Образы постиндустриального мира
АрхивТо, что мы живем в постиндустриальном мире, знают все. Переключаешься между сугубо проправительственной и яро оппозиционной радиостанциями, а там везде словосочетание "постиндустриальное общество", которое можно смело отнести к устойчивым.
То, что мы живем в постиндустриальном мире, знают все. Переключаешься между сугубо проправительственной и яро оппозиционной радиостанциями, а там везде словосочетание "постиндустриальное общество", которое можно смело отнести к устойчивым.
Что же это такое - постиндустриальный мир? Постиндустриальный этап развития - это то, что наступило после этапа индустриального. Очень нагляден он в сценах из американских и современных российских боевиков. Темный кадр: ржавое железо, грязный цементный пол… На этом фоне - или драка с участием супергероя, или пытки и казни, в которых электротельферы[От англ. telpher, подвесное грузоподъемное устройство] и гильотинные ножницы, пока еще не сданные в металлолом предприимчивыми hobo или бомжами, используются в качестве высокотехнологической замены дыбе, любимой родимым Сыскным приказом, или наипопулярнейшего инструмента Французской революции.
Но это чаще гиперболы кинематографистов. В реальности же в центре российского полумиллионника обычен цех бывшего радиозавода, переоборудованный под сдаваемые в аренду лавчонки, а в германском Руре, индустриальном сердце двух мировых войн прошлого века, муниципалитет гордится заводским зданием, обращенным в мегадискотеку, где в "аквариуме" конструкторов, подсвеченном адскими огнями разрядов в инертных газах, озаренном микросолнцами галогенных ламп и прошитом квантовыми лучами лазерных светодиодов, скачут полуодетые фройляйн широкого возрастного диапазона.
Впрочем, это железо. А главное - люди. С середины пятидесятых больше половины занятых в США - белые воротнички. В ФРГ тех лет большая часть земель обрабатывалось тягловой скотиной, а за океаном уже наступила Постиндустриальная эра. И как каждый вид техники доводится до совершенства перед своим исчезновением с рыночной сцены (свежие примеры: телевизоры и мониторы с CRT, пленочные фотокамеры), так и индустриальная эпоха в 1960.е породила такие чудеса, как программа Apollo и национальная телефонная сеть США. (Не знаю, как сейчас, а года три назад в Россию проще всего звонить из.за океана было именно из старомодного автомата.)
И - ответные шаги Советского Союза.
Куда более бедного, но за счет структурной гипермилитаризации идущего ноздря в ноздрю с США в космической и военной гонке, что давалось, скорее, не развитием технологий, а небывалыми ухищрениями конструкторской мысли.
А потом все кончилось. Катастрофы космических челноков, ядерный пожар Чернобыля, кризис коммунистической идеологии и советской экономики, прикончивший СССР и лишивший США стимула для военно.технологической гонки.
Эра КБ и заводов сменилась эрой лавок.
ВИЗУАЛИЗАЦИЯ НОСТАЛЬГИИ
И о прошлом грустят. Еще в середине 1990.х в гипермаркете бытовой электроники в Южной Калифорнии можно было встретить продавца.консультанта, былого разработчика систем наведения крылатых ракет Tomahawk, выпущенного на вольные хлеба благодарным отечеством. (Чую, попадись ему в тот момент душевные парни из СВР или ГРУ - сдал бы он им все секреты DoD за горстку центов. Хотя, похоже, такие, как он, больше общались с ребятами из разведки КНР…) И это страна, победившая в холодной войне.
Что уж говорить о нашей державе - в любой распивочной у каждого рынка наслушаешься скорбных плачей бывших инженеров и офицеров о добрых старых временах.
Ну ладно, это пострадавшие. (В нашем, российском, случае пострадавшие скорее морально, а материально большинство тех, у кого есть голова и руки, жить стали зажиточнее - несмотря на пугающие цифры падения производства по сравнению с 1990 годом, которые так любит оппозиция, и независимо от цифр прироста экономики, милых сердцам певцов власти.) Но ведь ностальгию эту визуализирует, превращает в симулякр, в некую новую реальность "ментального пространства" Голливуд.
Вот престарелый Грязный Гарри, бывший суровый, но справедливый детектив с "Магнумом" 44.го калибра. Когда.то, на закате индустриальной эры, актер Клинт Иствуд ввел на американском оружейном рынке моду на этот калибр. А теперь он продвигает ностальгию. Космические ковбои, старые и неудачливые астронавты NASA, летят на орбиту (а один залетает аж на Луну), чтобы обезвредить советскую орбитальную станцию, имеющую ядерное оружие. Обратим внимание: и Хорошие Парни, и Злодеи - из индустриальной эпохи. Продвигается прошлое.
