Цифровое искусство и проблема надежности

Есть два обычных мнения о цифровом искусстве. Наивно-восторженное, по-детски радующееся компьютерным эффектам и простоте копирования контента.

Есть два обычных мнения о цифровом искусстве. Наивно-восторженное, по-детски радующееся компьютерным эффектам и простоте копирования контента. И снобистско-эстетское, презирающее цифровое искусство как за доступность вышеуказанных эффектов, так и за примитивность проблематики. Похоже, что оба мнения вызваны довольно приблизительным пониманием предмета.

Проблема соотношения искусства и науки не нова. Возьмем, к примеру, Элладу, «прекрасное детство человечества». Самое, пожалуй, выразительное, дошедшее для нас в почти естественном, грубо обозримом виде проявление ее искусства — это храмы. Их развалины до сих пор поднимаются над смогом Афин, доступные и взглядам, и осязанию зрителей. Триумф естественности, близость природы? Природная зоркость архитектора, сплошь натуральные материалы?.. Отнюдь!

Появление шедевров зодчества античной Греции неразрывно связано с естественнонаучной базой того времени. Прежде всего, конечно, с геометрией Евклида.

Геометрия была математическим фронтиром Древней Европы. Именно она вложила в руки архитекторов их инструменты — циркуль, линейку, прямоугольник, треугольник, поднос с песком. Инструменты, с минимальными изменениями дожившие до наших дней, — разве что к циркулю добавилось шарнирное соединение, позволяющее фиксировать раствор ножек, и смененные уже на наших глазах всякими там ArchiCAD’ами и иже с ними.

Но еще важнее ИДЕЙНОЕ влияние евклидовой геометрии и всей античной математики на искусство — внушенное ею представление о правильных сочетаниях линий, о перспективе, о гармонии пропорций. Именно оно на тысячелетия застыло в линиях Парфенона и Пропилей Акрополя. Именно оно десятки веков спустя восхищает зрителя странным соответствием глубинной человеческой сути.

ЕСТЕСТВЕННОСТЬ и близость к природе тут ни при чем. Парфенон действительно был построен из природных материалов. Но вот уже для Пропилей зодчий Мнесикл в V веке до Р.Х. использовал армированный железом мрамор, эдакий прообраз железобетона. Благодаря такому приему удалось увеличить до шести метров пролеты и достичь требуемой гармонии.

Так что математическим воплощением культуры античности следует считать ее идейное влияние на лучшие образцы архитектуры, а отнюдь не дошедшие до нас стихотворные трактаты, предназначенные для лучшего запоминания геометрических истин.

Видимо, с такими же критериями стоит подходить и к цифровой культуре нового тысячелетия. Остановимся, к примеру, на кино. Что здесь укладывается в эти рамки?

Наверное, стоит сразу откинуть полицейские или гангстерские боевики о хакерах. Компьютер и Сеть тут ничем не отличаются от воспетых О’Генри отмычки и сейфового замка. Никаких новых идей, никаких проявлений человеческой сути тут мы не найдем.

Не интересны и эпопеи о «виртуальной реальности». Коммерчески успешные ленты с названиями, почерпнутыми из линейной алгебры или штамповочного производства, перепевают то, о чем давным-давно писали критики тоталитарных обществ, не достигая при этом и десятой части выразительности стародавней и сугубо аналоговой «Бразилии».

Попытки перевести количество цифровых спецэффектов в новое качество?

«Властелин колец» так и остается в двух своих частях сверхдорогостоящей иллюстрацией к книге, которую автор просил не иллюстрировать.

Довольно неплох, хотя еще где-то на грани, — «Видок».

Но к подлинно цифровому искусству может быть отнесен сугубо мейнстримовский фильм, про который даже нельзя сказать, есть ли там хоть один цифровой эффект.

Имеется в виду «Beautiful Mind», голливудская и оскароносная история математика Джона Ф. Нэша. Она интересна не только подлинной человеческой судьбой создателя не-кооперативной теории игр и лауреата Нобелевской премии по экономике, но и тем, что в художественно-образной, архетипичной форме в ней поднимается одна из острейших проблем современного технологического мира — проблема надежности сложных систем.

Началось все в Корейскую войну. Американские «суперкрепости» и «сейбры» последних модификаций должны были теоретически иметь преимущество над дислоцированными в Китае советскими МиГ-15. И прежде всего — за счет своего самого передового на тот момент радиоэлектронного оборудования. Локаторы кругового обзора, бомбовые и пушечные РЛС-прицелы, локаторы защиты хвоста, станции помех…

Масса конструкторских изощрений требовалась для того, чтобы исполнить все это на вакуумных радиолампах.
Результат был обескураживающим. Аэропланы не столько ходили на боевые вылеты, сколько чинились на аэродромах. Совершеннейшую технику подвела надежность.

Эта проблема породила теорию надежности — искусство проектировать надежные системы из ненадежных элементов. Конечно, замена вакуумных приборов на твердотельные элементы несколько смягчила проблему, которая вновь обострилась за счет небывалого роста числа элементов. Сегодня актуальнее всего она стоит в программостроении. И с этим предстоит жить. Всегда.

Эту проблему для себя решил Джон Ф. Нэш. Сумел обуздать гениальный, но находящийся на грани потери устойчивости мозг. Об этом рассказал Голливуд.

Сможет ли с этим справиться человечество — покажет время…