Голубятня: Ахимса

"Непричинение вреда ни одному из живых существ. Никогда нам этого не понять, ни в голове не сложить, ни в сердце. И не подняться к этому, никакими преображеньями, сколько б ни жили". Сергей Соловьев

По неявной традиции понедельник в Голубятне Онлайн - день расслабленной медитации и философских экзерсисов (традиция, похоже, оборола все потуги по рубрикации, неестественно пропущенные через форум :-)

В рамках заявленной традиции хочу предоставить читателям удивительный и неповторимый текст, любезно предоставленный мне Сергеем Соловьевым. В прошлый четверг я был на презентации его последней книги "Индийская защита", состоявшейся в задушевном клубе "Улица ОГИ". Все действо я снял на видео, которое получилось ужасным по качеству, поскольку откуда-то из недр помещения постоянно раздавалось яростное урчание то ли генератора, то ли неведомого очистительно-кондиционерного монстра, который заглушал все прочие звуки. Изначально я планировал дать в Голубятне Онлайн либо видео, либо аудио отрывок выступления Сергея Соловьева, поскольку манера чтения этого изысканного и виртуозного поэта в прямом смысле гипнотизирует. По понятной теперь причине (урчание чрева ОГИ) от видео-аудиоплана пришлось отказаться, однако удалось найти выход для компенсации обещанного. На прекрасном портале "Старого Радио" хранится одна из глав романа Соловьева "Аморт", начитанная самим автором.

Прошу вас: не поленитесь, прогуляйтесь по этому вот линку и послушайте звучание родного языка в таком виде, в каком он в наши дни практически никогда уже не звучит. "Аморт" Соловьева - это головокружительный симбиоз поэзии в прозе (уникальное продолжение традиции "Петербурга"), эмоционального напряжения и передачи в слове цвета, запаха и вкуса. Последний и единственный раз, когда мне удавалось пережить нечто подобное, случилось в фильме Тома Тиквера "Парфюмер" (там, правда, запахи и вкус передавал видеоряд, что тоже, конечно, парадоксально и удивительно).

Теперь заявленный текст Сергея Соловьева, который я решил приурочить к марафону обсуждения индийской темы на форуме, длящийся уже третий месяц. Последний раз, когда перечитывал глубокомысленные антропологические экзерсисы таких уже родных и близких Амалии Кузнецовой и Станислава Гайдзинского, уже не замечал частностей, поскольку эти частности бесповоротно и безбожно увели тему от её истоков. Весь индийский цикл я писал с единственной целью - показать читателям МЕСТО НА ЗЕМЛЕ, которое отличается ОТ ВСЕЙ ЗЕМЛИ РАДИКАЛЬНО. То есть настолько, что там вообще невозможно ничего сравнивать. То есть - вот Индия, а вот - остальной мир. Я писал об ахимсе, писал о кастах, но, видимо, сделал это столь неуклюже, столь тупо и по-журналюжьи, что читатели прошли мимо основного посыла, даже не замедлив шаг. Принялись писать о воровстве (совершенно бредовое бомжатно-забулдыжное письмо какого-то читателя, опубликованное в "Письмоносце"), о групповых кастовых изнасилованиях (в Пакистане!), что-то лопотать про Китай (китайцев индусы, между прочим, вообще считают бесами на земле :-), про Японию, про великое европейское наследие.

Что это, как не глубокое фиаско моего собственного слова?! Не смог расставить верные акценты, не смог на корню пресечь ересь фальшивых параллелей, не смог повторить ещё и ещё раз главное: "Индия - это не ЕЩЁ ОДНО МЕСТО, это - иная планета!". И надо же было так случиться, что первый текст, который прочитал Сергей Соловьев на презентации новой своей книги, был посвящен именно ЭТОЙ ТЕМЕ: абсолютной уникальности Индии! На двух страницах поэтического текста Сергей изложил то, что не удалось мне совершенно, изложил с, на мой взгляд, ошеломительной убедительностью. То есть: допускаю, что прочитав "Ахимсу", читатель вполне может опять не принять Индию и не преклониться пред ней, однако ж он не сможет больше не замечать её исключительности, сделать вид, что уникальность Индии - субъективная выдумка, а не объективная реальность, данная в ощущения.