На российский книжный рынок недавно поступила "альтернативно.технологическая история" А. Первушина "Звезда", где продление индустриальной эры позволило СССР перейти в стадию "технологической утопии". Хорошие и Плохие здесь, естественно, как и подобает "новому советскому роману", переполюсованы относительно Голливуда.
То есть можно говорить о том, что в глобальном массовом сознании есть не только тенденция бегства от цивилизации в мир хоббитов и Хогвартса, но и тенденция идеализации былой индустриальной цивилизации и формируемого ею уклада общества.
Сходятся они в голливудской семейной сказке "Джуманджи", где волшебная игра возвращает в мир, в котором люди вежливы к соседям, а кроссовки производятся в чистеньких городках Новой Англии, а не в Юго-Восточной Азии.
ПОЧЕМУ НАСТУПИЛО "ПОСТ" И ПОЧЕМУ ОБ ИНДУСТРИИ ГРУСТЯТ
Прежде чем рассуждать о причинах конца индустриального общества, условно определим его как социальную структуру, в которой с помощью крупного промышленного производства удовлетворяются преимущественно материальные, то есть сугубо объективные, потребности человека. Безопасность - и бедный СССР создает гигантские танковые и авиационные заводы. Еда - огромные индустриализированные фермы, чикагские бойни, консервная промышленность, замороженные продукты. Жилье - в США "американская мечта", дом с тремя спальнями; в СССР - барак, "хрущевка", "брежневка". Одежда - индустриальный пошив готового платья и обуви; правда, в одном случае элегантных, а в другом - "практичных немарких цветов". Транспорт- в США национальная сеть шоссейных дорог, "Большая тройка" автогигантов; в СССР развитый общественный транспорт, густая сеть авиалиний, цены на билеты были невелики по сравнению с зарплатой.
И вот в середине 1950.х большая часть работников в США вдруг оказывается не в сфере промышленного производства, а в обслуживании, образовании, управлении.
Что это, результат заговора сионистов и масонов, как скажут одни, или наступившее Светлое Завтра, в чем будут с пеной у рта убеждать другие? Да нет, это следствие законов природы.
Ценнее всего - воздух. Если взять человека, надеть ему на голову противогаз, пережать хобот, не давая выкрутить клапан, - человек чувствует себя весьма некомфортно. (Автор напоминает, что это сугубо умственный эксперимент. Вроде полета со световой скоростью в Специальной теории относительности!) А когда воздуха вволю - о нем забывают.
Точно так же и со штанами - трудно надеть две пары. И необходимая жилая площадь имеет предел в реальном мире.
Нет, в сказках или в фантастике можно жить во дворце. Который убирают джинны или роботы. Ну, в обыденности некоторая часть общества, заведомо незначительная, может пользоваться услугами дворовых девок или нанятых слуг. Но в развитом обществе такие возможности имеют тенденцию к убыванию. Даже Герман Канн, отец футурологии и технологический оптимист, с удивлением писал в конце 60.х, что американцы с годовым доходом в $100000 (тогдашних!) сами убирают свое жилье, а житель Азии с доходом в $20000 имеет много слуг…
И - автомобили. Посмотрим на их мощности, хотя бы на примере моделей американских корпораций, имена которых дожили до постиндустриальной эпохи. Вот роскошный Cadillac Eldorado. Двигатели моделей конца 1960.х - четыреста "лошадей", последние образцы модельного ряда в 2003 году имели "только" триста…
Та же картина у молодежно.спортивного Ford Mustang. 390 лошадей в конце 60-х годов и 190–260 - у стандартных поставок начала XXI века. (Хотя есть модели с турбонагнетателем и большей мощности.) И - дорожная сеть, - в какой то момент наступает насыщение (но вот до этого России наверняка далеко).
То есть в тот период происходит переход от общества индустриального к обществу постиндустриальному. Промышленность, даже самая традиционная, конечно, не исчезает. Но она переходит в разряд инфраструктуры. Того воздуха, который не замечаешь, пока он есть.
Но структура общества остается примерно той же, что и в индустриальную эпоху. Капитал требует расширенного воспроизводства - а продать людям первые в их жизни автомобили, как было в эпоху фордовской модели Т или, полувеком позже, фольксвагеновского классического "жучка", уже невозможно. Авто производятся лишь на замену. Значит, нужно побуждать людей менять их чаще - и главная роль переходит от инженеров к дизайнерам и маркетологам (этот период жизни автоиндустрии прекрасно описал Артур Хейли в романе "Колеса").
Меняется мир одежды. К традиционным портным и фабрикам готового платья, порожденным антропологической статистикой и индустриальной эпохой, добавляется феномен "Больших домов", структурирующих вещи не по качеству, а по "модности", соответствию неким искусственным критериям.
