«Аквариум»: по пути из «аналога» в «цифру» и обратно
АрхивМы встретили группу «Аквариум» на пути из Самары в Ханты-Мансийск.
Мы встретили группу «Аквариум» на пути из Самары в Ханты-Мансийск. Пока другие музыканты готовились к перелету в клубе «Б-2», расположенном недалеко от метро «Маяковская» и «нехорошей квартиры» из «Мастера и Маргариты», Борис Рубекин, клавишник и одна из центральных фигур нового состава «Аквариума», был безжалостно взят в плен и подвергнут полуторачасовому допросу. Заметим, что маэстро Гребенщиков все это время находился поблизости и незримо вмешивался в беседу, которая, как и полагается в таких случаях, началась издалека.
Борис, многие поклонники «Аквариума» сравнивают вас с Реем Манзареком из «The Doors». Вам нравится такая параллель?
— Честно говоря, я не очень люблю эту группу. Но их пианист не вызывает у меня никаких нареканий. Хотя не знаю, что у нас с Реем похожего? Стиль игры?..
Во-первых, как ни странно, стиль игры, а во-вторых, характерная поза над клавишами…
— Так ведь когда две клавиатуры — иначе и не сядешь. Надо же табло видеть. Кроме того, еще при Бахе органисты играли на двух клавиатурах и, наверное, сидели или стояли так же, как я. Вообще же я начинал на стандартном пианино. Таком древнем, довоенного образца. Блокаду пережило, покорежилось изнутри и снаружи… Поэтому когда меня решили отдать учиться музыке, его долго восстанавливали, деку стягивали хитрым образом… Как потом говорили эксперты, несмотря на все ухищрения, звук все равно остался ужасным, но мне в детстве его вполне хватало…
А когда вы перешли с механического пианино на электронный вариант, было ли ощущение какой-то потери, как у многих фотографов, перешедших несколько лет назад на «цифру»? Вроде все хорошо, но чего-то не хватает.
— Нет, мне, наоборот, очень понравился звук электрооргана, не затухающий со временем. Можно было нажать ноту, и она тянулась столько, сколько нужно. Он в 83-м стоил баснословные деньги — как цветной телевизор, 600 рублей, и я уговорил отца купить мне его в кредит. К нему в комплекте шла драм-машинка, что было очень удобно — на одном инструменте можно было «вышивать» за всех сразу. И еще к нему прилагалась большая колонка, через которую я в свободное от музицирования время подключал магнитофон. Правда, когда пошел в институт, первые два курса вообще музыкой не занимался. У меня специальность была «Информационно-вычислительная техника» — всякие вольтметры, амперметры… Слово «погрешность» я вообще слышать не мог — меня от него сразу начинало трясти. Еще я не могу с первых курсов слышать словосочетания «аналого-цифровой» и «цифро-аналоговый преобразователь». А на четвертом курсе стали давать цифровые измерения, что, в общем-то, пригодилось в музыкальной карьере. Тем более что по специальности мне работать не пришлось — к концу обучения я уже профессионально занимался музыкой. Были предложения остаться в аспирантуре, но я пришел на кафедру, посмотрел, как люди из-за десятки занимаются многоходовыми интригами, ссорятся… Нет, это не мое.
В «Аквариум», насколько известно, вы пришли в девяносто восьмом по протекции Сакмарова и Суротдинова. А до этого в каких-то коллективах успели поиграть?
— До «Аквариума» я пытался заняться студийной работой. Играл с какой-то безымянной рэп-группой, с кантри-командой …
То есть песня «500» из альбома «Сестра Хаос» — это привет из тех времен?
— Ну, эту песню Боря написал, и идеи там его, хотя, конечно, рэперские навыки и даже аранжировки, сохранившиеся с тех времен, я в ней использовал.
