Прекрасное будущее Ефремова

Чем дальше, тем больше меня восхищает замечательный советский писатель-фантаст Иван Ефремов. Читая его, я был уверен, что открываю нечто совершенно забытое; но потом оказалось, что множество моих знакомых в последнее время вспоминают его или впервые знакомятся с его произведениями.

Чем дальше, тем больше меня восхищает замечательный советский писатель-фантаст Иван Ефремов. Читая его, я был уверен, что открываю нечто совершенно забытое; но потом оказалось, что множество моих знакомых в последнее время вспоминают его или впервые знакомятся с его произведениями. Удивительно было обнаружить рост популярности Ефремова и на общественно-политической сцене. Футурологический интернет-проект 2084.ru выкладывает в онлайне его книги и посвящает форумы разбору его идей. Другая чрезвычайно симпатичная литературная онлайн-коллекция получила название от имени космического корабля, на котором летят герои "Часа быка", - Noogen.ru.

Ефремов стал пионером идеи "любая технология могла бы быть иной", которая написана на знаменах всех левых "технофилов" и "технолибертариев" современного Запада. Его не обвинишь в наивных измышлениях, традиционных для sci-fi, вроде летающих тарелок с марсианами, разумных машин и мужиков с копьем из прошлого. Ефремов - человек эпохи оттепели (несмотря на всю его осведомленность о сталинизме), гражданин общества, верящего, что прогресс идет и человечество ищет пути оптимального, рационального развития. Нам, живущим в XXI столетии, окруженным техногенным консьюмеризмом и автоматическим наблюдением, нам, занесенным в электронные базы данных и предпочитающим закрывать глаза и уши при упоминании биогенетических модификаций и нанотехнологий, сущностно важно понять, что каждая из этих технологий, как и само направление научно-технического прогресса, могли бы быть иными.

Особенно замечательны в этом аспекте романы "Туманность Андромеды" и "Час быка". Оба написаны из перспективы далекого коммунистического будущего Земли. Восторжествовали разум и воля - люди обрели контроль над историческим процессом. Конец двадцатого века назван ими Эрой Разобщенного Мира (ЭРМ). Ее описания - в свете непрерывных войн и эскалации нищеты, раздуваемых машинами олигархического капитализма - довольно туманны, но выглядят чрезвычайно мрачными. Следом за ЭРМ наступила Эра Мирового Воссоединения (ЭМВ) - момент, когда человечество, пройдя по "лезвию бритвы между гангстеризующимся капитализмом, лжесоциализмом и всеми их разновидностями…", совершило бросок "из царства необходимости в царство свободы". После этого история перестала быть историей конфликтов и стала историей развития, расширения возможностей, роста - пришла "самая великолепная во всей истории человечества ЭОТ - Эра Общего Труда с ее веками Упрощения Вещей, Переустройства, Первого Изобилия и Космоса". Следующий за нею этап уже не несет в своем названии указаний на аспекты счастья-несчастья: это Эра Великого Кольца, эпоха, когда человечество встретилось с другими разумными мирами других галактик и началось совместное исследование бесконечной Вселенной, совместное управление и счастливые поиски новых открытий.