Возникает феномен идолов поп-культуры. Великие творцы Ancient Regime были обслугой феодалов и церкви. Пусть даже иногда обслугой своенравной и капризной - вроде любимой секретарши, которой многое прощается (см. "Жизнь Бенвенуто Челлини, рассказанную им самим"). В индустриальную эпоху Сара Бернар и Карузо были уже как бы предпринимателями второго эшелона (учитывая наличие антрепренеров - кем.то вроде технических специалистов, Эдисона там или Теслы). Уважаемыми, но не могущими равняться по роли с Рокфеллером или Карнеги.
А вот The Beatles - совсем другое дело. И деньги, и слава, и истэблишментарность. Да и те, кто утоляет тоску уставшего от электрического света общества (лишнего времени - навалом, не надо чистить лампу, заправлять ее маслом, очищать подсвечник от воска, надо ж это время убить!) по замкам, царевнам, менестрелям (в зависимости от пола и предпочтений, но о них грезят даже те, чьим уделом было бы чистить лампы и открывать дверь! Не нравится? А ведь был еще вынос помоев и чистка конюшен…). получили свое. Ну, авторы Конана, хоббитов и Нарнии с большими деньгами разминулись, оставив их издателям. А вот нынешние сказочники оттянулись на славу. Терри Пратчет (Pratchett), автор мира-диска, кавалер Ордена Британской империи. Самый продаваемый автор в Британии 1990.х годов. Даже в 2003.м, уступив первое место Джоан Роулинг, держал 3,4% рынка книг в твердом переплете по количеству и 3,8% по цене.
А еще рынок туризма. Цикл о миредиске, стоящем на плечах четырех слонов, водруженных на спину гигантской черепахи, Пратчет начал в 1980.е с романа "The Colour of Magic", где в волшебном мире появляется Первый Турист. Постиндустриальная сага с постиндустриальными образами.
Правда, в сказках все наоборот - и в одном из последних романов Пратчета, "The Truth", гномы Волшебной Страны находят Настоящий способ делать золото из свинца, изобретая печатный станок со свинцовым шрифтом. (Реалист А. С. Пушкин в "Сценах из рыцарских времен" считал это концом феодализма.) Но рассыпной шрифт и линотипы хоть и ушли из издательского дела, но золото.то, особенно в постиндустриальную эпоху, осталось.
А на место ностальгии по сказкам феодализма пришла ностальгия по индустриальному обществу. Вернее - по жизни, в которой огромную роль играло столкновение человека с силами природы.
"Религия, общество, природа - вот три силы, с которыми ведет борьбу человек. Он ведет борьбу со всеми тремя, но все три необходимы ему: человеку должно верить - отсюда храм, должно созидать - отсюда город, должно существовать - отсюда плуг и корабль. Решая тройную задачу, он вступает в тройной поединок. И это - тройное свидетельство непостижимой сложности бытия. Перед человеком стоит препятствие, воплощенное в суеверие, воплощенное в предрассудок и воплощенное в стихию". Так писал в марте 1866 года романтик Виктор Гюго в предисловии к роману "Труженики моря".
Люди тоскуют по борьбе со стихией!
(Отсюда и бизнес экстремального туризма!)
А почему?
Вот автор из бывшей ГДР Стефан Гейм с романом "Агасфер": "Я знаю глас Божий. Он слышится в гуле водопадов, в ревущем пламени, в завывании вихрей, только он мощнее этих звуков; он слышится в шелесте терновника, только почти совсем не различим".
То есть - в мире, описываемом принципом наименьшего действия (введенным его автором Мопертюи из религиозных соображений не меньше, чем из естественнонаучных), а не на молитвенном или политическом собрании. Там вступают в действие законы мира людей - тоже вполне объективные, но выведенные не офицером Мопертюи, ставшим путешественником и ученым, а Макиавелли и Лебоном. Имя одного стало синонимом подлости, совершаемой во имя высших целей, а теории другого, создателя "Психологии толпы", были блестяще использованы практиками тоталитарных режимов ХХ века. Да и сегодня психология масс, несущихся за предрож дественскими покупками, описывают моделями, весьма похожими на те, что описывают поведение стада животных, увидевших приманку. (Хотя гуманизм эпохи проявляется в том, что стадо все же не стая…)
Герой Гюго Жильят выигрывал битву со стихиями, но погибал в столкновении с миром людей. Это еще на заре индустриального века!
