Свободная культура. Притеснение новаторов

Есть в данной истории аспект, который ни в коем случае не левацкий. Суть "свободной культуры" та же, что и у "свободного рынка", хоть интересы, воздействующие на культуру, более фундаментальны.

Третья часть отрывка из книги Лоуренса Лессига "Свободная культура". Начать чтение лучше с первой части.

История в последней части была вопиюще левацкой - креативность задавлена, художникам затыкают рты, и так далее, и тому подобное. Может быть, вас это не трогает. Возможно, вы считаете, что всякого странного творчества полным-полно, хватает и выразительной критики в отношении, казалось бы, всего. И если вы так думаете, то можете полагать, будто в этой истории мало что должно вас беспокоить.

Однако есть в данной истории аспект, который ни в коем случае не левацкий. По сути дела, этот аспект мог быть написан самым что ни на есть экстремистским прорыночным идеологом. И если вы относите себя к числу таковых, тогда этот аспект можно разглядеть, просто подставив словосочетание "свободный рынок" в любом месте, где я говорил о "свободной культуре". Суть та же, хоть интересы, воздействующие на культуру, более фундаментальны.

Обвинение, что я выдвигаю в отношении регулирования культуры, - того же рода, что возмущения поборников свободного рынка попытками контролировать рынки. Разумеется, все признают, что некоторое регулирование рынков необходимо: как минимум, требуются законы о собственности и контрактах, а суды нужны для того, чтобы проводить эти правила в жизнь. Подобным образом и в культурных дебатах все признают, что, по крайней мере, какой-то каркас копирайта нужен. Но в обоих случаях неистово настаивают на том, что польза от минимального регулирования еще не означает, что жесткий контроль еще лучше. И в обеих областях постоянно подстраивают способы, с помощью которых современные мощные индустрии пытаются уберечься от завтрашних конкурентов.

Это и есть наиболее драматический эффект от сдвига в стратегии регулирования, который мной подробно описан в десятой главе. Последствия массовой угрозы судебного преследования вкупе с мутным определением рамок закона о копирайте заключаются в том, что новаторы, стремящиеся изобрести нечто оригинальное в этой сфере, могут со сопокойным сердцем вводить свои инновации, только если им выпишут на это разрешение доминирующие индустрии последнего поколения. Данную истину легко постичь на примере целой серии дел, которые были состряпаны с целью преподать урок венчурным капиталистам. Этот урок, который бывший исполнительный директор "Напстера" Хэнк Барри называет ядерным облаком, накрывшим Кремниевую долину, усвоен.

Возьмите для примера историю, начало которой я поведал в книге "Будущее идей". Она получила такое развитие, которого даже я, будучи законченным пессимистом, не предполагал.

В 1997 году Майкл Робертс основал компанию под названием MP3.com, призванную реконструировать музыкальный бизнес. Их целью было не только продвижение новых методов предоставления доступа к контенту, но и содействие распространению новых средств создания контента. В отличие от ведущих лейблов, МР3.com предлагала авторам место встречи для взаимного обмена творчеством, не требуя от них эксклюзивной "помолвки" с компанией.

Для того чтобы система заработала, однако, МР3.com требовались надежные инструменты для рекомендации музыки своим пользователям. Идея этой альтернативы заключалась в учете откровенных предпочтений слушателей музыки для того, чтобы рекомендовать им новых исполнителей. Если любите Лайла Ловетта, вам, вероятно, понравится Бонни Рейт, и так далее.

Данная идея требовала простого способа сбора данных о предпочтениях пользователей, и в МР3.com придумали чрезвычайно хитрый метод сбора такой информации. В январе 2000 года компания запустила сервис my.mp3.com. Используя предоставленное MP3.com программное обеспечение, пользователь мог зарегистрировать у них свою учетную запись, а затем вставить в свой компьютер компакт-диск. Программа идентифицировала CD и после предоставляла пользователю доступ к такому же контенту. Так, например, если вы вставляли диск Джилл Собьюл, то затем уже, где бы вы ни находились - на работе или дома, вы всегда могли получить доступ к этой музыке под своей учетной записью. Система, в результате, чем-то напоминала своеобразный музыкальный секретер.

Несомненно, кое-кто мог использовать такую систему для нелегального копирования контента. Но такая возможность существовала и без МР3.com. Целью сервиса my.mp3.com было предоставление пользователям доступа к их собственному контенту и, в качестве побочного продукта, обозначить тот контент, что они уже приобрели и, тем самым, исследовать предпочтения слушателей.