Знаете, многие старые поклонники «Аквариума» говорят, что из-за Бориса Рубекина в музыке группы слишком много «клавишей», которые забивают всё и вся…
— Я так скажу: ни один инструмент не появляется в палитре звучания группы «Аквариум» без воли на то лидера группы — Бориса Борисовича Гребенщикова. Поэтому я лишь передаточное звено, которое воплощает его мысли в звук. Плохо ли, хорошо ли — не знаю, но, по крайней мере, это устраивает того, кто эту мысль породил. Есть мнение, что именно такой «Аквариум» жил у Бори в голове за неимением человека, который бы его воплотил в музыке. Не было клавишных — были аккордеон, акустическая гитара, скрипки, электрогитары… Слушатели ведь никогда не задумываются, что музыкант, когда он создает какое-то произведение, не всегда делает то, что живет у него в голове. Всегда есть определенные limitations — тут инструмента не хватило, там студийного времени, тут просто не сложилось, а слушатель все это воспринимает с чистого листа и уверен, что вот так оно и задумано было. Но в реальности все гораздо сложнее.
Вы начинали работать еще в «аналоговых» студиях, а теперь полностью перешли на «цифру», верно?
— Хороший вопрос… Я придерживаюсь следующей технологии. Есть некоторые вещи, которые без аналога не живут, — например, живые барабаны битового, рокового стиля, и их надо обязательно писать на аналоговую ленту, потому что «цифра» делает барабаны очень худосочными. Причина простая: лента очень хорошо работает с перкуссионными сигналами, с острыми атаками. За счет того, что она их сглаживает и компенсирует «пики», звук барабанов получается плотнее, и средний уровень сигнала при том же положении фэйдера получается выше. А при записи на «цифру», чтобы избежать искажений, я вынужден занижать уровень, потому что заранее не известно, когда у барабанщика какой «пик» вылезет. Аналоговый компрессор, который сужает динамический диапазон, — это, конечно, хорошо, но его явно недостаточно. Поэтому на «цифре» барабаны получаются неживыми, равно как и электрический бас. Так что лучше такие инструменты записать на ленту в студии, а потом забрать к себе в компьютер через хорошие аналого-цифровые преобразователи, и тогда уже дописывать по одному инструменту поверх на «цифре». Голос мы тоже пишем на ленту. Компьютер работает в сихронном режиме с магнитофоном, голос записывается на одну дорожку, а потом я его загоняю в компьютер по той же технологии, что и барабаны.
Объясню, как это происходит при записи альбома. Вся группа идет на студию и играет определенный набор песен. К примеру, Боря, барабанщик, басист, и я, клавишник. И мы пишем ритмические треки. С «кликом», без «клика», с метрономом, без него — это уже зависит от конкретной вещи. Потом, после того как нас устраивает «заготовочный» вариант песни в качестве «болванки», «демо», мы берем его в компьютер и дописываем отдельные «краски». Работаем над каждой партией — но не барабанной и не басовой. А потом промежуточный результат снова несется в большую студию, где сводится на аналоговый пульт вместе с аналоговыми барабанами, басом и голосом. Просто мы уже на собственном опыте убедились, что даже у такой продвинутой системы, как ProTools, которая стоит 15–20 тысяч долларов, со своими карточками с DSP, с неплохо написанным софтом и плагинами, — и все равно при прочих равных на фонограмме, смикшированной на цифре, значительно меньше прозрачных верхних частот, значительно уже стереобаза. Почему — непонятно. Но «верх» теряется сразу. А начинаешь накручивать его эквалайзером — он получается слишком жестким и неестественным. Сводить результат в два канала тоже лучше на ленту — хорошую, четвертьдюймовую, которая использовалась в бобинных магнитофонах. Только, естественно, сделанную в приличном месте. И именно эти ленты поедут на мастеринг, а тамошние умельцы уже своими дорогущими 15-тысячедолларовыми конверторами загонят их в цифру.
А за рубежом работают по той же технологии?
— По-разному. Конечно, они стараются держать сигнал в «аналоге» настолько, насколько это возможно. То есть те, кто заботится о качестве звука. Те же, кто не заботится, сразу пишут в цифру — например, когда речь идет о поп-музыке. У попсовиков обычно хорошие бюджеты, но их мало кто хочет тратить собственно на запись — лучше обеспечить мощный промоушн, пакетиков напечатать… А товарищи, которые играют плотную рок-музыку, по-прежнему стремятся держать звук в аналоге, но тут другая проблема — студийное время очень дорогое, и просто сидеть там, экспериментируя, мало кто может себе позволить. Поэтому тоже приходится идти на «цифровые компромиссы».
