Инопланетяне как причина глобального потепления
АрхивТема моего сегодняшнего выступления звучит забавно, но, к сожалению, я серьезен. Я собираюсь доказать, что инопланетяне являются причиной глобального потепления.
Лекция в Калифорнийском технологическом институте, 17 января 2003 года*
Тема моего сегодняшнего выступления звучит забавно, но, к сожалению, я серьезен. Я собираюсь доказать, что инопланетяне являются причиной глобального потепления. Или — более строго — докажу, что вера в инопланетян является предтечей веры в глобальное потепление. Наглядной демонстрацией связи между ними я сегодня и займусь.
Позвольте отметить, что у меня нет желания отвратить кого-то от веры в инопланетян или в глобальное потепление. Это было бы совершенно невозможной задачей. Я, скорее, хочу обсудить историю некоторых широко известных убеждений и сосредоточиться на том, что я считаю назревающим кризисом в мире науки — то есть все более и более непростые взаимоотношения между настоящей наукой и государственной политикой.
То, что я особенно интересуюсь этими вопросами, объясняется моим воспитанием. Я родился во время Второй мировой войны, и годы, когда формировалась моя личность, пришлись на самый разгар холодной войны. И во время школьных учений я послушно заползал под стол, готовясь к ядерному удару.
Это было время всеобщего страха и неуверенности, но, даже будучи ребенком, я верил, что наука — это лучшая и величайшая надежда человечества. Даже ребенок понимает, что мир политики — это мир ненависти и опасности, мир иррациональных представлений и страхов, мир массовых манипуляций, мир, в истории которого было немало позорных пятен. Напротив, наука придерживалась иных ценностей — интернациональная, способствующая возникновению дружеских и рабочих связей, невзирая на государственные границы и политические системы, поддерживающая непредвзятое мышление и в конечном счете приводящая к новому знанию и к новым технологиям, полезным для всего человечества. Мир, может быть, не очень хорошее место, но наука способна сделать его лучше. И делает. В течение моей жизни наука более чем сдержала свои обещания. Наука была величайшим интеллектуальным событием нашей эпохи и великой надеждой для беспокойного и тревожного мира. Но я не ожидал от науки, что она просто увеличит продолжительность человеческой жизни, накормит страждущих, вылечит напасти и «уменьшит» мир с помощью реактивных двигателей и мобильных телефонов. Я надеялся также, что она справится с пороками человеческого разума — предвзятостью и суевериями, иррациональными представлениями и фальшивыми страхами. Я верил, что наука будет, как говорил Карл Саган, «свечой в мире, посещаемом демонами». И здесь я не слишком доволен успехами науки. Вместо того чтобы служить очищающей силой, она в отдельных случаях пошла на поводу более древних соблазнов политики и славы. Некоторые демоны, посетившие наш мир в последние годы, были придуманы учеными. И мир не выиграл от того, что этих демонов выпустили на волю.
Но давайте посмотрим, как это произошло.
Вернемся назад, в 1960-е. Президентствует Джон Кеннеди, гражданские реактивные самолеты только-только начинают появляться, в самых больших университетских мэйнфреймах — 12 Кбайт памяти. А в Гринбэнке, в западной Вирджинии, в новой Национальной обсерватории радиоастрономии, молодой астрофизик Фрэнк Дрейк запускает двухнедельный проект Ozma, чтобы найти сигналы внеземных цивилизаций. И сигнал получен, что вызывает всеобщий интерес к этой теме. Потом окажется, что это ошибка1, но интерес останется. В 1960-м Дрейк организовывает первую конференцию SETI и публикует знаменитое сегодня уравнение:
N=N* · fp · ne · fl · fi · fc · fL,
где N* — количество звезд, входящих в Млечный Путь; fp — доля звезд, имеющих планетные системы; ne — количество планет с подходящими условиями для жизни; fl— вероятность зарождения жизни на планете с подходящими условиями; fi — вероятность возникновения разумных форм жизни; fc — доля планет, разумные жители которых ищут контакта; fL — долговечность таких цивилизаций2.
Эта серьезная на вид формула позволила SETI считаться легитимным интеллектуальным исследованием. Проблема, конечно, в том, что значения переменных, входящих в формулу, нам неизвестны, а в большинстве случаев даже не могут быть оценены. Единственный способ вычислить это выражение — подставить значения наугад. А догадки — для ясности — есть выражение нашей предвзятости. И здесь не может быть никаких «обоснованных» предположений. Если вам нужно установить, на скольких планетах жизнь ищет контакта, то способа сделать «обоснованное предположение» не существует. Существует лишь ваше личное мнение.
