Дмитрий Шабанов: Эволюция: биологическая и социальная

Принимая стратегические решения, мы не учитываем долгосрочных прогнозов просто потому, что в силу организации нашего общества отдаём приоритет краткосрочным интересам отдельных групп.

Некоторым читателям может показаться странным фокус моего внимания в этой колонке. Я хочу разобраться в том, чем социальная эволюция отличается от биологической. Кому-то покажется, что между ними нет практически ничего общего; мне же они кажутся частями единого процесса.

Биологическая эволюция базируется на генетическом наследовании (хотя и не только на нём). Этот механизм в большинстве случаев не обеспечивает наследования признаков, приобретённых на протяжении жизни индивида. Сказанное - не абсолютно. Уже сейчас мы немало знаем об эпигенетических механизмах регуляции, обеспечивающих наследование приобретённых признаков. Я не сомневаюсь, что нас ещё ожидают открытия новых механизмов управления генетической информацией. Но всё-таки можно сказать, что большая часть информации, накопленная индивидом на протяжении его жизни, теряется безвозвратно с его смертью. В биологической эволюции неоднократно возникали механизмы, позволяющие хотя бы частично использовать эту информацию для оптимизации развития следующих поколений. Одним из них стало культурное наследование.

Хотя культурное наследование возникало не раз, но лишь одна - наша - группа животных сделала его основным механизмом для выработки приспособлений. Вам кажется странным, что особенности поведения особей мы включаем в число признаков, эволюция которых нас интересует? Попробую убедить вас примером.

Ракообразные - в основном водная группа, однако некоторые из них освоили сушу. Прежде всего, конечно, это те ракообразные, которые стали предками насекомых (хотя ещё лет пятнадцать назад я не поверил бы, что насекомые произошли не от многоножек). У насекомых развился целый ряд морфологических (то есть связанных со строением: плотные покровы, трахеи и много ещё чего) и физиологических (связанных с функциями, вроде экономящего воду типа выделения) приспособлений для жизни в условиях сухости.

Однако некоторые ракообразные вышли на сушу без глубокой перестройки. Это равноногие - всем известные мокрицы. Почему их называют мокрицами? Обычно они живут во влажных местах - там они могут эффективно дышать с помощью имеющихся у них жабр.

Но представьте себе, есть мокрицы, которые живут в глинистых пустынях! Пара мокриц роет норку, дотягивающуюся до влажной глины. Все время то самец, то самка затыкают выход из норы самими собой (водонепроницаемым участком панциря на спинной стороне тела). Другой из супругов при этом или наслаждается влажной средой в глубине норки, или даже (ночью, при подходящей погоде) выходит наружу. Кто попало в норку не зайдёт: супруги узнают друг друга по запаху. Со временем они выведут в норке потомство и выгонят его во внешний мир именно тогда, когда глина размягчается и у их детей будут шансы выкопать свои норы.

Смотрите: комплекс поведенческих признаков заменил мокрицам отсутствие у них морфологических и физиологических приспособлений к жизни в пустыне. Способность к такому поведению задана у них генетически. И у населяющих пустыню людей тоже есть поведенческие признаки, позволяющие выживать в суровой среде. У одних людей это умение рыть колодцы, у других - способность применять кондиционеры и пароконденсаторы, обеспечивая их питание с помощью солнечных батарей. Главное отличие приспособительных поведенческих признаков людей от таковых у мокриц состоит в том, что у людей они основаны преимущественно на культурном наследовании, является следствием их социальной эволюции.

Так, это всё была присказка, а сама сказка касается именно сравнения биологической и культурной эволюции. В чём преимущества и недостатки характерного для нас способа эволюционирования?

Главное преимущество - в скорости. И у ускорения, обеспечиваемого культурным наследованием, есть две причины. Первая - конечно, наследование приобретённых признаков. Вторая - возможность передачи полезных признаков не только от родителей потомкам, но и в иных направлениях.