Скажите, а переход на «цифру» в звукозаписи дает ту же экономию времени, как, к примеру, в профессиональной фотографии, когда пропадает необходимость проявки пленок, работы с негативами, печати тестовых снимков и так далее?
— Конечно. Начнем с того, что есть вещи, которые вообще невозможно сделать без компьютера, учитывая современные требования к ритму и точности игры. Вместо того чтобы всей группе долго репетировать, добиваясь полной синхронности, я этого результата практически мгновенно добиваюсь на компьютере. Во-вторых, монтаж стал гораздо удобнее. Взять те же барабаны: я их беру в компьютер, собираю лучшие куски, и все получается, как надо. Или, например, можно собрать из нескольких дублей один — на ленте это же вообще нереально. Невозможно же взять один куплет из первого дубля, а другой — из восьмого. А на компьютере я это делаю без потерь качества и практически без затрат времени на собственно технические действия. Или попробуйте на ленте смонтировать десять инструментов за раз… А на компьютере это делается очень просто.
Хорошо, а какой компьютер нужен для таких манипуляций?
— Правильнее говорить — какую программу для этого следует использовать. Для PC есть хорошие системы, но надо понимать, что они используют «свое железо» и стоят немало. Смешно предполагать, скажем, что программа Steingberg Cubase, которая стоит 300–400 долларов, имеет столь же хорошие алгоритмы микширования и цифрового обсчета, как в ProTools. Последняя работает на своих карточках, на мотороловских процессорах — и под PC, и под Mac. У них свои интерфейсы цифровые.
Кстати, на концертах «Аквариума» «цифра» не применяется вообще. Единственное, что можно назвать цифровым, — это пара сэмплов в моем синтезаторе, не более того. Другие группы — например, «Смысловые галлюцинации» — играют с компьютером, у них половина инструментов там «прошита», а остальное доигрывают сами ребята — барабанщик с метрономом в ушах, вокалисты… Это позволяет не привлекать излишнее количество музыкантов. Согласитесь, из-за пары звуков на протяжение концерта везти несколько человек куда-нибудь в Ханты-Мансийск, куда один билет 300 долларов стоит, — не каждая группа может себе позволить. В последнее время у нас был большой состав — чуть ли не девять человек на сцене. Сейчас, в связи с очередным роспуском коллектива, осталось всего четверо: Борис Гребенщиков, Игорь Тимофеев, Олег Шар и Борис Рубекин. Это и минимальный, и максимальный состав нашей группы. Правда, мы как-то играли концерт в Японии вдвоем с Гребенщиковым. С клавишами вообще удобно — они занимают немного места и дают массу интересных красок, пространства…
В киноиндустрии массовое появление «цифры» привело к тому, что «сито», через которое проникали новые люди, стало крупнее. При этом спецы, которые давно работают в этом бизнесе, говорят, что количество действительно профессиональных кадров не растет — несмотря на упрощение технологии работы и резкое снижение цены ошибки. В музыке, казалось бы, происходят похожие вещи — каждый может прямо на дому ощутить себя звукорежиссером. Это как-то сказывается на повышении общего уровня профессионализма в индустрии?
— Вряд ли. Просто раньше было очень трудно устроиться работать на студию. Мест было мало, и приходилось долго ждать, пока какое-нибудь освободится. В результате дожидались только те, кому это нужно было позарез. А сейчас можно купить PC и начать что-то делать, поэтому все теоретически попадают в равные условии. Но, опять же, чего-то добивается только человек с головой, с оригинальными идеями…
Получается, инструментарий вторичен?