Чтобы такая система заработала, тем не менее, МР3.com пришлось скопировать 50000 компакт-дисков на сервер. (В принципе, музыку загружать могли бы и сами пользователи, но это отняло бы уйму времени и породило бы сервис спорного качества.) Таким образом, компания приобрела 50000 дисков в магазине и начала копировать эти CD. Опять-таки, отмечу, что МР3.com не собиралась раздавать эти копии всем, а только тем, что зарегестрировался и подтвердил факт самостоятельной покупки такого же компакт-диска. Так что, несмотря ни на что, это были пятьдесят тысяч копий того, что покупатели уже сами приобрели.

Спустя девять дней после запуска сервиса МР3.com пять крупнейших компаний звукозаписи, возглавляемых RIAA, обратились с иском в суд. Вопрос был улажен в досудебном порядке с четыремя из пяти лейблов. А через девять месяцев федеральный судья признал МР3.com виновной в намеренном нарушении авторских прав, принадлежащих пятому лейблу. В полном соответствии с законом судья наложил на МР3.com штраф в размере 118 миллионов долларов. После этого МР3.com уладила конфликт с последним истцом, компанией Vivendi Universal, заплатив ей свыше 54 миллионов. А примерно через год Vivendi купила МР3.com.

Эту часть истории я уже рассказывал. Теперь оцените ее конец.

После приобретения МР3.com Vivendi изловчилась и подала иск о злоупотреблении доверием к адвокатам, которые, содействуя в добросовестном требовании, советовали МР3.com отстаивать свою позицию, дескать, предложенный сервис будет признан легальным по существующему законодательству об авторском праве. Иск предполагал очевидность того, что суды признают данные действия незаконными, а значит, подавался для того, чтобы наказать всякого адвоката, который посмеет предполагать, что право менее запретительно, чем того добиваются лейблы.

Явная цель такого иска (который был урегулирован за необозначенную сумму вскоре после того, как всю эту историю перестали освещать в прессе) - недвусмысленно дать понять юристам, консультирующим клиентов в данной области: не только ваши клиенты могут пострадать, если контентная индустрия нацеливает на них свои пушки. Вы тоже можете попасть под обстрел. Так что те из вас, кто полагает, что право должно быть не столь запретительным, должны осознать, что подобное толкование законов влетит вам и вашей фирме в копеечку.

Такая стратегия не ограничивается одними адвокатами. В апреле 2003 года Universal и EMI подали в суд на "Хаммер Уинблад", венчурную компанию, финансировавшую "Напстер" на определенном этапе его развития, на одного из ее основателей Джона Хаммера и его генерального партнера Хэнка Барри. Требование здесь также состояло в том, что венчурная компания должна была осознавать право контентной индустрии контролировать развитие индустрии. Эти люди должны были понести персональную ответственность за финансирование компании, бизнес которой оказался вне закона. Опять-таки, и здесь цель иска прозрачна: всякий венчурный капитал теперь понимает, что если вкладывать деньги в компанию, чей бизнес не одобряют динозавры, то рискуешь не только на рынке, но и в суде. Ваши инвестиции покупают вам не только компанию, но еще и судебное преследование. Эта среда докатилась до таких крайностей, что даже автомобильные концерны опасаются технологий, затрагивающих контент. В статье "Бизнес 2.0" Рейф Нидлмен описывает дискуссию с BMW:

"Я спросил, почему при всей вместительности компьютерной начинки автомобиля нету возможности проигрывать МР3-файлы. На это мне ответили, что инженеры BMW предусмотели способ проигрывать МР3 через встроенную звуковую систему автомобиля, но маркетинговый и юридический отделы концерна забеспокоились при мысли о том, что придется продавать такие машины в США. Даже сегодня в Соединенных Штатах не продают новые автомобили, оснащенные настоящими МР3-плеерами..."

Это мир мафии, насыщенный предложениями расстаться с "деньгами или жизнью" и управляемый, в конечном счете, не судами, а угрозами правообладателей применить закон, поощряющий их произвол. Такая система очевидно и обязательно будет душить инновации. Основать компанию и без того непросто, еще сложнее основать дело под постоянной угрозой судебного разбирательства. Речь идет не о том, что следует разрешить нелегальное предпринимательство. Дело в определении "незаконного". Право представляет собой путаницу неопределенностей. Мы не имеем четкого понятия, как его приспособить к новым технологиям. Однако, выворачивая наизнанку нашу традицию процессуального уважения и прибегая к невероятно строгим наказаниям, которые предусматривает закон об авторском праве, такая неопределенность теперь порождает чрезмерно консервативную действительность. Если бы за нарушение правил парковки приговаривали к смертной казни, не просто сократилось бы количество случаев неправильной парковки автомобилей, но и самих автомобилистов стало бы меньше. Тот же принцип справделив и в отношении инноваций. Если новаторство постоянно спотыкается об эту неопределенную и нелимитированную ответственность, сокращается число оригинальных нововведений, и падает уровень креативности.