В результате уравнение Дрейка может принимать любое значение от «миллиардов и миллиардов» до нуля. Выражение, значение которого может быть равно чему угодно, ничего не означает. Точнее, уравнение Дрейка просто бессмысленно и не имеет ничего общего с наукой. Я же убежден, что в основе науки лежит создание проверяемых гипотез. Уравнение Дрейка не может быть проверено, а значит, SETI — не наука. SETI — и это очевидно — является религией. Вера — это твердое убеждение в чем-то, что не имеет доказательства. Убеждение, что Коран есть слово Господне — это предмет веры. Убеждение, что Бог создал вселенную за семь дней — это предмет веры. Убеждение, что во вселенной существуют другие формы жизни — это предмет веры. Нет ни одного свидетельства в пользу этого убеждения, и за сорок лет поисков не было обнаружено ни одной внеземной формы жизни. И нет совершенно никаких значимых причин сохранять в них веру. SETI — это религия.
Можно наглядно представить охлаждение энтузиазма, проследив, как менялись названия научно-популярных книг, посвященных поиску внеземных цивилизаций. В 1964 году, на пике популярности SETI, Уолтер Салливан (Walter Sullivan) из NY Times написал захватывающую книгу о жизни во вселенной, назвав ее «Мы не одиноки» («We’re Not Alone»). В 1995 году, когда книгу на ту же тему написал Пол Дэвис (Paul Davis), он назвал свой труд «Одиноки ли мы?» («Are We Alone?»). (Вообще-то, с 1981 года с названием «Одиноки ли мы?» было издано четыре книги.) Если вернуться в наше время, то сейчас мы наблюдаем подъем интереса к так называемой теории «уникальности Земли», согласно которой мы, на самом деле, одни во всей вселенной3. Опять же никаких доказательств для подобного утверждения у нас нет.
Снова вернемся в 1960-е. SETI критиковали, однако критика исходила не от астрофизиков или астрономов. На SETI ополчились биологи и палеонтологи. Джордж Гейлорд Симпсон (George Gaylord Simpson) из Гарварда шутил, что SETI — это «исследование без предмета исследования», и его слова верны по сей день. Но большинство ученых были снисходительны к SETI, относясь к этому проекту либо с потрясающей терпимостью, либо с равнодушием. В конце концов, что здесь такого? Даже весело. Если люди хотят смотреть, пускай смотрят. Только скряга мог резко отозваться о SETI. А так — дело того не стоило.
Конечно, верно, что непроверяемые теории могут иметь эвристическое значение. Конечно, инопланетяне — отличный способ привить детям любовь к науке. Но это не освобождает нас от обязанности видеть, чем, несомненно, является уравнение Дрейка — чистой воды умозрительной теорией в квазинаучных одеждах.
Тот факт, что уравнение Дрейка не было встречено возмущенными криками — какими сопровождается, например, каждое новое заявление креационистов, — означает, что появилась лазейка; что мы теряем понимание легитимного научного процесса. И довольно скоро сквозь эту лазейку просочится настоящий мусор.
* www.crichton-official.com/speeches/speeches_quote04.html , Перевод с английского Владимира Гуриева.
1 C помощью 259-метрового телескопа Дрейк зафиксировал радиоволны, поступающие от Тау Кита и Эпсилона Эридана («тау кита» сегодня чуть ли не стало нарицательным), но никаких сигналов от внеземных цивилизаций ему, конечно, обнаружить не удалось. — Прим. ред.
2 О проекте SETI «КТ» писала неоднократно (см., например, #358, www.computerra.ru/offline/2000/358/3939) . Справедливости ради, нужно признать, что приведенная Крайтоном формула — не единственный вариант уравнения Дрейка, но все вариации не имеют принципиальных отличий.
3 См., например, Rare Earth: Why Complex Life Is Uncommon in the Universe by Peter Ward, Donald Brownlee.
В 1975 году Национальная Академия наук опубликовала отчет «Общемировые долговременные эффекты широкомасштабного применения ядерного оружия». Согласно этому документу, эффект от пыли4 после ядерных взрывов относительно невелик. В 1979 году вышел правительственный отчет «Эффекты ядерной войны»5, где утверждалось, что ядерная война теоретически способна привести к необратимым неблагоприятным последствиям для окружающей среды. Но поскольку многие составляющие подобных процессов были изучены плохо, в отчете указывалось, что оценить вероятный размер ущерба невозможно.
