Сопротивление внешней среды

Главному бухгалтеру богоугодного заведения понадобилась шахматная программа: чтобы играла хорошо, но иногда проигрывала, чтобы напомнила основы шахматной премудрости, развила цепкость мысли и ознакомила с творчеством корифеев.

Главному бухгалтеру богоугодного заведения понадобилась шахматная программа: чтобы играла хорошо, но иногда проигрывала, чтобы напомнила основы шахматной премудрости, развила цепкость мысли и ознакомила с творчеством корифеев. Бухгалтер собрался через год на пенсию, готовился к ней основательно, не тяп-ляп, как большинство. На пенсии он твердо решил стать мастером спорта. Минимум — кандидатом.

Дочка бухгалтера вспомнила обо мне и попросила помочь.

Бухгалтерия занимала небольшую комнату, четыре человека уже покидали помещение (присутственные часы истекали), пятый же, главный, чей стол прятался за особой выгородкой, встретил меня учтиво, а вспомнив, что мы с ним однажды играли в одном турнире, и вовсе проникся доверием.

Установка программы прошла штатно. Пока распечатывалось руководство, бухгалтер занимал меня литературной беседой, хвалил мои книги, да так, что я понял: их он не читал и рад тому несказанно. Пришлось быстренько перевести разговор на темы бухгалтерские: много ль работы, как помогает техника, чего ждать в грядущем.

Оказалось, что в штате заведения всего сто тридцать две единицы, из них бухгалтеров пятеро: два простых, два старших и один главный. Техникой они довольны, только-только поменяли старые «Пентиумы» на новые, прикупили и принтеров, потому что бумаг плодится изрядно. Большие финансовые потоки? — невинно поинтересовался я. — Импорт-экспорт? Каймановы острова? Отнюдь, денежки через бухгалтерию идут скромные, местной футбольной команде их хватило бы на двух-трех варягов средней ноги, но каждую губернскую копейку нужно провести грамотно, это миллиард исчезнет — беды нет, а за копейку спросят строго.

А как прежде было? Тут бухгалтер оживился и начал вспоминать историю заведения: учреждено оно было перед Первой мировой одной из великих княгинь, и потому отблеск Дома Романовых отчасти ложится и на нынешнее поколение служащих. Объем благодеяний за истекший век вырос почти втрое, штат же увеличился вчетверо, причем собственно работников, тех, кто прямо имеет дело с сирыми и убогими, не прибавилось. Прибавилось лиц руководящих, проверяющих, учитывающих, а еще тех, кто обслуживает руководителей, проверятелей и учетчиков.

Прежде, при царе, бухгалтер был приходящий: трижды в неделю по вечерам являлся прилежный немец с конфетной фабрики, вооруженный счетами да конторской ручкой, и выполнял работу, которую сегодня делает великолепная пятерка бухгалтеров.

Совершенно непонятно, как у него это получалось. Если честно, как шахматист шахматисту, то да, резервы есть, у главного бухгалтера выпадает свободных часика полтора в день, поэтому и понадобилась шахматная программа, но остальные, бухгалтеры меньшего калибра, даже курить бросили — некогда!

Бюрократизм замучил, посочувствовал я. Нет, не бюрократизм, а — всё возрастающее сопротивление среды. Дело не в бюрократизме, не в бухгалтерии, не в лени всеобщей. Среда тормозит. Прежде, в пресловутом 1913 году, добраться на лихаче от Никольской церкви до Заставы в полдень занимало двадцать минут, а сейчас, на «Жигулях» девятой модели — те же двадцать минут, и то, если в пробку не попадешь. У лихача одна лошадиная сила, под капотом «Жигулей» — табун, где разница?

Я подивился осведомленности собеседника насчет полдня 1913 года, но промолчал. Ладно город, продолжал бухгалтер. А деревня? У крестьянина всей техники имелась лошадь да соха, но в средний год деревня кормила хлебом и мясом губернию, столицы, империю в целом, за границу продавала. Сейчас что ни трактор — семьдесят пять железных лошадушек, химизация, мелиорация и прочая престидижитация, а мясо бразильянское едим. Любительскую колбасу невозможно поджарить: тает!

Я вынужден был согласиться: увы, тает, как мороженое, приготовить яичницу с колбасой который год не удается.

Или вот почта: в середине девятнадцатого века письмо из Москвы в Воронеж шло четыре дня — почтовым трактом, на лошадях. Сейчас же по железной дороге плетется пять, семь, девять дней, как повезет.

Я было хотел заикнуться о почте электронной, но вспомнил о важном письме от питерского издателя, добиравшегося до меня целый год, о горах ядовитого спама и вместо этого сказал:

— Значит, от них один вред, от компьютеров, тракторов, железных дорог и прочего прогресса? Нужно возвращаться к лошадям, счетам с деревянными костяшками, конторским перьям, калошам и керосиновым лампам?

— Ни в коем разе! Тогда-то среда нас точно сомнет, раздавит, утянет в тартарары. Достижения двадцатого века не от жиру, это — средство приспособиться, уцелеть среди все более враждебной среды.

— Но что это за среда такая? Жили себе, жили, и — на тебе? Существа измерения Зет пакостят?

Собеседник пожал плечами:

— Я — бухгалтер, работаю с числами и знаю — любая финансовая пирамида обречена в принципе. Человеческое общество последние триста лет есть та же пирамида, существование которой возможно лишь при постоянном росте числа вкладчиков. Полмиллиарда, миллиард, три, пять… Но рано или поздно приток иссякает, и тогда…

Он не стал уточнять, что будет «тогда».

Я тоже.