— Пожалуй, да. И ведь никто не отменяет умения играть на инструментах — здесь появление «цифры» не влияет вообще ни на что. По ноте нарезать, конечно, можно, но это же не выход. Надо сидеть, выдумывать. Получается, что массовая доступность техники залила все вокруг низкокачественным материалом. Особенно это касается российской поп-музыки, которая вся построена на трех ритмических рисунках, на единой схеме…
Кстати, Борис, у вас в списке любимых альбомов значится «Hollywood» Мадонны. Ведь это тоже популярная музыка…
— Популярная или нет, но это просто очень хорошо сделанный альбом. Пример того, когда человек плотно посидел за компьютером и придумал потрясающие вещи.
Тогда получается, что это не столько Мадонны альбом, сколько неизвестного компьютерщика…
— С этим можно поспорить. Вообще, мы долго придерживались мнения, что достаточно найти хорошего продюсера — причем обязательно английского, — и сразу музыка поднимется на новый уровень. Но вот мы записали в Англии новый альбом. Сбылось практически все, на что рассчитывали, кроме одного: мы думали, что стоит лишь заплатить деньги, и нам сделают весь креатив. Ничего подобного — парни просто тупо записали все, что мы наиграли. И еще приглашенных музыкантов, которые отлично скопировали наигранные мною и коллегами демо. Пришел аккордеонист, сыграл то, что я перед этим записал на клавишах, снял буквально копейка в копейку — и нам это понравилось (смеется). После этого я всерьез задумался над тем, что даже в английскую студию с английским продюсером надо приезжать с серьезными домашними заготовками, и потом еще заниматься домашней работой. Сама сессия в Англии обычно продолжается две-три недели — каждый день, без выходных. Сначала приезжает вся группа, а потом остаются только самые необходимые музыканты — те, кто работает над наложениями, отдельными дорожками…
Я правильно понимаю, что при цифровой записи понятие количества дорожек фактически исчезает?
— Фактически да. В принципе, в ProTools у меня 64 дорожки, но я использую довольно старую систему, и многое зависит еще от частоты сэмплирования. В «нэйтивных» системах, где все микширование производится на основном процессоре, там сколько компьютер потянет дорожек — столько и используй. При этом от мощности компьютера мало что зависит — вся работа делается карточками, а от системы требуется только, чтобы она успевала с винчестера все считывать.
Но в итоге, сколько бы дорожек мы ни записали, все превращается в двухканальную стереозапись. Как вы думаете, переход на многоканальные аудиоформаты, вроде DVD-Audio или Super Audio CD, что-то добавляет в музыку?
— Добавляет, конечно. Но это палка о двух концах. Чтобы услышать то, что задумывалось, у обладателя диска должен быть домашний кинотеатр, выполненный по всем стандартам. Должно быть пять одинаковых колонок, сабвуфер, причем диван не должен стоять у стены — он посредине должен быть. Знаете, можно купить очень дорогой комплект и поставить его в плохо звучащую комнату. Бетонную, где просто поклеены обои. И ничего там звучать не будет. Должна быть отдельная комната, соответствующим образом отделанная, чтобы не было отражений. Надо вызвать акустика, чтобы настроил аппаратуру под особенности помещения. Лично я слушаю музыку в студии, в наушниках Sony 7506, которые стоят около 120 долларов. Есть еще неплохие Sennheiser HD600 — они около трехсот стоят (их использовали при мастеринге альбома Мадонны «Music». — Прим. ред.). Они могут быть и беспроводными — благо технические возможности позволяют.
А что мы теряем, когда слушаем свежий альбом «Аквариума», скажем, на 150-долларовом центре?
— Мы, когда выпускаем альбом, слушаем его на очень разной технике — от дешевых наушников и мыльниц до HiFi-комплектов. Энергию альбома вы почувствуете в любом случае. Кроме того, очень много зависит от человека — насколько у него уши заточены под хороший звук.
Мы уже сделали концертный DVD «Аквариум 30 лет» со звуком 5.1. Неожиданная трудность возникла с записью реакции зрительского зала — на концерте там просто не записали акустику зала на два широкополосных микрофона, как делается обычно, и зал пришлось долго «вытягивать». Но результат, когда даже дома вокруг тебя летают инструменты, и зрители как живые, — это очень необычно и занимательно. К сожалению, для реализации новых «многоканальных» проектов нам нужна собственная студия стандарта 5.1. Иначе — сложно.