Тремя годами позже (1982) под эгидой Шведской Академии наук была издана работа «Атмосфера после ядерной войны: сумерки в полдень», авторы которой попытались оценить эффект от горящих лесов и городов. Они предположили, что в результате пожаров возникнет так много дыма, что из-за огромного облака над северным полушарием количество получаемого солнечного света упадет ниже уровня, необходимого для фотосинтеза, и это будет продолжаться по крайней мере несколько недель.
В следующем году группа из пяти ученых включая Ричарда Тарко (Richard Turco) и Карла Сагана (Carl Sagan) опубликовала в журнале Science статью «Ядерная зима: глобальные последствия множественных ядерных взрывов». Это так называемый отчет TTAPS, в котором была сделана попытка более строго оценить атмосферные эффекты, в основном за счет использования актуальной компьютерной модели климата.
В основе TTAPS лежит другое уравнение, которое не встречается в явном виде, но которое можно представить следующим образом:
Ds = Wn · Ws · Wh · Tf · Tb · Pt · Pr · Pe…
(количество пыли в тропосфере равняется произведению количества боеголовок, размера боеголовок, высоты гриба, воспламеняемости пораженных целей, длительности горения целей, количества частиц, попавших в тропосферу, отражательной способности частиц, прочности частиц и т. д.).
Сходство с уравнением Дрейка поразительно. И там и здесь ни одна из переменных не может быть определена. Ни одна! В исследовании TTAPS частично обошли эту проблему, рассматривая сразу несколько сценариев военных действий и меняя соответствующие значения переменных, но все равно остаются переменные, значение которых неизвестно. Никто не знает, как много сажи попадет в атмосферу, когда будут гореть города, какие именно частицы будут образованы и как долго это будет продолжаться. Никто не знает, как на количество частиц, попавших в тропосферу, повлияют местные погодные условия. Никто не знает, как долго частицы будут оставаться в тропосфере. И так далее.
Вспомним, что прошло всего четыре года после того, как авторы правительственного отчета признали, что процессы, лежащие в основе явления, столь плохо изучены, что никаких достоверных оценок сделать нельзя. Тем не менее, в TTAPS не только есть эти оценки, но и сделаны выводы о катастрофичности последствий.
Если верить Сагану и его коллегам, то даже ограниченного обмена ядерными ударами общей мощностью 5 тысяч мегатонн хватит для того, чтобы температура на планете упала больше чем на 35 градусов и оставалась на этой отметке три месяца. Самые сильные извержения вулканов, известные нам, понижают общемировую температуру примерно на 0,5–2 градуса. Во время ледниковых периодов температура падала на 10 градусов. А здесь у нас есть оценка втрое большая. Можно было бы ожидать, что она станет темой для дискуссии.
Однако Саган сотоварищи были готовы к этому, а публикации их работы о ядерной зиме предшествовала хорошо подготовленная медиа-кампания. Первое сообщение о ядерной зиме появилось в статье Сагана в воскресном приложении к Parade. Буквально на следующий день в Вашингтоне началась широко разрекламированная и привлекшая всеобщее внимание конференция, посвященная вопросам долговременных последствий ядерной войны. Под председательством Карла Сагана и Пола Эрлиха (Paul Ehrlich), наиболее известных и смекалистых в вопросах взаимоотношений с СМИ ученых того поколения. Саган появлялся на шоу Джимми Карсона сорок раз. Эрлих приходил на двадцать пять программ. За конференцией последовали пресс-конференции, встречи с конгрессменами и тому подобное. Официальные статьи в Science появились только несколько месяцев спустя.
Так наука не делается. Так продаются товары. <…>
На вашингтонской конференции Эрлиху напомнили, как после Хиросимы и Нагасаки ученые предсказывали, что ничто не будет расти на месте этих городов в течение 75 лет, хотя на самом деле уже на следующий год там выращивали дыни. Так насколько же, спросили его, точны нынешние выкладки? Эрлих ответил: «Я думаю, они чрезвычайно точны. Ученые могут делать подобные заявления, несмотря на то что я не могу представить, на чем они основывались, даже с учетом состояния науки в то время, но отдельный исследователь всегда может сказать что-то абсурдное. Здесь же мы представляем вам результаты консенсуса большой группы ученых».
На этом я хотел бы остановиться и поговорить о таком понимании консенсуса и восходе того, что называется «согласованной наукой»6. Я считаю «согласованную науку» чрезвычайно пагубным явлением, которое необходимо душить в зародыше. Исторически консенсус был первым прибежищем негодяев — это путь избежать дебатов, заявляя, что вопрос уже улажен. Где бы вы ни услышали, что ученые пришли к консенсусу, проверьте свой бумажник.
