнего опыта, он издает альманах, покуда маленький. Прибыль тоже невелика, но она есть!

Минует год, и он выпускает альманах большой. И успех приходит тоже большой. Белинский дает альманаху самую высокую оценку. Да и как не дать, если в альманахе помещены четыре статьи самого Виссариона Григорьевича.

Нашлись и завистники. Приезжает в столицу из какой-то несусветной глуши человек, который даже гимназии одолеть не сумел, и становится редактором, то есть некоторым образом руководителем русских литераторов. Каково?

Конечно, успех способен озадачить. Как Некрасов сумел финансировать издания? Как ему удалось поладить с цензурой? Нужно заметить, что цензура в николаевской России была строга и придирчива. Ей вменялось следить, чтобы в свет выходили только доброкачественные тексты, и при малейших сомнениях рукопись возвращали, иногда для исправлений, а иногда и совсем.

Но победителей не судят, а Некрасов стал несомненным победителем. Вновь и вновь издает он альманахи, и они пользуются полным успехом, и литературным, и коммерческим. О них говорят, их раскупают. Некрасов становится известным, пишущие люди ищут его знакомства. Петербург взят!

За тощими годами пошли годы тучные. Николай – э, нет, к двадцати трем годам он стал несомненным Николаем Алексеевичем даже для потомков, склонных к панибратству с великими, – сам пишет редко. Но живет много лучше других, о чем позже не без гордости вспоминает: "Я до семисот рублей ассигнациями в месяц выручал, в то время как Белинский, работая больше, получал 450 рублей в месяц".

Теперь он не голодная братия, напротив: когда Белинскому понадобились средства для поездки на юг, Некрасов без колебаний отдает тому вырученные за очередной сборник две тысячи рублей.

И Белинский – берёт.

Карьера альманашника – эпизод, а не конечная цель, планы Некрасова идут дальше. Он хочет издавать журнал!

В девятнадцатом веке были периоды, когда литературные журналы претендовали на интеллектуальное и даже политическое лидерство. Они играли роль если не партий, то общественных движений. Хотя почему не партий? Не всякая нынешняя партия имеет столько сторонников, сколько имел их популярный журнал. Он, журнал, создавал общественное мнение; в определенном смысле журнал и был общественным мнением. И потому издатель журнала в глазах читающей публики представал фигурой важной и значительной, никакого сравнения с альманашником.

Но партии нужен вождь. Некрасов, которому ещё не исполнилось и двадцати пяти лет, понимает, что эта роль ему не по плечу. Пока не по плечу. Но у него на примете есть отличный лидер, харизматичный, бешено популярный среди молодежи: это Неистовый Виссарион.

В России двадцать первого века пока нет адекватной фигуры, и нам трудно представить, насколько велико было влияние Виссариона Григорьевича на образованную часть общества. Если лучших писателей приравнять к генералам, Пушкина и Гоголя – к маршалам, то Белинский минимум генералиссимус, может, и того крупнее. Ведь именно он определяет, хороша повесть или дурна, удалась она или нет, наградить автора добрым словом или велеть повеситься на собственных воротах. Белинский к тому же увлекся идеями социализма, а "Отечественные записки" для этого нового вина были явно старым мехом.

И потому участь Белинского предрешена – он будет знаменем некрасовского журнала! Лучшего журнала России!

(продолжение будет)