Впрочем, у нас лежит сейчас многоканальная запись концерта «БГ-50», который проходил в Кремле. Когда появится предложение от издателя — мы обязательно его выпустим. По времени подготовка фонограммы 5.1 занимает около двух недель, причем мы готовим шесть несжатых каналов, а все остальное делают уже авторы диска — сжимают, перегоняют в нужные форматы и т. д. В принципе, есть программы, которые из нескольких каналов делают два автоматически, но как они работают — совершенно непонятно, и результат слух не радует. Интересно, что сведение фонограммы для компакт-диска и 5.1 занимает примерно одно и то же время. Примерно по песне в день получается.
Скажите, а есть какие-то ограничители в современной технике, которые мешают вам в музыке сделать то, что вы действительно хотите?
— Пожалуй, нет. Единственное, что огорчает, так это тенденция в музыкальной индустрии, даже среди традиционно «правильных» фирм, производить много дешевой ерунды вместо хороших вещей. Например, исчезают хорошие микрофоны, а на смену им приходят вроде бы улучшенные, но на практике малопригодные модели. Есть ощущение, что инженеры перестали проверять, насколько хорошо звучат их «красивые» решения. Вроде бы характеристики лучше, частоты выше, а вот звук — гораздо хуже.
А правда, что «Аквариум» использует в работе отечественные накопители ZIV?
— С ZIV история такая. К вашим московским ребятам пришел умелец, который говорит: смотрите, какую интересную штуку можно сделать! у меня все в голове уже есть, все будет работать, только денег нет, а раньше я программное обеспечение для космических кораблей писал… Ребята посмотрели: гм, вроде должно работать… заплатили много денег, изготовили чип за границей — действительно заработало! Но из-за дурацкой системы, связанной с патентами, они не смогли зарегистрировать идею нигде, кроме России. И сейчас подобные устройства делают практически везде. А Боря на этом ZIV’е музыку держит, я с собой образы компакт-дисков ношу. Очень удобно, когда в одном корпусе FireWire-контроллер, USB и еще питания дополнительного не требуется. При этом MP3 практически не слушаю — только старые записи, годов 60-х…
Кстати, формат MP3 обычно связывают с пиратством. Мы знаем, что Борис Борисович спокойно относится к свободному распространению музыки «Аквариума» в MP3, но не все музыканты стоят на таких же позициях? Как вы думаете, можно ли как-то усмирить флибустьеров?
— Мне кажется, это бесперспективное занятие, потому что даже очень хорошо защищенную цифровую запись можно скопировать через аналоговый выход на кассету или ленту. С софтом сложнее, но я знаю человека, который, имея две лицензионные версии программы, все равно работает на «колотой», потому что она лучше и удобнее. У меня, к примеру, есть набор плагинов Native Instruments — аналоги различных синтезаторов, типа Hammond и прочих, — они для музыканта, как вилка и ложка. Так вот они у меня есть купленные, но я регистрировал их с помощью пиратского ключа — потому что «родной» ключ привязывается к компьютеру, и при смене последнего (что у меня происходит очень часто) приходится заново получать ключ, доказывать, что я — это я и так далее.
А вы играете еще где-то, кроме «Аквариума»?
— Нет времени. Даже если бы очень хотелось — его совсем нет.
Времени действительно не оставалось — музыканты «Аквариума» уже встали из-за стола и стали по одному исчезать за аркой служебного выхода «Б-2». На вопрос Борису Гребенщикову — не боится ли он хантымансийских морозов, мы получили ответ: «Ничего, не холоднее, чем в Самаре». В Столице Поволжья в дни визита «Аквариума» температура воздуха упала до минус двадцати, и, кажется, диктор на сей раз и не думал врать. Уверены, что после этого интервью все мы станем не те и что новый альбом «Аквариума», который должен выйти уже очень скоро, мы будем слушать с новым чувством сопричастности. И это, несомненно, будет радостный день.