Приведу простой пример. В старой доброй Англии было принято, что молочники объезжают на автомобилях или велосипедах дома своих клиентов, оставляя на крыльце ежедневную порцию молочных продуктов. Упаковывались эти продукты чаще всего в широкогорлые стеклянные бутылки, которые закрывались разноцветными крышечками из фольги (их вид хорошо памятен тем, чья жизнь зацепила брежневские времена). Увы, периодически молочники стали получать жалобы. Откроет хозяйка утром входную дверь, а в крышке над молоком - дырка, а под ней - грязь. Появились синицы, которые расклёвывали крышки из фольги, выедая скапливающиеся под крышкой сливки. Я не нашёл ссылок, которые позволили бы мне точно сказать, сколько времени занял переход от единичных испорченных бутылок до их массовой порчи, заставившей производителей переходить на иные упаковки. В любом случае, продолжительность такого перехода исчислялась годами или немногими десятками лет.

Какие механизмы обеспечивали умение расклёвывать бутылки? Предположим, что не знаем ответа, и сравним два предположения: о генетическом и культурном механизме такого поведения.

В первом случае надо предположить случайное возникновение аллеля (гена), повышающего вероятность такого поведения синицы, которое может привести к продырявливанию крышки. Должен честно признаться, что такое событие кажется мне лежащим на грани чуда. Не будем залезать в эти детали - предположим, как-то аллель, отвечающий за этот признак, возник.

Теперь ему будет способствовать отбор. Носители этого аллеля будут в среднем чаще дырявить бутылки, чаще получать сливки, чаще выживать и оставлять чуть больше потомства. Доля носителей этого аллеля будет возрастать. Даже если разнообразие синиц по этому гену - самый главный для отбора фактор, для сколь-нибудь серьёзного распространения полезного аллеля потребуются века и тысячелетия. Нет-нет, мы, конечно, упростили. Вероятно, после того, как отбор закрепит первый из аллелей, способствующих расклёвыванию, он должен способствовать изменениям других генов, делающим расклёвывание всё более эффективным…

Альтернативное объяснение таково. Некая синица в результате случайных действий продырявила крышку молочной бутылки. Получила вознаграждение, установила связь между своими действиями и их результатами. При удачной возможности повторила, отработала оптимальную реализацию выгодного поведения. Повторяла его на глазах других синиц, некоторые из которых тоже установили связь между дырками в молочных крышках и вкусом сливок. Вскоре после того, как будет запущена цепная реакция передачи нового признака от обученных синиц к необученным, новый признак будет характерен для всех представителей популяции, способных к обучению. Конечно, те из синиц, кто не сможет перенять новый признак в силу птичьего аналога тупости, так и не освоят новый источник корма. Вот их-то потихоньку и будет устранять отбор…

Итак, быстрота наблюдаемых нами изменений поведения синиц со всей определённостью доказывает, что новый признак передавался культурно, а не генетически.

Ещё одна особенность культурного наследования состоит в том, что оно оказалось способно передавать большее количество информации (я писал об этом когда-то). Однако такой скачок сделал один-единственный вид, и лишь благодаря тому, что мы научились использовать экстрасоматические (внетелесные) средства записи, хранения и передачи информации. Первым рывком, резко расширившим пределы наших возможностей, стало изобретение письменности, вторым - электромагнитной и оптической записи на разнообразных носителях.

С другой стороны, сравнивать информацию, записанную, например, на DVD и в ядре сперматозоида, - сложная задача. На DVD информации намного больше (в битах). Возможно, сохранённая на диск информация имеет даже более высокую колмогоровскую сложность, чем человеческий геном (для её записи в "свёрнутом", заархивированном виде потребуется более объёмная и сложная последовательность). Но генетическая информация ценнее, так как значительно изменяет возможности своего получателя. Наш генотип - это набор переключателей, отражающий миллиардолетний опыт наших потомков по выживанию в сложной среде. Он несёт те команды, которые нужны системе, управляющей нашим развитием. А наши экстрасоматические информационные носители, увы, заполнены менее ценной информацией.