Вот этот волшебный текст - последняя глава из книги "Индийская защита" Сергея Соловьева, под названием "Ахимса".

Я вот что понять не могу. Как могла уцелеть на земле Индия? Может, я передергиваю, но вот: есть мы, при всей разности наших египтов, китаев, европ, америк, — мы как некая коммуналка, и есть Индия, которая — где? Если она на Земле, то весь мир — Индия, и нас нет. Если мы есть, то нет Индии, не может её быть. Либо мы нереальны, либо она. Или нужны две земли — на одной мы, на другой она. Когда-то я написал: мир делится на Индию и всё остальное. В запальчивости написал, неверно. Если делится на неё, то остального нет. И наоборот. Если на нас делится — нет её.

Собственно, это и происходило: вся история Индии — это последовательное ханжеское её вытравливание с лица земли. Нет, не так. Мать насиловали. Грудь посасывали и насиловали. Поглаживали по голове, а горло к земле прижимали — коленом. И я понять не могу не то, почему так происходило — это понятно, а как смогла она уцелеть и жива до сих пор. Ни один народ не смог бы. И не смог — в куда более щадящих условиях, мы знаем примеры. А она смогла.

Здесь что-то не по земным законам, не отсюда она. Народ Израиля — без году неделя был в плену египетском, а стон во все небо, и Бог, и пророки, дедка за репку, пустыня, исход, детская травма на всю жизнь. Индия — восемьсот лет под мусульманами. Язык вырван, святыни разрушены, насильственное обращение не то что в чуждую веру, а как в первую группу крови вливают четвертую. И что? Встает утром, восемь веков спустя, подходит к зеркалу — будто их и не было. Светла, молода, нерастрачена. А Тадж-Махал — святыня ислама — индийский национальный символ. И сразу вослед этим восьми векам — колонизация англичанами, два, а точней, три столетия обращения в христианство. Лицемерного, свысока. Мол, культура пришла к варварам. Единственно истинная вера, вся в крови, грязи и ханжестве, подмяв под себя треть планеты, раздев, разграбив и воцарившись, учит — кого? Вьюн учит дерево. Обвивает, сосет, жиреет, душит, учит.

Крупнейший ученый, первый и главный авторитет Макс Мюллер выпускает библию Востока, пятьдесят шесть откомментированных томов, половина из них — Индия. Первое окно для Европы. Учит, как смотреть в него: белая раса, арии, пришли в Индию с северо-запада, привнесли культуру, знания, потом смешались с аборигенами, выродились. Отсюда — вначале Веды, потом тишь, по нисходящей. Так смотрела просвещенная Европа на Индию — по нисходящей, до белокурых ариев, до нацизма.

Что ж это за народ — всунь ему кусок говядины в рот, и он уже мусульманин, дай ему свитерок, чтоб согрелся, и он уже христианин. Вырежь пару миллионов, а он молчит, ладони у лица складывает, улыбается. Сожги книги, лиши языка, убей Бога, — рис собирает, детей растит, улыбается. Где нация, где руки, за которые взяться, где сопротивление? Нет. Никогда и не было.

Ахимса. Непричинение вреда ни одному из живых существ. Никому — ни человеку, ни муравью, ни воде, ни огню. Три тысячи лет назад, а точнее, пять, принята эта заповедь. Не в ряду других, а первая, главная. И только после нее — Бог, правда, честность, целомудрие, уважай родителей, или что там еще по списку. Первая, и именно потому всё остальное, из неё исходящее. Гениально просто. И совершенно не от мира сего. Ни в одной этике мира этого нет. Тысячелетья бьёмся над законами нравственности, места живого нет на этом проклятом поле. А тут — изначально, и так просто, и на все времена. Здесь печка стоит, от неё и считай. И стоит, и считают — по сей день.

И тогда нет места ни богоизбранности, ни таким заповедям, как вырвиглаз, ни лицемерью щёк — другую подставь, а из храма гони палкой, да, подставь, но при этом и оба глаза вырви, богу богово, а кесарю кесарево. У какого еще народа так, чтобы принятое изначально оставалось незыблемым на все времена и сегодня было таким же словом-делом, равносильным жизни, как и в первый день? Я не вижу аналога.

