Голубятня: Альма-мама
АрхивГолубятня-ОнлайнНачиная с 2004 года британский журнал Times Higher Education и международная аналитическая группа Quacquarelli Symonds. регулярно публикуют списки «200 ведущих университетов мира», в которых распределяют по ранжиру лучшие вузы планеты.
Два года назад, примерно в это же время написал в «Глоссе», моей тогдашней колонке в «Русском журнале», эссе о своей alma mater — Московском государственном университете им. М.В.Ломоносова. Контекстом для эмоционального всполоха (а всё, что я пишу, иначе как эмоциональным всполохом окрестить не получается) послужил позорный рейтинг, который присвоили МГУ некие авторитетные китайские товарищи. Сегодня мне хотелось бы продолжить эту тему — на сей раз в свете новых данных, которые, увы, лишь усугубили и без того катастрофическую ситуацию с видным учебным заведением.
Дабы не повторять мотивы, отсылаю дотошных читателей для ознакомления с текстом «Институционной трагедии» (так называлась моя «Глосса») по линку tinyurl.com/yh87xbs, а ленивых потешу обсуждением поднятых два года назад проблем уже в контексте новой информации.
В 2007 году рейтинг высших учебных заведений мира проводил Институт высшего образования китайского университета Цзяо Тун. По этому рейтингу МГУ занял 76-е место. Единственное, что покоробило меня два года назад, — пресловутое «а судьи кто?» (никому не ведомая китайская зверушка) и отсутствие чётких критериев оценки. Вернее, даже не отсутствие критериев, а смещение оценочного веса в сторону естественных и точных наук при полном игнорировании наук гуманитарных, которые в МГУ традиционно были на образцовой высоте.
В 2009 году мое внимание привлек уже не китайский рейтинг университетов, а оценка, проведённая совместно британским журналом Times Higher Education и международной аналитической группой Quacquarelli Symonds. Начиная с 2004 года они регулярно публикуют списки «200 ведущих университетов мира», в которых распределяют по ранжиру лучшие вузы планеты. Не скажу, что доверия к атлантистам у меня больше, чем к поднебесным товарищам, однако в британском источнике хотя бы чётко указываются критерии оценки. И именно эти критерии мне показались весьма обстоятельными и достойными внимания. Судите сами.
Итоговый рейтинг университета выводится по шести глобальным критериям, по каждому из которых присуждается до 100 баллов. Вес распределяется следующим образом:
- Peer Review Score (40%) — отзывы об университете, высказанные специалистами. Высокий вес этого критерия в рейтинге служит, между прочим, основным источником для критики в адрес рейтинга THE/QS, поступающей — сюрприз! — по большей части из недр злейшего конкурента — университета Цзяо Тун. Судить о приоритетах не стану, но лично мне непристойный фаворитизм китайцев в пользу естественнонаучных дисциплин непонятен в гораздо большей степени, чем британская слабость к «народной молве».
- Recruiter Review Score (10%) — отзывы об университете, высказанные потенциальными работодателями. Можно, конечно, скептически относиться к чисто научной ценности учета мнения «тугих кошельков», однако в практическом плане следовало, наверное, даже повысить вес этого критерия с 10 до 30, а то и всех 40%. Почему? Да потому, что для молодежи университетский рейтинг — это возможность правильно сориентироваться в жизни и получить образование в таком месте, после которого не придется обивать пороги биржи труда. Согласитесь, что высокое мнение ведущих мировых работодателей о том или ином университете дает определенный гандикап в последующей карьерной гонке.
- International Faculty Score (5%) — число зарубежных преподавателей, работающих в университете.
- International Students Score (5%) — число зарубежных студентов, обучающихся в университете.
- Faculty/Student Score (20%) — количество преподавателей относительно количества студентов.
- Citations/Faculty Score (20%) — аналог так называемого индекса цитируемости, который соотносит количество упоминаний университета в научных публикациях с количеством преподавателей университета. Опять же, мне лично кажется, что вес этого критерия можно было смело повышать как за счет числа зарубежных преподавателей и студентов (для того и другого даже 5% много), так и за счет количества критерия Faculty/Student Score (потому как «много» вовсе не означает «хорошо»).
Вот по таким критериям оценивались двести ведущих университетов мира, и результатом этой оценки в 2009 году стало 155-е место для МГУ и 168-е для СПбГУ — единственных университетов России, вообще попавших в рейтинг THE/QS.
Можно, конечно, отряхнуть морок унижения и привычно (уже не первое десятилетие!) крякнуть: «А нам пох!», подчеркнув иррациональную эксклюзивность «русского пути». Но мне всё же хотелось бы разобраться.
Два года назад «китайская обида» вывела меня на отчасти мистическое объяснение провала: я провел в стенах московского университета восемь лучших лет жизни, которые, вопреки тому, что пришлись на самый пик застоя (1979-87), сохранились в памяти как триумф духа и свободы. Мы читали всё, что хотели, писали всё, что хотели, обсуждали с преподавателями всё, что хотели, — при том, что вокруг, повторюсь, цвела плесневым цветом мерзостная Совковия со своими анекдотцами шепотком и лесом рук «за» на спонтанном собрании рабочего коллектива в сборочном цеху.
