Принцип отвлечения

Есть люди ужасно решительные. Задумает решительный человек что-нибудь — и тут же непременно исполнит: станет министром, раздует мировой пожар или пойдет к стоматологу, — у каждого свой масштаб.

Есть люди ужасно решительные. Задумает решительный человек что-нибудь — и тут же непременно исполнит: станет министром, раздует мировой пожар или пойдет к стоматологу, — у каждого свой масштаб. Лежебока решительному человеку завидует, вздыхает, вот если бы и я поменьше на диване лежал, то, глядишь… — и видит картины самые прельстительные.

Но с дивана не встает.

Пусть ему, отдельному человеку, лень только во вред, и зуб теряет, и карьеры не делает, но вдруг это его предназначение — тормозить прогресс?

Кто нужнее, Штольц или Обломов? Народ, состоящий сплошь из Обломовых, выглядит слишком уж мягким для нашего кипучего времени. Но жить исключительно среди Штольцев?..

Что было бы с государством — бери шире, с цивилизацией, — состоящей целиком из людей умственно и физически активных, не тратящих впустую ни минуты, неукоснительно строящих жизнь на разумных началах? Никто не пьет пива с утра, чтобы не снизить производительность труда, но никто не пьет пива и вечером — восстанавливая силы; профессор возделывает палисадники, а садовник изучает химию, все вместе занимаются ушу, а потом снова работают, увеличивая благосостояние человечества. Да и пива-то никакого нет, производят только безусловно полезные предметы (впрочем, для медицинских целей имеется в достаточном количестве кагор и коньяк, выдаваемые строго по рецепту. Нет, лучше даже совершенно без рецепта, поскольку сознательность такова, что никто и не думает пить коньяк без врачебного предписания).

Программисты программируют, строители строят, пахари пашут, изобретатели изобретают, а ученые делают открытия просто поразительные.

Примерно так изображали двадцать первый век в шестидесятые годы века прошлого. Всеобщий энтузиазм и ликование.

Казалось бы, страна, сумевшая организовать жизнь населения на разумных началах, должна получить несомненное преимущество перед странами, где люди пьют пиво, играют в домино, смотрят «Рабыню Изауру» или просто валяются на диване.

А не получает. И не след валить на национальные особенности великороссов, идеального государства не вышло еще и из Парагвая, Италии, Германии, Камбоджи…

Идеологический, экономический просчет? Или просчет биологический?

Звери предчувствуют землетрясения и ураганы, улавливая недоступные человеку сигналы природы. Быть может, и Обломов неосознанно ощущает, что ничего хорошего от тотального энтузиазма ждать не приходится. И для себя лично, и для человечества в целом. Вдруг прогресс — конечен?

Что станет с человечеством, если оно исчерпает собственные возможности? Легко и приятно утверждать, что возможности рода людского безграничны, но и вселенную когда-то тоже воображали без конца и без края как в пространстве, так и во времени. Вселенная если и прекратит свое существование, то в будущем, отдаленном настолько, что сознание воспринимает конец света исключительно абстрактно, не примеривая на себя. Но вот конец прогресса… Даже неважно, ужасный или счастливый, главное — game over. Освободите место для лемуров. Сколько осталось, пятьдесят лет, пятьсот? Даже пять тысяч — не столь уж много. Поэтому человеческий метаорганизм и являет миру Обломовых — чтобы пожить подольше, не глотать Книгу Жизни, а перелистывать неторопливо. Да и Штольцам зачастую подсовывает задачки, к прогрессу прямого отношения не имеющие, а сил отнимающие уйму. Отвлекает. Искусство, например. Или кроссворды, кубик Рубика, тетрис, шахматы. Захочет человек изобрести вечный хлеб, бронебойную морковь, порошок от метеоритов, облагодетельствовать народы мира раз и навсегда, сядет за стол, сосредоточится, нужная мысль уже на пороге кряхтит — а в голову приходят мысли, казалось бы, посторонние, мешающие, а на деле — спасительные. Потянет почесаться, сходить в туалет, покормить собаку, выпить водочки. Изобретатель покупает шахматную доску, фигурки — и пропал вечный хлеб (тот, что едят многажды).

Порой, сознательно убоявшись действия, люди хватаются за шахматы всем народом, как утопающий за соломинку. В Советском Союзе было четыре миллиона официально организованных шахматистов-спортсменов и десятки миллионов диких любителей. Власть поощряла. Нужно же куда-то деть интеллектуальную энергию. Пусть лучше в шахматы играют, чем раздумьями приближают конец государства (который тоже казался большинству невообразимым).

Энергии на шахматы у человечества ушло гораздо больше, чем на поиски средства от рака. Чигорин, знаменитый российский маэстро, перед смертью сокрушался: жизнь потрачена зря. Он даже приказал сжечь свои шахматы. Но, право, куда милее Чигорин-шахматист, чем Чигорин-Наполеон.

Известно, что и Наполеон, и Ленин серьезно увлекались шахматами, Ленин даже в турнирах играл, будучи просто Владимиром Ульяновым, молодым помощником присяжного поверенного. Но переборол страстишку, бросил деревяшки, взял кнут и ну охаживать тройку-Русь, торопясь обогнать — всех.
Обогнали…

(еще не всё)