Слитно или раздельно?

АрхивИз журнала "Компьютерра"

Масштабы, темпы и стабильность технологического прогресса, и прежде всего в ИТ-сфере, не вызывают никаких сомнений. С ним все будет хорошо. А вот как все это отразится на людях?

Масштабы, темпы и стабильность технологического прогресса, и прежде всего в ИТ-сфере, не вызывают никаких сомнений. С ним все будет хорошо. А вот как все это отразится на людях? На тех единственных известных нам существах, которые полноценно, то есть в некоторых случаях разумно, могут перерабатывать информацию. Какая судьба ждет их?

Исток наук - полисы, то есть города-государства Древней Эллады. Именно там эстетические воззрения древних греков заставили их искать за явлениями природы упорядоченные законы. Но это именно исток. Современные курсы по истории естествознания относят этот период развития человеческой мысли к натурфилософии, к любомудрию, направленному на постижение природных явлений. Изощреннейшие философские системы Платона и Аристотеля, теории, такие как Евклида и Птолемея, совершеннейшие механизмы, такие как астрономический вычислитель, найденный ловцами губок, не породили научно-технической революции.

Почему? Один из вариантов ответа дает выдающийся российский философ Алексей Федорович Лосев. Ему, жившему, кстати, в советский период истории и знавшему о репрессиях не понаслышке, пришлось даже замаскировать свой монументальный труд по античной философии под "Историю античной эстетики". Так что воспользуемся этим для того, чтобы напомнить о громадном значении эстетического совершенства для эллинов.

Так вот, греческая мысль полисного, классического периода, согласно Лосеву, была принципиально ограниченной объективными условиями жизни рабовладельческого государства. "Что касается материи, то в связи с тем, что рабский труд без участия рабовладельца не создавал окончательного и целесообразного продукта (поскольку сам раб был не человеком, а только вещью), то и материя в античном смысле не была продукцией, а трактовалась только как потенция любых явлений действительности. Рабовладелец тоже не был человеком в собственном смысле слова, а был формообразующим принципом вещественно-телесной действительности"¹.

Так лаконично, рассматривая проблемы формирования античной диалектики, Лосев рисует чудовищную бесчеловечность рабовладельческого государства. Полноценными людьми не являлись ни те, кто потерял свободу, ни те, кто ее отнял. И в двадцатом веке античная проблематика рабства вдруг снова стала актуальной. Рабы-кацетники производили ракеты V-2 штурмбанфюрера фон Брауна на подземных заводах рейхсфюрера Гиммлера. Рабы-зеки трудились в авиационных шарагах маршала госбезопасности Лаврентия Берии, как конструктора Туполев и Королев; строили атомные города за колючей проволокой...

Достижения науки воплощались в жизнь рабами. Но создали науку не рабы и не рабовладельцы. Ни являющийся и поныне образцом человеческой добродетели Сократ; ни склонные к Realpolitik и метавшиеся между тиранами и монархами Платон с Аристотелем. Для этого европейской цивилизации понадобилось пройти через Средневековье с его христианской, хоть порой и схоластической культурой.

"Совсем другое дело - средневековое мышление, в котором основной интуицией была не интуиция чувственного тела, а интуиция личности. Поэтому абсолютом здесь оказался не чувственно-материальный космос, но личность, которая выше всякого космоса и которая является даже его творцом и создателем. И какие бы совпадения мы ни находили между средневековым монотеизмом и античным пантеизмом, то и другое никогда не могут отождествляться, откуда и непроходимая пропасть между античным и средневековым мышлением"².

Часто говорят (ну, скажем, блистательный мыслитель современности Умберто Эко с его весьма интересной статьей "Средние века уже начались"), что развитие прогресса может вернуть человечество в Средние Века. Рискнем пойти дальше и предположить, что прогресс при некоторых условиях может вернуть человечество к рабовладельческому обществу.

Рискнем?

А в таком предположении особого риска вообще-то и нет!

