Мудрость Митрофанушек

Удивительно бурную реакцию читателей "КТ", да и "широкой сетевой общественности", вызвали публикации, посвященные попыткам ограничить преподавание естественных наук, конкретнее - эволюционной биологии, - как противоречащих религиозным взглядам.

Удивительно бурную реакцию читателей "КТ", да и "широкой сетевой общественности", вызвали публикации, посвященные попыткам ограничить преподавание естественных наук, конкретнее - эволюционной биологии, - как противоречащих религиозным взглядам. Но вот те, кто "давал отпор" этим попыткам, похоже, в значительной степени попались в тактическую ловушку, известную как навязывание ложной агенды.

На первый взгляд дилемма такова - религия, она же мракобесие или дарвинизм. А какова она на деле? Попробуем разобраться в этом, используя лишь труды российского классика. Скончавшегося больше двух веков назад, в 1792-м, Дениса Ивановича Фонвизина.

Родился Денис Фонвизин в 1745 году. В 1755-м, сразу по открытии Московского университета, отдан отцом, средней руки помещиком, в латинскую школу дворянской гимназии. И первая работа Фон-Визина, на которую я хотел бы обратить ваше внимание, была выполнена шестнадцатилетним гимназистом. Речь идет о переводе нравоучительных басен датского просветителя барона Людвига Гольберга (Ludwig Holberg, 1684–1754, "отец датской литературы", "северный Вольтер"). Итак, басня 115, "Мирный договор между благочестием и философией": "…благочестию не должно ни на кого налагать того, что несходно с философией и здравым рассуждением. Но философия, с своей стороны, не должна противоречить в таинствах, которых не может постигнуть разум"[Здесь и далее цитаты из Фонвизин Д. И., Собрание сочинений в 2-х томах. - М., Л., 1959.].

Книжка переводов юного Фонвизина была быстро распродана - изложенные ясным языком взгляды Просвещения "пришлись ко двору" российскому дворянству. И в противности Церкви из этих служилых, создавших крупнейшую державу, вряд ли кто сэра Чарлза Дарвина упрекнул бы. Как и пэры Англии, провожавшие ученого в последний путь в Вестминстерское аббатство.

Почему же вдруг в XXI веке в России навязывается дилемма - христианство или дарвинизм? От незнания? Незнания того, что было очевидно шестнадцатилетнему гимназисту XVIII века?

Возьмем басню 116. "Перемирие между суеверием и неверием": "Как скоро дьявол услышал о помянутом примирении благочестия с философиею и приметил, что тем конечно уменьшится и собственная его сила…". Дьявол? Да, это предмет теологии, персонификация зла, признаваемая христианскими фундаменталистами наряду с непогрешимостью Библии. Но для интерпретации слов Фонвизина можно отвлечься от трансцендентных свойств данного персонажа, оставим лишь то, что это личность, приверженная злу. Пусть даже не абсолютному злу богословия, а интересам, диаметрально противоположным интересам образованного класса данной страны. И как же должна действовать эта личность? Напомним, что сей персоне во все века приписывают изрядную хитрость.

Для ответа на этот вопрос обратимся еще к одному переводу Фонвизина. 1766-й, "Торгующее дворянство". Ознакомление российского читателя с дискуссией, имевшей место во Франции в 1756 году. Маркиз де Ляссэ в статье "Военное дворянство, или Французский патриот" выступает против разрешения дворянам торговать. Ненавистник дворянства аббат Куайе отвечает трудом "Торгующее дворянство, противуположенное дворянству военному". Эту-то книгу и перевел Фонвизин. Актуальную и поныне.

"Море, - говорит кардинал де Ришелье, - есть не только такое наследство, на которое требование имеют все монархи, но еще и такое, на которое права каждого весьма неясны. Старое право на сие господство есть сила, а не разум". И не для пустой спеси призывал аббат Куайе к власти над морями. Для обеспечения глобальной торговли. "Нет причин жалеть нам о перуанских сокровищах: великий торг богатее Перу. Время уже настало построить через море мост; мост Колбертов со всех сторон колеблется. Дерзнет ли дворянство предпринять сие великое здание? Время уже соединить Францию со всем светом морскою силою, всех других превосходящею".

Переводя эти строки, имел в виду молодой Фонвизин другого адресата, дворянина не французского - российского. И понятнее это, если учесть, что в перевод свой включил он предисловие немецкого экономиста и государственного деятеля Иоганна фон Юсти (Johann von Justi, ум. 1771) к немецкому изданию. Писал сей геттингенский профессор, всей душой сочувствующий взглядам Куайе и сокрушающийся об упадке Ганзы, что "…желать надобно, чтобы основания и мысли его [де Ляссэ] приняты были хорошо во Франции".

Почему? Да потому, что "Европа давно бы приведена уже была под его [французское] иго, если б богатство его было столь велико, сколь велико войско и намерения". Это не больше и не меньше, чем черновик Наполеоновских войн, черновик их экономической сути. Донесенный до русского читателя за сорок лет до Аустерлица и Трафальгара, за полвека до пожара Москвы!

И, обратим внимание, радеющий о российском благе Фонвизин, и провидящий интересы будущей Германии (до Бисмарка еще век!) фон Юсти заинтересованы навязать Франции ложную, но очень "патриотичную" парадигму де Ляссэ. Навязать отказ от знания и подлинного, то есть скромного и постоянно сомневающегося в себе, благочестия в пользу очень славно увязывающегося с очень славными традициями суеверия. Ничего не напоминает? Может, дело не в незнании?

Минимаксную матрицу данной игры составить и ответить на вопрос cui prodest? предоставляю читателю.