Глядя вместе с героями Ефремова оттуда, из Эры Великого Кольца, можно отметить одну деталь для сравнения: в наших условиях развитие науки и техники интенсивно, но стихийно. Рыночные тренды высоких технологий возникают непрогнозируемо, и рынок со всеми своими игроками оказывается заложником гонки в неизвестном направлении. С изобретением цифровых технологий рынок на долгие годы оказался обречен приносить жертвы на алтарь Цифры. По аналогии можно ожидать, что с появлением нанотехнологий основные инвестиции будут отданы им. Развитие при такой постановке дела неминуемо оказывается однолинейным, многочисленные альтернативные варианты приносятся в жертву рыночному тренду, а общество подвергается всевозможным рискам. Один из лидеров современного антиглобалистского движения Сьюзан Джордж уподобила капитализм "велосипеду, который должен постоянно ехать вперед или упасть, а фирмы конкурируют, чтобы выяснить, кому удастся быстрее надавить на педаль перед тем, как врезаться в стену". При коммунизме же развитие технологий поставлено под контроль и подчинено потребностям человека (человечества). А эти потребности, как и возможности, развиваются постепенно. Стоит ли уточнять, что люди Эры Великого Кольца будут избавлены и от мрачных предчувствий, которыми охвачены ученые и аналитики сейчас, в преддверии пришествия нанотеха, и от сравнений с историческими реалиями начала ядерной эры?
Но неверно было бы думать, что с "исправлением" и "оптимизацией" Вселенной в будущем ефремовских героев не останется места для таких животрепещущих конфликтов и драм, какими отличается, к примеру, наше время. Наоборот! Именно здесь находит наилучшее выражение то чувство, которое дало название последней книге Ильи Пригожина - "Человек перед лицом неопределенности" (лучше сказать, непредопределенности). Вспоминая свое образование филолога, отмечу, что сюжеты Ефремова не отличаются поверхностной остротой приключенческих романов, но обладают сложностью и глубиной, которые обусловлены тем, что каждое действие обладает долгой предысторией и является результатом рационального анализа. К тому же это действия высокоразвитых существ. Здесь будет столько поиска, риска, самоотверженного труда, как никогда не было раньше - потому что раньше эти качества были замутнены отсутствием ясности в понимании и недостатком эффективности. И в первую очередь это относится к науке и технологии, как к фундаменту общественного развития. Риск и самоотверженный труд остаются везде и всегда, особенно потрясая во встречах героев с совершенно открытой, загадочной и бесконечной Вселенной. Ничто не может поражать так, как решение астронавтов-героев отправиться в космическое путешествие, из которого они заведомо не вернутся, потому что путь к неведомой планете займет сотни лет - этим сюжетом кончается "Туманность Андромеды". Примечательная история изображена в том же романе несколькими главами раньше. Выдающийся ученый и экспериментатор Рен Боз убеждает заведующего земными обсерваториями Мвена Маса пойти на рискованный эксперимент по преодолению ограничений пространства-времени, не спросив разрешения у общественных и ученых советов Земли и задействовав резервные энергетические мощности (обеспечивающие энергией всю планету!). Из-за непредсказуемых свойств явления, с которым приходится столкнуться, обсерватория оказывается разрушена, гибнут люди. Есть впечатление, что некие совершенно новые данные были получены, хотя никаких весомых подтверждений этому нет. Заведующий обсерваториями Мвен Мас мучается сознанием собственной вины, но ученый, сильно пострадавший в ходе эксперимента, говорит, что за собой никакой вины не ощущает - "Ежегодно ставятся менее крупные опыты, иногда кончающиеся трагически. Наука… так же требует жертв, как и всякая другая борьба". Совет звездоплавания решает принять самоотстранение Мвена Маса, полностью оправдать Рена Боза ("Какой ученый не воспользуется предоставляемыми ему возможностями, особенно если он уверен в успехе?"), продолжить и усилить разыскания в области, открытой экспериментом, потому что "опыт Рена Боза поведет к триггерной реакции - вспышке важнейших открытий… Все непризнанные теории в конце концов стали фундаментом науки!".
"Отступив от прежних канонов художественной литературы, - писал Ефремов, - я нагрузил повествование множеством познавательного, научного материала, значительную часть которого пришлось, естественно, дать в форме лекционных материалов… Со времени издания романа я получил тысячи писем, доказавших успех эксперимента". Именно этой особенности своей литературы он обязан суждением Алексея Толстого о его "холодном и изящном стиле". Она же помогает оценивать его взгляды на науку, проектирование будущего, историю, социологию. В одном из таких разговоров-лекций герои "Часа быка" повествуют об истории несчастного человеческого прошлого и замечают, в частности, что наступление на Земле коммунизма стало возможно только с изобретением компьютеров. В романе "Лезвие бритвы" (единственном, где действие происходит в современное писателю время, то есть в начале 1960-х) главный герой Гирин много говорит о кибернетике: "Именно кибернетика дала нам возможность впервые создать научное представление о работе мозга".

Подобные высказывания придают романам Ефремова оттенок научного диссидентства: часть из того, что сообщается, была бы немедленно названа его современниками лженаукой. Да и мы местами можем только удивляться: например, доктор Гирин проводит опыты… с ЛСД. Так он пытается активизировать у пациента бессознательное, или генетическую память (за это предположение ему полагается глубокий респект от современников Станислава Грофа (Stanislav Grof), Тимоти Лири (Timotei Leary) и доктора Хоффманна (персонаж готического романа Анджелы Картер)!). Не случайно он и оказывается по сюжету не признанной знаменитостью, а младшим научным сотрудником без всякого статуса, к тому же из-за опытов с ЛСД лишается возможности использовать научную лабораторию.

Здесь решается и другая задача - популяризации. Едва ли средний читатель фантастики в 1960-е много знал о кибернетике. Второй закон термодинамики склоняли на все лады, но для начала нужно было, чтобы кто-то его извлек из "книг с формулами" и перевел для общего понимания - даже несмотря на обилие в Советском Союзе научно-популярной литературы, передач по телевидению, журналов для молодежи, и т.п. Ефремов не просто сообщает обо всех этих научных идеях и дисциплинах, но дает их в свете интердисциплинарного или, говоря по-современному, синергетического подхода. Результатом его стремления к скрещиванию и сращиванию дисциплин стала и созданная им еще до начала писательства наука - тафономия[От греч . taphos - могила и …номия, раздел палеонтологии, изучающий закономерности процессов естественного захоронения организмов и образования местонахождений ископаемых остатков этих организмов. Заложил основы тафономии (и предложил термин) И. А. Ефремов (РЭС)], гибрид палеонтологии и геологии (с ее помощью в пустыне Гоби обнаружили крупнейшее в мире кладбище динозавров).