Рабы не мы

Вот лауреат Нобелевской премии по экономике 1993 года Роберт У. Фогель.

В 1974 году он публикует сенсационную и даже скандальную книгу "Время на кресте" ("Time on the Cross: The Economics of American Negro Slavery"). В ней сухими и точными уравнениями эконометрики доказывается, что, вопреки расхожему мнению, рабство на хлопковых полях Юга Соединенных Штатов было вполне рентабельным на период Гражданской войны и оставалось бы таковым чуть ли не до 1950-х годов, до создания широкозахватных хлопковых комбайнов.

От налета скандальности ученый избавился лишь после выхода более поздней работы "Без согласия или контракта" ("Without Consent or Contract: The Rise and Fall of American Slavery", 1989–92), где с не меньшей точностью и убедительностью показал, что причины, побуждавшие Север к войне за отмену рабства, носили моральный, а не экономический характер.

И многие современные мыслители-марксисты говорят о населении Юго-Восточной Азии (где воплощаются в железо и пластик чудеса нынешнего хайтека) как о главном объекте капиталистической эксплуатации. Но ведь там процветает рабство прямое, с деятельностью, подобной ремеслу античных андроподистов - похитителей детей, для работы в крошечных цехах, правда больше швейных, нежели железячных, и караемая властями КНР весьма сурово. Но чем лучше участь рабочего, СВОБОДНО нанявшегося производить продукцию прославленной ИТ-фирмы за полсотни долларов в месяц по четырнадцать часов в день...

И изобилие потребительских товаров в магазинах Первого мира обуславливается именно этими весьма неблаговидными явлениями.

Трудно сказать, прикончит ли эту эксплуатацию борьба за права трудящихся или правозащита. Но то, что в обозримом будущем на смену живым пролетариям Третьего мира придут железные, а точнее кремниевые, неизбежно. Дело в том, что дешево эксплуатировать можно лишь людей, выросших в условиях сельских обществ с натуральным хозяйством. Их "себестоимость" весьма низка.

А вот даже простое воспроизводство (термин К. Маркса из "Капитала") рабочей силы в индустриальном, а тем паче постиндустриальном обществе, растет неимоверно. Не верите - зайдите в лавку с игрушками и убедитесь!

И вот в какой-то момент, когда кончатся ДЕШЕВЫЕ пятидесятидолларовые рабочие, на их место придут технологические процессы и роботы. Кремниевые рабы. Труд которых обеспечит большинству людей достаток и процветание.

И как же все это отразится на человеке?

Да и почему мы, собственно говоря, рассуждаем в будущем времени. А сегодня?

Скажем, в Европе, со сверхразвитой социальной защищенностью. Распространяющейся не только на коренных жителей, но даже и на везучих, "законных" переселенцев из бывшего СССР.

Социальное пособие. Фактически бесплатная квартира. Мебель и бытовая техника со складов благотворительных организаций. Возможность оформить бабушку сотрудницей ведомства социальной защиты и приставить ее сиделкой к собственной внучке. С регулярным получением жалованья из казны.

И откуда же все это берется? Делятся богатые?

Н-да, такую гипотезу в приличном журнале лучше и не рассматривать...

Гиперэксплуатация европейских рабочих?

Да будь так, переселенцы-получатели благ столкнулись бы не с маргинальной ксенофобией, а с движением, подобным фашизму двадцатых годов прошлого века.

Дело в том, что в глобальной экономике большинство благ потребляется там, где производство ОРГАНИЗУЕТСЯ, то есть в Первом мире, а не там, где оно дислоцируется. Но вот как это сказывается на людях?

Наделенных достатком и свободным временем?

Ну конечно, общество даже в бывших образцово-фашистских державах сейчас куда менее агрессивно. Впервые попавших туда поражает, что толпа молодежи, шумно вываливающаяся из кафе, совсем не агрессивна.

Но вот где сокровища духа?

Где водопад научных достижений?

Почему масса выпускников инженерных и естественных факультетов перебирается каждый год в Новый Свет?