Две из пяти мировых религий возникают в Индии. И что? Хоть один крестовый поход, газават? Нет. Великое могучее царство. И что? Агрессия, амбиции к мировому владычеству? Нет. Богатейшие знания, опыт. И что? Никакого навязывания себя другим, никакой экспансии. Взгляд внутрь, в себя, в бесконечность, в бога. Нет народа, есть человек. Нет того, вокруг чего сплачиваются — ни страны, ни национальной идеи. Есть взгляд, внутрь, от Атмана к Брахману, и обратно, тот же. Есть Веды. Но кто это сказал, кажется, Померанц: вычти Библию у евреев, Коран у мусульман, и религия рассыпается. Вычти священные книги у индусов, и Индия как мироощущение остается. Не здесь основа. А где?

Нас ещё нет почти, только ходить учимся, а они уже всё прошли, сидят, на закат смотрят, ноль придумывают. Ману, первочеловек и человек вообще. Так просто: Ману — сын солнца и брат смерти. Кто такой «человек»? Сын солнца, брат смерти. Вот и всё. Здесь печка, считай отсюда. Три миллиарда лет примерно, потом распад, и мир заново ткется, другой узор — из тех же нитей, ах, как долго она вышивала, и опять расплетается. Не линейное время и не цикличное, а и то и другое одновременно. Невоплощенное лежит в основе. Бог это творчество, если попросту. И в этом первопричина порождения мира. И никаких прикладных целей. Проявление себя в творческом действии. Вот и вся мотивация, знакомая каждому, кто имел с этим дело. И никаких целевых аудиторий, богоизбранных. Творить, оставаясь почти безымянным, небесным отшельником, в стороне от кумирен. Брахмой, творцом мира, никем. А на устах кто? Шива, Вишну, другие, те, кто в людях, — не он.

И вот, две с половиной тысячи лет назад, когда уже все свершилось — там, у них, а в Греции только-только еще начинается: Гомер, Платон, — в Индии происходит некое брожение: надо поговорить, уточнить мироздание. На юге возникает несколько философских групп. Адживики во главе с Гонсалой, джайнисты с Джиной Махавирой, буддисты с Буддой, шраманы и брахманы… Готовятся, строят миры, а на зиму идут на север, к Гималаям, селятся в пещерах, устраивают совместные диспуты. Мирно, у костров. И расходятся по берегам. Ни религиозного экстаза, ни священных войн.

А потом приходит император Ашока и объединяет народ в одну семью, все веры сестры, всем сестрам по серьгам, а буддизм — любимая. И древо цветет, все ветви. И буддизм — не откуда-то взявшийся инородец, не прижившийся в Индии и отторгнутый ею почти без следа. Извините. Надо внятно сказать, а не комкать, держа за щекой. Громко и внятно: буддизм — индийская религия, и никакая другая. Одно из направлений индийской философии, рожденной и воспитанной индусами в Индии. Вот так, и честно, и внятно, и с этого начинать. А то, что он не стал со временем единственной или господствующей религией, и почему не стал — это уже другой вопрос. В том же ряду, где, например, почему не стал ею джайнизм или ислам. Чей писатель Набоков? Не русский? А Беккет? То же с буддизмом. Да, немного прихрамывает, как и любое сравненье. Суть не меняется. Рожден Индией, возмужал, построил дом, родил детей и, как подобает духу, ушел в Гималаи. По-хорошему.

Ахимса. Непричинение вреда ни одному из живых существ. Никогда нам этого не понять, ни в голове не сложить, ни в сердце. И не подняться к этому, никакими преображеньями, сколько б ни жили. Вот что в начало положено — в начало мысли, чувства, ощущенья себя в мире: ты, человек, не выше воды, не чище огня, не дороже дерева. Ты — это весь мир, весь Бог, в одном нераздельном вдохе. Нет границ твоих очертаний.

И тогда ахимса становится не умозрением, а твоим костным мозгом. Ахимса, а потом уже — Бог, родина и прочий пафос. Точнее, он перестает быть пафосом, тем полем — героическим, бумажным, проклятым, на котором мы все лежим.