Поиски Хозяина

Рабство как общественный институт - в прошлом: полтора века назад крепостное право упразднено высочайшим повелением. И с тех пор миллионы людей живут с чувством, будто их лишили чего-то важного, может быть - главного.

Рабство как общественный институт - в прошлом: полтора века назад крепостное право упразднено высочайшим повелением. И с тех пор миллионы людей живут с чувством, будто их лишили чего-то важного, может быть - главного.

Вкусив свободы, многие задумались: вдруг опять обманули? Много ль радости в том, что всяк отныне обязан сам искать пропитание? Жизнь, когда величина куска зависит от таланта добыть этот самый кусок (иные таланты - музыкальные, математические и прочие - по другому ведомству), штука беспокойная, изнуряющая, нервная. Другое дело, когда в распоряжении есть имение душ в двести-триста крепостных. Всем хорошо - и барину, и мужику.

Насчет барина разъяснять особо и не нужно. Хочешь, со сворой борзых волка трави, хочешь - ужением пресноводных рыб занимайся, а то и просто - наливочку пей да на девичьи хороводы смотри. Вот оно, счастье. Но и мужики о старом времени вздыхали. Казалось бы, о чем жалеть? Там барщина, на конюшне секут, безвинную Муму в пруду топят. Однако иностранные путешественники восемнадцатого, да и первой половины девятнадцатого века отмечали: холоп Ванька живет куда сытнее свободного Жана или Джона, да и выглядит благодушнее. Конечно, следует помнить, что путешествующих иностранцев возили преимущественно в образцово-показательные крепостные хозяйства, но ведь и отечественные обличители крепостничества, распекая существовавший строй, упирали на несвободное состояние личности, а не на голод.

У кого что болит... Совестливым российским дворянам главнейшим из всех благ виделась свобода, ее они хотели не только для себя, но и для всего народа. Мужику же больше всего хотелось достатка, для начала - его первой ступени, сытости. Возможность выбирать и быть избранным в государственную думу или в кресло губернатора мужика волновали гораздо меньше, нежели курица в чугунке, и если уж выбирать, то лучше выбирать курицу, а не губернатора: из губернатора щей не сваришь.

Курица - птица глупая, сама по себе в чугунок не прыгает. Чтобы её вырастить, нужно трудиться, это само собой. Но нужен и порядок. А порядок ещё капризнее курицы: чуть недоглядишь, и его, порядка, след простыл. Самому за порядком смотреть и хлопотно, и, зачастую, бесполезно: ладно, на своем огороде я гусениц пособираю, но если соседский в небрежении, они ж снова наползут. Нужна сила внешняя, такая, чтобы сосед по струночке ходил. Пусть и я заодно с ним. Значит, без хозяина - никак.

А что посекут на конюшне, так если за дело, отчего б и не посечь. В конце концов, предоставь современному человеку выбор: за сказанное поперек барина слово плюху получить или десять лет лагерей, неизвестно, что современный человек выберет. Полтора же века назад народ на плюхи да розги смотрел проще, предпочитая плюху не только Сибири, но даже задушевно-нравоучительному разговору барина о том, что, мол, красть грешно, у барина крадешь - у себя крадешь и т.п.

Малая часть за свободу готова на всё - и на Дон бежать, и голодать, и на вилы барина поднять. Другая малая часть без барина не может никак. Между ними - девяносто процентов трезвомыслящих людей, желающих хорошей жизни, а уж будет эта жизнь свободной или нет, дело десятое. Если барин хорош, то и жизнь хороша. Все "поворотные пункты" российской истории можно рассматривать как поиск строгого, но справедливого хозяина, "придите к нам и владейте нами". При крепком хозяине никаких поворотных пунктов не бывает! Наполеон не отменял крепостного права на временно оккупированных российских территориях, ибо знал - не простят. И не простили Александру Второму. Революция семнадцатого года произошла не потому, что царь свирепствовал и шагу не давал ступить, напротив. Истоки её лежат в уходе царя от хозяйских обязанностей, нежелании повелевать народом, наказуя и милуя. Мы тебе не нужны? И ты не нужен, поди прочь! Прогнали, шумели и буянили, пока не увидели - есть хозяин! Увидели, испугались и умилились одновременно, почувствовав: наше! Этот на ворон порох не переводит, у этого не забалуешь. И смерть Хозяина вызвала нешуточное смятение - как же мы теперь, без барина-то?

Некоторым казалось, что можно и без барина, но недовольные ворчали и тосковали о крепкой руке - было же время! Порядок! Трепетали каждодневно! Колоска с поля не унеси, на работу на десять минут не опоздай - шкуру спустят, вот как крепко за нами смотрели! Другие возражали - больно крепко. Но в начале девяностых годов прошлого века и они возроптали, стали требовать хозяина: без хозяина земля плохо родит, заводы выпускают устаревший продукт, театры играют малохудожественно. Вот придет хозяин, он жизнь поправит, тогда инженер станет звучать гордо, отечественные "Москвичи" преобразятся в белых лебедей, а колбаса по два двадцать будет в каждом магазине до вечера.

Вышло иначе. Что ж... Сегодняшних олигархов не любят не потому, что они эксплуатируют народ, а потому, что они его не эксплуатируют, предпочтя народу недра. Народ оставили на произвол судьбы. Но ждать милостей от неё, судьбы, долго не будут. Начнут искать нового Хозяина.

И ведь найдут!

Из еженедельника "Компьютерра" № 14 (778)