Внесем ясность: научная работа не имеет ничего общего с консенсусом. Достижение консенсуса — прерогатива политиков. Науке, напротив, требуется единственный исследователь, который оказался прав. Это означает, что он или она получили результаты, которые можно проверить. В науке консенсус не уместен. А уместны воспроизводимые результаты. И величайшие ученые в истории велики именно потому, что они пошли наперекор общепринятому мнению.
Не может быть такого понятия, как «согласованная наука». Если есть консенсус, нет науки. Есть наука, нет консенсуса. Точка.
Кроме того, позвольте напомнить, что послужной список «консенсуса» в науке таков, что гордиться совершенно нечем. Давайте рассмотрим несколько примеров.
В прошлые века величайшим убийцей женщин была родильная горячка. От нее умирала каждая шестая женщина. В 1795 году Александр Гордон из Абердина предположил, что горячка вызывается инфекцией, и заявил, что может ее лечить. Консенсус сказал «нет». В 1843 году Оливер Венделл Холмс объявил, что родильная горячка заразна, и представил неотразимые доказательства. Консенсус сказал «нет». В 1849 году Семмельвайс продемонстрировал, что соблюдение правил санитарии практически сводит на нет случаи родильной горячки в больнице, которой он руководил. Консенсус сказал, что он еврей, проигнорировал его советы и снял с поста.
Фактически до начала двадцатого века не было согласия по поводу причин, вызывающих родильную горячку. Таким образом, консенсусу потребовалось 125 лет, чтобы прийти к правильному заключению, несмотря на усилия выдающихся «скептиков» со всего мира, скептиков, которых унижали и игнорировали. Несмотря на постоянную гибель рожениц.
Нет недостатка и в других примерах. В 1920-х гг. в Америке десятки тысяч людей, главным образом бедняков, умирали от пеллагры. Консенсус ученых сказал, что это заразно и что необходимо найти возбудителя пеллагры. Американское правительство попросило выдающегося молодого исследователя Джозефа Голдбергера найти причину заболевания. Голдбергер пришел к выводу, что определяющим фактором является диета. Консенсус продолжал придерживаться теории инфекции. Голдбергер продемонстрировал, что он может вызвать болезнь с помощью специальных диет. Он показал, что болезнь не заразна, перелив себе и своему ассистенту немного крови больного пеллагрой. Они и другие добровольцы смазывали свои носы мазками больных пеллагрой и глотали капсулы с чешуйками коросты во время так называемых «грязных вечеринок Голдбергера». Никто из них не заболел пеллагрой. Консенсус продолжал возражать. Ко всему прочему следует учесть и социальный фактор: южным штатам не нравилась идея плохой диеты в качестве причины заболевания, потому что это означало необходимость социальной реформы. Они продолжали отрицать это до 1920-х. Результат: несмотря на то что эпидемия случилась в двадцатом веке, консенсусу потребовались годы, чтобы увидеть очевидное.
Возможно, каждый школьник знает, что если приложить контур Африки к контуру Южной Америки, то они почти совпадут. Альфред Вегенер еще в 1912 году выдвинул гипотезу дрейфа континентов. Консенсус высмеивал дрейф континентов пятьдесят лет. Теория решительно отвергалась великими именами геологии — вплоть до 1961 года, когда выяснилось, что морское дно расширяется. Результат: консенсусу потребовалось полвека, чтобы выяснить то, что сегодня понимает любой школьник.
Нужно ли продолжать? Примеры можно приводить до бесконечности. Дженнер и оспа, Пастер и теория микроорганизмов7. Сахарин, маргарин, подавленные воспоминания, клетчатка и рак толстой кишки, заместительная гормональная терапия… Список ошибок консенсуса растет и растет.
В заключение, я хотел бы отметить, в какого рода ситуациях требуется консенсус. Консенсус нужен только там, где не хватает научных аргументов. Никто не говорит, что ученые пришли к консенсусу по поводу E=mc2. Никто не говорит, что найден консенсус по поводу того, что солнце находится от нас на расстоянии 93 миллиона миль. И никому и в голову не приходило говорить об этом таким образом.
4 Про сажу Крайтон почему-то не вспоминает. Вероятно, под «пылью» он понимает и пыль, и сажу, и дым. — Прим. ред.
5 Office of Technology Assessment. The Effects of Nuclear War, 1979.
6 Consensus science.
7 Здесь, вероятно, имеется в виду открытие Пастером роли микроорганизмов при брожении, что противоречило господствовавшей тогда «химической» теории Либиха..