Такие носители позволили решить ещё одну проблему. Генетическая информация может передаваться без проявления: у внука может выразиться аллель деда, который "молчал" у отца. Пока речь идёт о цепочке обучения, опосредованной прямыми контактами "учитель-ученик", всё, что не принял ученик, будет потеряно. При опоре на средства записи ситуация становится не столь безнадёжной (хотя и рукописи горят, и массивы винчестеров выходят из строя). А когда речь идёт о секретах, которые запрещено записывать и передавать посторонним (от верескового мёда до булатной стали), риск потери уникальных культурно обусловленных поведенческих признаков остается высоким.

Замечательным свойством культурного наследования и социальной эволюции является их потенциальная управляемость. Помните, мы говорили как-то о мейотическом драйве http://www.computerra.ru/own/shabanov/699560/ - свойстве некоторых аллелей передаваться потомкам с большей вероятностью, чем у их альтернатив. В культурном наследовании это происходит сплошь и рядом. Чем более развито общество, тем избирательнее оно относится к своему культурному достоянию. Мы производим очень много шума: когда в маршрутном такси мне случается услышать "прикольный" трёп ведущих какой-нибудь утренней радиопередачи, мне становится стыдно от того, какой информационный мусор наша цивилизация рассеивает в космосе. Но, к счастью, мы хотя бы чуть-чуть производим и другой продукт, и он-то как раз остаётся в вечности с несколько большей вероятностью.

Мы переходим к самому существенному. В биологической эволюции планирования нет. Если какой-то признак не приносит пользы сейчас, а приносил бы её в отдалённом будущем в сочетании с какими-то иными признаками, отбор его не поддержит. Все наблюдаемые нами виды являются результатом предыстории, в которой было возрастание приспособленности и некоторые случайные события, но не было никаких изменений, рассчитанных на отдалённое будущее.

В социальной эволюции, после фазового перехода, точки рефлексии, на которой эволюционирующая коллективная сущность осознаёт сама себя, становится принципиально возможным расчёт на отдалённое будущее. Мы сплошь и рядом совершаем действия, рассчитанные на отложенное, а не на немедленное вознаграждение. Сажать дерево, плоды которого достанутся только твоим детям, - вполне человеческий поступок. Увы, эта наша способность ограничена достаточно тесным горизонтом.

Сорок лет назад в работе "Пределы роста. Доклад Римскому клубу" группа прогнозистов убедительно обосновала простейшую мысль: долгосрочный ускоряющийся рост, основанный на ограниченных и невозобновляемых ресурсах, невозможен. Рост неминуемо захлебнётся. Зная это заранее, можно смягчить кризис. Уже сорок лет назад были отчётливо очерчены оптимистичный и пессимистичный сценарии будущего развития человечества.

Доклад был услышан; тем не менее мы все старательно реализовывали именно пессимистичный сценарий.

Через двадцать лет после первого вышел второй доклад, ещё через десять - третий. Те из разработчиков, кто остался в живых, заявили: четвёртого не будет, так как точка невозврата уже пройдена.

Насколько мне известно, обоснованного опровержения модели пределов роста нет, есть только заидеологизированная её критика, основанная на недостаточном понимании ("это враги человечества, которые ради порабощения порабощённых и эксплуатации эксплуатируемых плетут свои заговоры"). Те, кто принимает стратегические решения, могли бы учитывать выводы этих моделей… но не учитывают. Причина - в структурной организации нынешнего человечества, при которой решение краткосрочных задач отдельных групп имеет приоритет перед общечеловеческими проблемами.

Случай, о котором мы говорим, - сложный. Тут надо двигаться не напрямую к цели, а в другую сторону. Для этого нужна способность к предвидению. Благодаря особенностям нашего механизма эволюционирования мы могли избежать этой ловушки. Не избежали. Видим, что нас ждёт впереди… и движемся к неприятностям.

Почему?

Тут нужно разбираться не торопясь. Как-нибудь в следующий раз…