А современный французский автор Мишель Уэльбек в романе "Элементарные частицы" (1998) нарисовал весьма впечатляющую картину того, как мир индустриальный, мир, основанный на законах природы, вдруг сменяется миром постиндустриальным, структурированным по совсем другим правилам. Мальчик учился жить по научно.популярным журналам 1960.х, ставил опыты, делал модели (так же, как и его сверстники в СССР), а жить пришлось не в мире звезд Фламмариона, но в мире "звезд"… То есть законов Макиавелли и Лебона.
ЖИЗНЬ В ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОМ ОБЩЕСТВЕ
Постиндустриальное общество - общество парадоксальное. Под ним, "внизу" его - инфраструктура индустрии. А над ним - так же произвольно структурированное общество, как и общество аборигенов дождевых лесов Мезоамерики, где, скажем, запрещено под страхом строгих санкций смотреть на тещу.
Так же парадоксальны и произвольны законы о копирайте. Вот, к примеру, Федеративная Республика Германия. С этого года скачивание аудио. и видеоконтента из пиринговых сетей там - уголовное преступление. Не кража как таковая, в результате которой обладатель теряет то, что у него было. Копирование. И - уголовное преследование за него. Столь же правомочное, с точки зрения права, как и Нюрнбергские законы Третьего Рейха. А ведь и то и другое служит одной и той же цели - структурирует общество. В одном случае позволяя избирателям герра Гитлера извлекать доходы из ограбления евреев, славян… В другом - обеспечивая доходы студий, их акционеров, менеджеров и даже персонала, которые, в условиях постиндустриального общества, когда базовые потребности удовлетворены, составляют изрядную часть занятых в Первом мире. И поддерживается их благосостояние насилием, правопринуждением к исполнению копирайтных законов.
Вот как теоретик и автор киберпанка Брюс Стерлинг описывает в романе "Зенитный угол" (2004) схлопывание доткомовского пузыря:
"Сеть не просто рухнула. Она оказалась заброшена, оставлена в панике. Потому что и киностудии, и телефонные компании, и фирмы звукозаписи осознали вдруг, что их "интеллектуальная собственность" и на пикосекунду не останется в их собственности, когда люди по всему миру смогут одним щелчком мыши копировать и переправлять друг другу их продукцию. Все фильмы. Все песни. Все звонки к маме. Так и случилось. <…> "Напстером" пользовалось больше народу, чем голосовало за президента Соединенных Штатов. И никто не платил за музыку.
Люди перестали платить. Люди были свободны. В этом мире не существовало бы музыкальной индустрии. И киноиндустрии не было бы. Не было б международных звонков, не было б границ между народами, не было бы бизнеса. Ничего, кроме нее - Сети. И ужаса невыносимой свободы".
А бизнес имеет тягу к самосохранению. И - политическое лобби. И вот компью. терщик, герой Стерлинга, идет служить в Совет национальной безопасности. Овла. девает оружием, учится драться. (При этом завидует своему деду, в индустриальную эпоху создававшему самолетышпионы SR.71.)
И - "накачанные парни из Секретной службы в кевларовых жилетах" громят дом малолетнего хакера. Во имя самосохранения бизнеса и Первого мира. Еще в 1991-м Англия экспортировала музыки больше, чем машин и механизмов…
В конце советской эпохи у нас издали роман американского фантаста Барри Лонгиера "Враг мой". Там рептилия оскорбляла пилота звездного истребителя "Микки.Маус твоя глупый есть". Пилот смеялся. А зря! В эпоху холодной войны Микки.
Маус был бойцом круче, чем Паттон, Нимиц и Шварцкопф вместе взятые. Он, "кока-кола" и "ливайсы" прикончили СССР с его танковыми армадами и ракетами. Воздей. ствием рыночного образа. Но вот в глобализированном мире сохранение структур общества Первого мира стало возможным только прямым насилием. Замешанным на густом шпионаже, о котором постоянно пишет в "КТ" Бёрд Киви. Предоставим читателям поразмышлять - стали б Windows фактическим стандартом, не будь у США десятка атомных авианосных ударных групп, не крутись по орбитам вуайеры серии KH и не развлекайся NSA подслушиванием, на манер бабушек на скамейке. Брюс Стерлинг говорит об обратном, но он, понятное дело, киберпанк…
О МЕНЕСТРЕЛЯХ
Старая, кстати, традиция. Поэт Валерий Брюсов писал еще в апреле 1915 года: Я устал от светов электрических, От глухих гудков автомобилей; Сердце жаждет снова слов магических,
Радостных легенд и скорбных былей.
…
Хочется мне замков, с их царевнами,
Озирающих просторы с башни,
Менестрелей с лютнями напевными,
Оглашающими лес и пашни;
Позабыться вымыслами хочется, -
Сказками, где ведьмы, феи, черти;
Пусть, готовя снадобье, пророчица
Мне предскажет час грядущей смерти…
Символисты иногда были удивительно проницательны!