Пафосная колонка

Когда мы просим экспертов прокомментировать то или иное событие, то всегда слегка перестраховываемся: обращаемся к бОльшему количеству корреспондентов, чем нужно.

Когда мы просим экспертов прокомментировать то или иное событие, то всегда слегка перестраховываемся: обращаемся к бОльшему количеству корреспондентов, чем нужно. Причины, думаю, очевидны: эксперты — люди занятые, могут ответить слишком коротко, слишком поздно, а то и вообще не ответить. И, как правило, комментарии, присланные с опозданием, в печать не попадают, но в этом случае я хочу сделать исключение, поскольку статью о сжатии («Минус30», #575) прокомментировал «крестный отец» фрактального сжатия Майкл Барнсли. На статью отрывки из нашей переписки не тянут, но в формате колонки будут вполне уместны.

Но вначале пара слов о том, что произошло с фракталами и почему специалисты по сжатию, когда им задают вопросы об итеративной системе функций, снисходительно улыбаются. Никто не сомневается в том, что любое — подчеркиваю, любое — изображение может быть сжато средствами фрактальной компрессии. Но эффективного алгоритма отыскания коэффициентов для ИСФ не существует. У современных реализаций ИСФ с идеальным фрактальным сжатием общего примерно столько же, сколько у текстов группы «Корни» со стихами Бродского. И хотя Барнсли на первом этапе своих исследований действительно добился сенсационно высокого сжатия некоторых изображений, его успех многие приписали так называемому алгоритму старшекурсника.

Заключается он в следующем. Старшекурсник (одна штука) запирается в комнате с компьютером (одна штука). Когда старшекурсник находит верные коэффициенты, комната открывается. Другими словами, если у вас под рукой есть лишний старшекурсник, свободный компьютер и комната с крепкой дверью, то сжатие с помощью ИСФ вполне вам подойдет.

Мы уже можем сказать, что скептики были правы. Но угадайте, чем занят Майкл Барнсли сегодня?

Он разрабатывает алгоритмы фрактального сжатия.

Барнсли удалось получить исследовательский грант на полмиллиона долларов, и теперь вместе с другим известным «фрактальным математиком» Джоном Хатчинсоном он занят изучением суперфракталов в Австралийском Национальном университете. И результаты таковы, что «в будущем алгоритмы фрактального сжатия станут играть важную роль в цифровой фотографии и компьютерной графике». Сейчас Барнсли заканчивает новую книжку, которая так и называется — «Суперфракталы». Выпустит ее в конце года издательство Кембриджского университета.

По нашим, мирским, меркам у Барнсли пока мало что удалось, но я без всякой иронии хочу признаться, что восхищаюсь этим человеком. Собственно говоря, мне очень нравится и сама идея, лежащая в основе фрактального сжатия (в грубом приближении — сведение любой, сколь угодно сложной, структуры к простой). Но дело даже не в ней. Если бы Майкл Барнсли пытался доказать, что в удачные дни капли дождя, врезаясь в подоконник, полностью повторяют главную мелодическую линию из «Tubular Bells» Майкла Олдфилда, я бы восхищался им не меньше (правда, эта идея мне тоже почему-то симпатична). Настоящая, проверенная годами, убежденность в своей правоте и мужество, не позволяющее опустить руки и переключиться на что-то другое, — качества в нашем мире довольно редкие и заслуживающие уважения. Лично я, по крайней мере, испытываю не только восхищение, но и легкую белую зависть — поскольку сам на такие подвиги не способен.

Барнсли об этом вряд ли задумывается. Наверняка люди, которые сегодня занимаются одним, а завтра — другим, кажутся ему странными. А те, кто избрал тяжкий ежедневный крест офисного работника, — это вообще инопланетяне. В конце концов, что героического в том, чтобы всю жизнь заниматься любимым делом? Да ничего, наверное.

Но именно поэтому я надеюсь, что у Барнсли все получится. Что в один прекрасный день мы оглянемся и поймем, что он все это время был прав. Что фрактальное сжатие действительно работает. Что все недоработки были непринципиальными, а трудности — временными. Что проклятый здравый смысл, которого у нас в избытке, — проиграл.

Это было бы справедливо.

Я не очень в это верю, но мне нравится думать, что когда-нибудь Майкл Барнсли снисходительно улыбнется и выпустит, наконец, своего старшекурсника.