Данный вопрос исключительно параллелен вопиюще левацкому подходу в отношении честного использования. Каков бы ни был "настоящий" закон, реализм действия права в обоих контекстах идентичен. Эта буйная наказательная система регулирования будет систематически сдерживать творческую деятельность и новаторство. Она будет оберегать отдельные компании и некоторых авторов, но навредит индустрии и креативности в целом. Свободный рынок и свободная культура зависят от живой конкуренции. Но закон сегодня работает с целью задушить эту конкуренцию. В итоге получается зарегулированная культура, в точности как следствием излишнего контроля рынка становится зарегулированный-презарегулированный рынок.

Здание разрешительной культуры вместо свободной является, в первую очередь, тем путем, по которому описанные мной изменения будут обременять новаторство. Разрешительная культура означает адвокатскую культуру, в которой возможность творить требует звонка своему юристу. Опять-таки, я не против юристов, по крайне мере, пока они остаются на своем месте. Я определенно не выступаю против закона. Однако наша профессия утратила разумные границы. А ведущие в нашей среде специалисты потеряли способность осознавать дороговизну нашего ремесла для всех прочих. Неэффективность закона является препоной в нашей традиции. И хотя я по-прежнему убежден в необходимости стремиться к тому, чтобы наше призвание повышало продуктивность права, следует, по меньшей мере, сделать все, для того чтобы ограничить сферу действия законатам, где его вмешательство не приводит ни к чему хорошему. Цена компромисса, сокрытого в разрешительной культуре, достаточно высока, чтобы похоронить широкий круг креативности. Потребуется уйма оговорок для того, чтобы такой эффект оправдать.

Неопределенность права тяжким бременем ложится на инновации. Есть и еще одно бремя, действующее более непосредственно. В контентной индустрии многие прилагают усилия затем, чтобы использовать закон для прямого регулирования интернет-технологии и заставить его лучше охранять принадлежащий им контент.

Мотив такой реакции очевиден. Интернет позволяет эффективно распространять контент. Эта эффективность заложена в самом устройстве интернета. Но с точки зрения дистрибуторов контента это не свойство, а дефект. Эффективное распространение контента подразумевает усложнение контроля над дистрибуцией. Явным ответом на подобную эффективность интернета, таким образом, является попытка понизить ее. Если Сеть способствует развитию "пиратства", то из такой позиции следует, что интернет надо "искалечить".

Примеров такого рода законотворчества много. По принуждению контентной индустрии некоторые конгрессмены всерьез угрожают ввести законы, по которым компьютеры должны будут определять, не находится ли доступный контент под охраной авторского права, и блокировать распространение защищенного копирайтом материала. Конгресс уже инициировал исследование возможности внедрения обязательной "цифровой метки", которая должна распознаваться каждым устройством, способным передавать цифровое видео (то есть, компьютером). Эта мера призвана предотвратить копирование любого контента, содержащего цифровую метку. Другие конгрессмены предложили наделить провайдеров контента иммунитетом, освобождающим их от ответственности за возможное внедрение ими технологий, отслеживающих нарушителей копирайта и выводящих из строя машины преступников.

С одной стороны такие решения представляются разумными. Если проблема в коде, почему не отрегулировать код, для того чтобы избавиться от проблемы? Однако любое регулирование технической инфраструктуры всегда будет подстраиваться под конкретную технологию текущего момента. На технологии это наложит существенные ограничения и приведет к дополнительным расходам, однако при этом, вероятно, преимущества затмят собой те же связанные с ними ограничения.

Читайте продолжение на следующей странице: Звукозаписывающие компании пытаются добиться, чтобы платформа, способная увеличить разнообразие контента, не повредила динозаврам древности.

- Лоуренс Лессиг, "Свободная культура", М.: Фонд "Прагматика культуры", 2007. ISBN 5-98392-009-X. Перевод Олега Данилова под ред. Виктора Ильина.