Из этих воспоминаний у меня родилось представление о неком университетском духе, который неуловимо присутствовал в московском университете 80-х (а судя по рассказам — то и всегда раньше), поддерживая на должной высоте планку уникального храма знаний не только в СССР, но и всего мира. Два года назад утрату этого духа я связал с изменением целевой парадигмы нового поколения преподавателей — по сути, моих ровесников и бывших сокурсников. Изменение это я почувствовал из прямого общения: головы бывших коллег сверлили два идефикса: как бы эффективнее отшить конкуренцию и как бы срубить по максимуму бабла с абитуры/студентов нетрадиционно-общепринятыми способами. Идефиксы усиливал и гнилой холодец застоя: вопиющий анахронизм мышления, физиологическая ненависть к компьютерным технологиям (идущая рука об руку с абсолютным невежеством), инфантильно-дебильное незнание окружающей жизни, реакционность, круговая порука и законченное самодовольство. В общем — паноптикум! На этом утраченном альма-мамой «духе» я два года назад и остановился — видимо, не пожелав всматриваться в самую глубину колодца. Сегодня неожиданным образом британский рейтинг заставил взглянуть на старую проблему под совершенно иным углом. Чем и спешу поделиться.
Во-первых, понял, что палка университетских рейтингов, как и любая палка, наделена двумя концами. Можно сказать, что 155-е место МГУ означает позорное падение флагмана российского образования. А можно сказать, что наличие 154 университетов в мире, которые лучше МГУ (по названным выше критериям), — это просто достижения самих 154 университетов, а не результат деградации МГУ. Почему бы не предположить, что это не МГУ стал хуже, а другие университеты стали лучше? Тем более что к такому выводу подталкивает одно весьма показательное обстоятельство.
Взгляните на первую двадцатку университетского рейтинга THE/QS (см. табл.).
Из двадцати ведущих позиций восемнадцать принадлежат университетам Соединенных Штатов и Великобритании. Ещё две отданы британским доминионам — Канаде и Австралии. Забавная ситуация, не правда ли?
Чем вызвано столь безоговорочное доминирование атлантических наций в сфере высшего образования? Лишь тем обстоятельством, что рейтинг составляют сами британцы? Если бы так всё просто! Взгляните на китайский рейтинг Цзяо Тун или любой другой: варьируют частности, однако общая картина остается неизменной — университеты Великобритании и США предоставляют лучшее образование и лучшие перспективы трудоустройства. Не Западная Европа, не Израиль, не Азия, и не Россия с Латинской Америкой. Выходит, причина не в рейтинге и не в разнящихся критериях, а в чем-то другом.
Следующее, что приходит в голову: массовая иммиграция ученого люда. Десятки тысяч ученых со всего мира перебираются в Америку, создавая качественные гандикапы в фундаментальных научных исследованиях и выигрышные пропорции в критерии Faculty/Student Score. Фактор миграции справедлив, однако в первую очередь он относится к Соединенным Штатам. Частично, может быть, к Канаде и Австралии, но никак не к Великобритании, которая является законодательницей мод в высшем университетском образовании уже не первое столетие.
Главное, однако, не направление волн миграции, а взаимоотношение между преподавательским составом и учебным заведением. И здесь статус faculty однозначен: университет со своими высокими традициями и своим пресловутым «духом» формирует преподавательский состав, а не наоборот. Иными словами: если профессор-иммигрант приходит в Кембридж или Гарвард, он встраивается в гармоничную возвышенную структуру, а не структура подстраивается под профессора-иммигранта.
Ещё одна обманчивая догадка о природе доминирования англосаксонских университетов в мире — Интернет. Может показаться, что, поскольку Соединенные Штаты являются родиной мировой компьютерной сети и уровень проникновения Интернета в жизнь общества там едва ли не на порядок выше, чем в остальном мире, значит, и такие критерии, как Recruiter Review и Peer Review, будут отрабатывать в США лучше. Не говоря уж об уровне цитирования: ведь большинство научных журналов издается, опять же, в Соединенных Штатах и Великобритании.
По зрелом размышлении понимаешь, что догадка об Интернете тоже обманчива. Хотя бы потому, что в мире существует множество самодостаточных в плане компьютерной сети образований. Например, Германия или Италия. Китай и Япония — могучие острова виртуальной жизни, закрытые от внешнего мира не столько файрволлами, сколько криптологичностью собственных языков. Да и Россия не лыком шита: Рунет — самодостаточное и энергично развивающееся виртуальное пространство, активность которого вполне могла бы обеспечить достойный уровень поддержки национальному университетскому образованию. Могла бы, да только не обеспечивает. В чем же все-таки дело? Возможно, моя очередная гипотеза покажется столь же утопичной и нематериальной, как и предположение двухлетней давности об утраченном МГУ университетском духе, тем не менее рискну её обнародовать. Полагаю, что мировой гандикап англосаксонского мира в сфере университетского образования определяется в первую очередь целевой установкой на знание, которое именно в англосаксонской цивилизации возведено на самую вершину статусной пирамиды в обществе. Нигде в мире — ни в Германии, ни в Испании, ни в Японии, и уж подавно ни в России образованный человек (специалист) не является самой вожделенной и почётной «профессией». А в Соединенных Штатах и Великобритании дела обстоят с точностью до наоборот. Там выпускник университета автоматически становится самым высокооплачиваемым членом общества, причём — и это главное! — его социальная привлекательность на несколько порядков опережает чисто денежные ремесла (скажем, пресловутого «слесаря шестого разряда», который в современном капиталистическом мире, как и некогда в Совковии, зарабатывает аки бог).