Не есть ли дело в том, что отстранение людей от реального, полноценного труда с полноценными объектами материального мира весьма обедняет человека, холостит его сущность, возвращает нас к описанной Лосевым ситуации.

И губительные ее последствия будут сказываться и тогда, когда кремниевый трудяга придет на смену гиперэксплуатируемому азиату. Ведь обыватель в Европе не задумывается, откуда в его магазин приходят товары. Он может полагать, как многие российские публицисты эпохи перестройки, что в Первом мире "вкалывают роботы".

И даже когда это станет явью, он все равно будет ОТСТРАНЕН от труда. Даже если станет лосниться от сытости.

И такая ситуация вряд ли в длительной перспективе приведет к чему-либо хорошему. Даже если отбросить фантастические мысли о том, что роботы на каком-то этапе техноэволюции обретут разум и чувства и станут страдать от эксплуатации. Нет, для негативных последствий достаточно одного лишь отстранения.

Рабовладельческие полисы античности были на каком-то этапе заменены военно-монархическими организациями Александра и Цезаря, царствами диадохов и Принципатом. Конец - известен. И дело не в несокрушимом натиске орд варваров. Просто эллины и квирины КОНЧИЛИСЬ раньше...

Альтернатива Эшби

И вот альтернативу такому ходу воздействия неумолимого прогресса на будущие судьбы детей Адама дают идеи одного из основоположников кибернетики Уильяма Росса Эшби.

Менее известный, чем Винер и Шеннон, Эшби шел к кибернетике не от математики и наводки зенитных орудий или техники связи и передачи сигналов по каналам с шумами, но от наблюдений за человеческим мозгом в самых что ни на есть граничных, подпадающих под юрисдикцию психиатрии, ситуациях. А психиатрия с психологией с древнейших времен очень тесно соприкасались с философией.

И даже отзываясь об удивительно простом и наглядном приборе, изобретенном Эшби, о гомеостате, - четыре электромагнита, к якорям которых были присоединены потенциометры, способные восстанавливать равновесие, - Норберт Винер в первую очередь отметил огромное философское значение данного устройства. Возможные прикладные применения адаптивных систем были им отнесены на неопределенную перспективу.

И, излагая кибернетику на преимущественно биологических, часто заимствованных из врачебного опыта примерах, Эшби органично пришел к идее усилителя интеллекта³ . Устройства, которое позволит человеку многократно умножить потенциал разума. Подобно тому, как механизмы увеличивают мощь мускулов.

Поскольку устройство это и по сей день относится к сфере гипотетических, большинство авторов, подобно Станиславу Лему⁴, обращало внимание на трудности его создания.

Трудности принципиальные - ведь создавая такой усилитель, проектировщик будет вынужден разработать то, что УМНЕЕ его самого. Отбросим же этот аспект проблемы и взглянем на то, чем усилитель интеллекта отличается от усилителя мышц - скажем, экзоскелета.

Современные технологии могут быть использованы и для увеличения физической мощи человека в привычном для него обличии гуманоида. Протезы с биоэлектронным управлением известны с пятидесятых годов прошлого века. Сапоги-скороходы с двигателями электрическими или внутреннего сгорания изобретатели, по преимуществу самоучки, предлагают военным ведомствам и поныне. Создание искусственных мышц, сокращающихся со скоростью на порядок выше, чем развиваемая естественными, вполне в повестке дня современных биотехнологий.

И вполне возможно, что все это вот-вот будет доведено до практического применения. Породит не только протезы, возвращающие возможность полноты движений инвалидам, но и костюмы и корсеты, превращающие их обладателей в гераклов и брунгильд. Расширяя возможности самостоятельного, ощущаемого ладонями, физического труда. Того, которого были лишены почитавшие его унизительным привилегированные сословия рабовладельческих полисов.

А другая ветвь технологий, тут уже чисто информационных, породит некие волшебные ушанки, кепки и тюбетейки, надев которые обладатель превратится в титана мысли. Еще раз повторим - вопрос о МЕТОДАХ проектирования таких систем мы не рассматриваем. Хотя и допускаем, что проектировать их будет уже кто-то из молодых читателей "КТ".

