Василий Щепетнёв: Путь поэта
АрхивКолонка ЩепетневаЧто делает с нами История – сущий пустяк по сравнению с тем, что делаем с Историей мы. Напутаем, наврём, перелицуем, а потом лицемерно восклицаем: "История учит, что она ничему не учит".
Что делает с нами История – сущий пустяк по сравнению с тем, что делаем с Историей мы. Напутаем, наврём, перелицуем, а потом лицемерно восклицаем: "История учит, что она ничему не учит".
Да как же ей учить, бедной, после всего пережитого? Сначала следует пройти курс реабилитации, а уж потом… Да и ученики у неё те ещё: слышат лишь то, что им выгодно, а остальное пропускают. И хорошо ещё, если только пропускают, а то возьмут, да и привлекут за клевету, очернительство и односторонний подход. Или наоборот, объявят лакировщиком, прихлебателем и просто продажным человеком, и доказательства предоставят – платёжную ведомость. Будто работать следует непременно даром.
Из-за всей этой неразберихи и путаницы зачастую выходит так, что мы блуждаем среди казалось бы совершенно очевидных фактов. А ведь за фактом стоит человек. Думаешь, что знаешь его, как облупленного, ан нет. Совсем он не облупленный, напротив, укрыт доспехами, и видишь не человека, а нарочитую фигуру, как в музее мадам Тюссо.
Живой же человек порой разительно отличается от расхожих о нём представлений.
Да вот, хотя бы, Николай Алексеевич Некрасов. Из школы помнится, что был он певцом народного страдания, сам постоянно страдал, познал нужду и глад, и умер, печалясь о беспросветной судьбе угнетенного человека. Известный портрет работы Крамского только убеждает в справедливости подобного суждения.
Но…
Всё так, да не так. Некрасов – воистину герой нашего времени, герой-победитель, человек, с которого стоило бы делать свою биографию, если такое – делать биографию с кого-то – вообще возможно.
Крамской писал портрет человека, страдающего от неизлечимой, мучительной болезни, стоящего на пороге смерти, но что смерть… кто из нас не смертен…
Давайте лучше про жизнь.
А жизнь Некрасова есть прелюбопытнейший роман.
Был он человеком весёлым, умным, предприимчивым и успешным, и жизнеописание его жаждет автора калибра Дюма-отца, чтобы миру предстала история увлекательная, полная приключений и интриг a la граф Монте-Кристо. И ведь виделись они, встречались, Дюма гостил у Николая Алексеевича, но как-то больше уделял время спутнице жизни нашего великого поэта, Авдотье Яковлевне Панаевой, женщине-вамп, хоть Миледи с неё пиши. Но – не писал. И без того создал Дюма-отец столько романов, что до сих пор его обвиняют в эксплуатации литературных невольников. Да и срок не вышел – тогда.
Сейчас другое дело.
Николай Алексеевич Некрасов, тогда ещё просто Николай, с гимназических лет питал отвращение к жизни по правилам, размеренной и предрешённой, и потому учебным классам предпочитал трактиры, где познавал премудрости карточной игры. Уже в юные годы показывал он незаурядные способности в этой области искусства, впрочем, пребывая пока в лиге любителей. Однако из гимназии его исключили: неуспехи в учёбе стали просто вопиющими. Пришлось ехать домой.
Отец его, отставной офицер, в те годы занимал должность уездного исправника, и работа его была работой шерифа. В своем уезде он олицетворял Закон и Порядок. Николай, которому миновал пятнадцатый годок, часто сопровождал отца и видел всякое: и как трупы вскрывают, и как злодеев изобличают, схватки и погони тоже случались.
Но судьба звала его в столицу, и в возрасте шестнадцати лет он едет в Петербург со ста пятьюдесятью рублями и с рекомендательным письмом к господину де Треви… к жандармскому генералу Полозову. Отец желал для сына карьеры военного, и полагал, что покровительство земляка-генерала поможет юному Николаю получить заветный плащ Дворянского Полка, привилегированного военного училища.
Письмо Николай не утерял, предъявил генералу, и тот обещал полное содействие в устройстве судьбы молодого Некрасова. Но военная карьера не манит Николая: если гимназия была скучна и строга, насколько же скучней и строже будет военное училище?
И жандармский генерал посоветовал Николаю держать экзамен в университет: отечеству можно послужить и на штатском поприще, и ещё как послужить!
Однако отец Николая думал иначе и пригрозил: либо в Дворянский Полк, либо живи, как знаешь, своим умом и своим карманом.
Николай выбирает последнее.
Год он готовится к экзаменам, и – между делом – завязывает связи с литературной средой. Знакомится с известным писателем Николаем Полевым, редактором "Сына Отечества", весьма достойного журнала, и вскоре видит свои стихотворения напечатанными. Нужно самому писать, чтобы понять, что такое первая публикация. Три месяца, как он в Петербурге – и уже поэт! За "Сыном Отечества" Николая публикуют и другие журналы, а, главное, его печатно выделила литературная критика: в "Журнале министерства народного просвещения" Некрасова назвали "весьма замечательным дарованием" и благосклонно отметили несколько стихотворений.
Что ни говорите, а господин де Тревиль для своего протеже не смог бы сделать большего.
Время пролетело быстро. Подоспела пора держать экзамены. Николай решил поступать на факультет восточных языков. Почему восточных? У российского орла две головы. Азиатская набирала силу, и следующее царствование было отмечено блестящими походами русской армии на восток. Но чтобы обеспечить эти походы, требовалась долгая и кропотливая работа бойцов невидимого фронта.
Впрочем, могло быть иначе, и Некрасов просто решил:
– А не изучить ли мне восточные языки? Все ж занятие…
(продолжение пишется)