Колоссальный социальный статус университетского образования в англосаксонском мире имеет вполне приземленное обоснование. Страны, исторически выведенные на позицию мирового доминирования, рано или поздно просто обязаны были осознать, что является сегодня самым могучим оружием для экспансии и навязывания окружающим собственных представлений о том, как и что должно быть обустроено. Это оружие — высокий профессионализм, который закладывается только при наличии идеально отработанной системы образования.
Почему же Россия, прямая наследница СССР, не заимствовала у своего предшественника непомерных амбиций именно миссионерского, пассионарного характера? Почему в СССР при всей чудовищной деформации, которую вносило во все сферы жизни идеологическое мракобесие, система образования была на образцово-показательной высоте? Почему советские университеты были одними из лучших в мире, а МГУ, в котором я учился, был общепризнанным мировым центром элитного университетского образования?
Казалось бы: ведь и страна была закрытая, и ни о каком полноценном индексе цитирования говорить не приходилось (за рубежом публиковаться не давали, а внутри страны половина исследований шла через «ящик» и была засекречена). Ответ прост, как и в случае с современным доминированием англосаксов: советский мир ощущал себя пассионарным агентом истории со всей соответствующей атрибутикой — миссионерством, мировой экспансией, полетами в космос и прочая. Россия сегодня ощущает себя (внутренне) страной третьего мира, единственный удел которой — срубить бабок побыстрее да побольше. Здесь и сейчас. Никаких глобальных планов на будущее. Никаких амбиций, кроме смехотворно раздутых щек и регулярного дембельского гнобления «салаг» — слабых и беспомощных республик у подбрюшья.
Никакой национальной идеи, наконец. И уж подавно — никаких приоритетов по жизни для человека с высшим образованием. Киллер, проститутка, вор в законе, банкир, риэлтор, на худой конец — участник политической раздачи слонов. Но уж никак не «чмо», отмотавшее на Воробьевых горах лучшие пять лет жизни, вместо того чтобы использовать их с умом: что-нить там провернуть, прокрутить, наварить или распилить так, чтобы даже внукам хватило.
В Великобритании, столь мною нелюбимой и столь мне чуждой и далекой по духу, выпускник Оксфорда — это бог, у нас же выпускник МГУ — это даже не Гоги с цветочного рынка, а так — сплошное недоразумение. Впрочем, лишь до тех пор, пока не женится на дочке правильного политзэка или не выйдет замуж за лысого олигарха: тогда социальный статус мигом повысится — по самый Куршавель!
Рюшечкой нашего культур-повидла станет замечательная софтинка по имени «Калькулятор Блокнот». Автор — Владимир Потапов (www.keleg.info), знакомый старожилам «Голубятни» по программе Num-Lock Calculator, которую я описывал в далеком 2001 году. Все восемь лет NumLock Calculator исправно выполнял свою основную функцию на всех без исключения моих компьютерах — заменял собой совершенно невозможный и неудобоваримый калькулятор, встроенный в Windows. Иркутянин Владимир Потапов, по собственному признанию, создавал NumLock Calculator из сострадания к юзерам, которые, сидя за компьютером, были вынуждены пользоваться конторским калькулятором (по уже помянутой выше причине — бесчеловечной неудобности родного виндузового калькулятора). Похоже, сострадание Владимира не имеет границ, поскольку и восемь лет спустя он не прекратил заботиться о юзерах, создав «Калькулятор Блокнот», который, на мой взгляд, превзошел своего предшественника по всем параметрам. Передаю слово автору: «Калькулятор-блокнот — маленький и простой калькулятор с уникальными возможностями. Что он умеет?
- Сворачиваться в tray и вызываться нажатием клавиш Win+C.
- Считать по формулам:
Введите 2+2*2 и нажмите Enter.
Можно использовать десятичные числа, знаки вычислений + – * / ^, функции sin, cos, tan, ln, log10, sqrt и константу p; обратные функции asin, acos, atan.
Аргументы тригонометрических функций выражаются в радианах sin(p) или градусах sin(90D). - Использовать результат предыдущих вычислений:
Если в начале строки нажать на знак вычислений, то подставится результат предыдущих операций. - Считать с процентами:
100+5% = 105
200–10% = 180
1000*12% = 120 - При вычислениях можно использовать переменные и комментарии.
\\Решение квадратного уравнения
\\ax^2+bx+c = 0
a=2
b=4
c=–3
D=b^2–4*a*c
X1=(–b+sqrt(D))/(2*a)
X2=(–b–sqrt(D))/(2*a).
"Компьютерра" №39 (803)