И вот в чем ГЛАВНОЕ различие между богатырским экзоскелетом и мудрецовской тюбетейкой?

Рискнем предположить, что различие это - в ОТЧУЖДАЕМОСТИ.

Экзоскелет может быть снят вполне безболезненно. Хотя при этом физическая мощь носителя уменьшится на порядок. Он станет многократно слабее, заметно медленнее. Но останется сам собой. Дело в том, что как бы мы ни привыкли к собственным телам, ни сроднились с ними, мы - это не наши мышцы. И когда они слабеют при ранении, при болезни - мы по-прежнему те же личности.

Мы - это наш разум.

И вот представим себе, что мы его сумели многократно усилить. Пока что отвлечемся от того, какими именно технологическими ухищрениями. Ведь машина (в том числе информационная) начинается с этапа составления технического задания. И чего же мы должны от нее потребовать?

Обратимся к единственному достоверно известному способу усиления интеллекта - к образованию. К нему можно, конечно, подходить прагматично - как к получению человеком некоторого количества знаний, делающего из него хорошего потребителя (заинтересована рыночная экономика), послушного подданного (интерес государства), эффективного работника (родители или работодатели).

А есть еще мнение, что образование делает человека лучше, или хотя бы сложнее. И это действительно так. С середины 1990-х известно, что при раннем, дошкольном, изучении иностранных языков формируется один, более сложный, изобилующий ассоциативными связями центр Брока⁵, а при позднем, особенно взрослом, два, более мелких.

И ассоциации с терминами современного международного языка, английского, прошлых lingua franca, французского и латыни, весьма небесполезны для эффективного мышления.

И вот к чему же должен стремиться проектировщик будущих усилителей интеллекта? Видимо, к наиболее полному взаимодействию природного интеллекта личности и искусственных подсистем. К тому, чтобы их ассоциативные цепочки оказались как можно более тесно сплетенными. И вот тут-то мы столкнемся с новым качеством.

Оказавшись отрезанным от Сети, современный человек испытывает изрядное неудобство, у многих перетекающее в психологический дискомфорт.

Отчуждение, отключение усилителя интеллекта можно будет по последствиям сравнить с тяжелейшим психическим расстройством. Усилитель интеллекта неизбежно станет неотъемлемой частью личности.

Роботы, интеллект которых растет, и массовые технологии останутся инструментами, служащими полноценному человеку при одном условии - человек будет становиться все более пригодным к интеллектуальному труду, который и составит суть его жизни. В противном случае его ждет участь Ксанфа, зависящего от своего раба Эзопа⁶. Слишком уж сложны физические явления, лежащие в основе современных техпроцессов. Слишком уж многообразны связи между различными сторонами современной экономики и общественного устройства, непонятные большинству людей. Превращающие их в слепые игрушки античных божеств, хотя и не трансцендентных, но вполне беспощадных. И избежать этого возможно лишь умножив мощь разума. И тут усилитель интеллекта, даже если он возникнет как вполне инженерное устройство, неизбежно породит процессы, о которых писали лишь фантасты. Лем с его автоэволюцией, братья Стругацкие с "синтезом разумов".

---

1. Лосев А. Ф., История античной философии в конспективном изложении. (Эту карманную книгу можно горячо порекомендовать весьма занятым, а также честно ленивым читателям для знакомства с мыслью Греции.) [вернуться]

2. Там же, с.32. [вернуться]

3. Иностранная литература, №4. 1994. [вернуться]

4. Эшби У. Р., Схема усилителя мыслительных способностей. (В книге Автоматы, Сб. статей под ред. К. Шеннона и Дж. Маккарти.) [вернуться]

5. Лем С., Сумма технологии. [вернуться]

6. Отечественный фильм "Эзоп" и пьеса Г. Фигейредо "Лиса и виноград". [вернуться]