Василий Щепетнёв: Памятник Киловатту

Авторитет коммунизма держался отнюдь не на штыках. Он, коммунизм, был порождением науки и уже поэтому в глазах обывателя обладал ореолом неодолимой силы. С человеком поспоришь, а с наукой – нет.

Трудно поверить, но еще сто лет назад ученые и изобретатели были героями, почти богами. Ими восхищались, им поклонялись, о них сочиняли драмы, снимали фильмы и писали романы. Профессия физика, астронома или гляциолога обещала обладателю внимание прессы, женщин и органов власти. Это, в свою очередь, побуждало юные честолюбивые натуры искать место в университетах, научно-исследовательских институтах и на станции "Восток", самой холодной станции на планете. И действительно, слава полководца, царедворца или даже самого хозяина земли русской меркнет перед славою учёного. На глазах одного поколения произошли метаморфозы Луганск-Ворошиловоград-Луганск-Ворошиловоград-Луганск, где они, Молотовы, Сталинобады, Брежневы и прочие Троцки? Зато незыблемы позиции Вольта, Герца, Ампера, Кюри, Рентгена, Градуса… Ладно, градус – это незамысловатая "околопрофессорская" шутка, литераторы любят награждать ученых простым, но здоровым чувством юмора, но ведь действительно – Цельсий, Кельвин, Фаренгейт останутся на века, и, если теория Святослава Логинова верна, на том свете живётся учёным совсем неплохо. Имена учёных носят корабли и новые элементы. Наполеония нет, а Кюрий есть (хотя с элементами сохраняется элемент нестабильности, Курчатовий норовит обернуться Резерфордием, что досадно). Каждая кухарка знает цену Ватту, или, по крайней мере, киловатту. Вот оно, признание потомков.

Век назад казалось, что изобретатели и учёные всемогущи. Аэропланы, икс-лучи, синематограф, радио – только начало славного пути. Учёные пересаживали головы и открывали новые лекарства, ещё порыв – и они научат оживлять мертвых! Авторитет коммунизма держался отнюдь не на штыках. Он, коммунизм, был порождением науки и уже поэтому в глазах обывателя обладал ореолом неодолимой силы. С человеком поспоришь, а с наукой – нет. И недаром руководитель советского государства ко всем титулам присовокупил Корифея Всех Наук. Учёный человек в народном сознании обладал несомненными достоинствами.

И это тревожило. В Советском Союзе происходили парадоксальные явления: в то время как уровень образованности масс неуклонно повышался, уровень образованности правящего слоя в лучшем случае оставался прежним. У Ленина – университет, пусть и экстерном, у Сталина – духовная семинария, пусть и незаконченная, у Хрущева – начальная школа, опять же незаконченная. Правители ощущали определенный дискомфорт. Действительно, контраст между академиком и генсеком бросался в глаза. Академик и всякие "благодарю-пожалуйста-будьте любезны" вставлял в речь естественно, и в ножах-вилках не путался, да и просто одним своим видом порождал в генсеках смутные тревоги и подозрения. Стоит, дышит, а – иначе. И это заметно. Понятно, что просвещенный государь должен быть окружен признательными учёными, так принято, вон, и Екатерина Ломоносова привечала, а всё же, всё же…

Впрочем, выход был найден остроумный: ученых засекретили! Не всех, конечно, но "самых-самых". Тех, кому страна обязана ядерно-ракетной мощью. Почему засекретили? Из каких соображений? Мнится – из ревности. Стране запретили знать своих героев. Абсурд стал повседневностью. В советской научно-популярной литературе приводили схемы космических кораблей с указанием имени конструктора (фон Брауна), отечественные же конструкторы оставались безымянными и безликими. Кем гордиться, с кого делать жизнь? С группы анонимных учёных?

Следующим шагом был перевод науки (равно как и медицины, и образования) в сферу обслуживания, точнее, в сферу массового обслуживания. Ученый терял индивидуальность, становился членом трудового коллектива, воплощавшего в формулах и чертежах мудрые указания сначала партии и правительства, а потом – конкретного заказчика. Оперы пишут одиночки, романы тоже, картины пишут собственноручно, государством управляют опять-таки лично (даже так: Лично), а науку делают не иначе, как скопом. Более того – учёных решили выращивать, будто поросят на свинофермах. Главное – оградить от превратностей свободы и обеспечить кормами, а уж привес не заставит себя ждать. Любой вопрос стал вопросом денег: Луна – двадцать миллиардов, Марс – двести, управляемая термоядерная реакция – восемьсот. Плати и жди привеса.

Если с кормами плохо, то деловых поросят сразу под нож, в уверенности, что в будущем удастся восстановить поголовье. А сейчас не до жиру, тем более что постную поросятинку можно отправить на экспорт.

И – пал Олимп. Сегодня учёный – второстепенный персонаж, Фирс, которого и забыть не трудно. Даже меньше – рабочий муравей. Кто изобрел новый процессор? Создал программу? Муравейник, сиречь Корпорация. А в Корпорации главное лицо – владелец или топ-менеджер, но никак не учёный. Топ-менеджер – изделие штучное, а учёных – только свистни, помани зелёной картой, и набежит потребное количество.

Или непотребное.