Исследователи и ученые из "Туманности" отправляют новые данные во "всеобщую информацию" для обсуждения - значит, к "пророчествам" Ефремова можно прибавить и Интернет, а также, что любопытно - открытия восточной философии и йоги. Ефремов был внимательным читателем сочинений членов семьи Рерихов. В одном из писем незадолго до смерти он пишет: "…о йоге, о духовном могуществе, о самовоспитании - все это впервые появилось в нашей литературе, в результате чего появились легенды, что я якобы посвященный йог, проведший сколько-то лет в Тибете и Индии, мудрец, вскрывающий тайны…". Если Ефремов здесь и предстает пророком, то скорее это роль пророка российского нью-эйджа. Если прибавить к йоге и философии веданты последовательно проводимый в его книгах культ женщины, или Великой матери, - чему целиком посвящена "Таис Афинская", - то совпадение будет полным. Так же, как его незнакомые единомышленники с той стороны "железного занавеса", он воскрешает тантру, говорит о будущем освобождении женщины, чем еще раз доказывает синхронность развития идей. Следует прибавить, что в последние годы такие разные и замечательные французские писатели, как мизантроп Мишель Уэльбек и вдохновенный визионер Пьер Бордаж (см. его "Евангелие от змеи", М., "Ультра.Культура", 2004), каждый на свой лад, говорят о все большей актуальности наследия нью-эйджа.

Сам Ефремов, вероятно, не одобрил бы подобной параллели. С удивительной для такого эрудита поверхностностью, он временами резко говорит о темах, которые в это же время были активно развиты в западном критическом дискурсе, например о психоанализе или современном искусстве (которое он часто называет "абстрактным"). Особенно забавный казус случается, когда доктор Гирин совершает ужасный наезд на дзен, давая много очков вперед даже советской официозной пропаганде: "В Америке распространился так называемый “буддизм” японской секты Дзен. [...] Праздные, тупые и ленивые, эти мнимые “буддисты” предаются скотским утехам".

У Ефремова есть ряд любимых идей, которые, очевидно, он очень надеялся увидеть подтвержденными в науке еще при своей жизни. К ним относится уверенность, что в дополнение к нашему любимому четырехмерному пространству существуют некие антипространства, названные им в терминах древнеиндийской философии Шакти и Тамас. Тамас представляет собой мир совершенной инерции, каждая вещь, оказавшаяся в нем, обозначается как "абсолютно мертвая". Это, безусловно, является дополнением его космологических идей: "Люди прошлого привыкли воспринимать явления односторонне и прямолинейно - они создали теорию разбегающейся или взрывающейся вселенной, еще не понимая, что они видят лишь одну сторону великого процесса разрушения и созидания". Вместе с тем, читая Ефремова, можно убедиться в непредсказуемости научного и технологического развития: покажется комичным, например, что во время космических съемок планеты Торманс "ленты отснятых фильмов прямо из аппаратов тянулись в увеличение": Ефремов предсказал Интернет и психоделическую революцию, но не мог предусмотреть "цифру".

Разговаривая с любителями Ефремова, я обнаружил, что многие из них прочитали "Туманность Андромеды" в 14–15 лет, и с тех пор она остается их любимой книгой. Действительно, "Туманность" сильно запоминается. Чтение местами - особенно по ходу описания научно-технических и социальных усовершенствований - кажется скучным, но через некоторое время вспоминаешь книгу как чистое и легкое впечатление, которое не хочется утратить.

А с одним товарищем из Украины, автором фэнтези "Пять историй из жизни Земноморья", мы недавно беседовали об утопиях, и он сказал: "Мы сейчас создаем будущее. Каким мы его представим, таким оно и будет". Сравним мрачные прогнозы высокотехнологичного тоталитарного будущего из фильмов "Нирвана" и "Матрица", романов Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга, "Евангелия от змеи" Пьера Бордажа, японских комиксов и всей классики киберпанка, - и счастливое, волевое будущее Ефремова. Почему же прогнозы даются именно таким полярным образом - одного рода, оптимистические, при коммунизме, другого рода, крайне отчаянные, при капитализме? Вероятно, потому, что этим системам соответствуют разные виды будущего: капиталистическому - отчаянное, апокалиптическое, коммунизму - счастливое, уверенное в возможностях человечества и никогда не заканчивающейся юности Вселенной.