Уроборос цифровой цивилизации

В современном высокотехнологичном мире есть одно противоречие - между изощренностью технических средств связи и вульгарной примитивностью их содержимого.

Ученые же старшего поколения, говоря о чудесах Интернета, как правило, изумляются тому, какой объем в этом восьмом чуде света занимает порнушка. (Читатели «КТ» имели возможность подробно ознакомится с такой позицией на страницах «Мегабитовой бомбы» Станислава Лема.)

Но в этом-то как раз и нет ничего удивительного. Любое средство коммуникации, став доступным, а особенно широко и легко доступным, начинает отражать всё ту же, неизменную и не слишком привлекательную сущность человека. И чем более массовым становится доступ к этому средству коммуникации, тем все более массовый и все менее привлекательный образ человека оно рисует. Поверьте, большинство разговоров на афинской агоре посвящалось отнюдь не обсуждению теорий мудрецов Академа. И в галактике Гутенберга Достоевский с Толстым отнюдь не имеют численного преимущества. Впрочем, все это старо как мир.

А вот действительно новое и куда более серьезное противоречие, которое обычно маскируется под изложенным выше. Состоит оно в том, что для своего развития современный высокотехнологический мир требует все большего и большего количества людей, способных к абстрактному мышлению, к работе с формализмами, будь то словесные или математические, в рамках технологического процесса. Но одновременно, подобно титану Кроносу, пожиравшему собственных детей, цифровая цивилизация дает человечеству невиданные ранее по качеству и дешевизне аудиовизуальные средства. Тиражирование с их помощью произведений массовой (в худшем смысле этого слова) культуры приводит к тому, что мышление все больших и больших масс людей начинает формироваться невербальной - то бишь не словесной, а ограничивающейся обычно воплями страсти, гнева и страха - аудиовизуальной информацией. То есть у большинства начинает доминировать не вторая, Павловская, но всего лишь первая сигнальная система. Та, что роднит их с царством античной красотки Фауны.

Конечно, в потребительском обществе эти люди очень важны и полезны. Именно им легко привить излишние потребности взамен необходимых. Именно они наивно верят в преображающее действие шампуня от шелудивости, в доброту и мудрость власть предержащих. Короче говоря, они почти идеально программируемые.

Но ведь цифровая цивилизация нуждается для своего развития в первую очередь в творцах. Где их взять, откуда они придут?

Есть два варианта ответа на этот вопрос. Первый восходит к Освальду Шпенглеру, автору бестселлера двадцатых годов прошлого века «Der Untergang des Abendlandes». Пророчествуя потерянному поколению, вдоволь хлебнувшему Первой мировой, грядущий закат Европы, он ввел дихотомию между живой и плодотворной культурой и окостеневшей цивилизацией, исчерпавшей потенциал, накопленный культурой, и замершей в апогее перед падением.

По модели Шпенглера, прежняя западная цивилизация, основывающаяся на формализме слова, породила цифровую культуру, осыпавшую нас высокотехнологическими чудесами и окостеневшую в цифровой цивилизации. Эта модель на первый взгляд подтверждается тем, что для развития индустрии самые передовые державы ввозят неограниченное количество специалистов, получивших образование в странах отсталых, вроде Индии и (увы) России, но сохранивших (по крайней мере пока) старую европейскую систему образования, с добротным преподаванием математики и физики.

Но есть и другая модель, иной, более древний подход. У самых давних культур и цивилизаций, во всех уголках планеты, в дебрях самых различных философских и теологических систем мы встречаемся с уроборосом - символом змея, пожирающего собственный хвост. Самое старое, самое заслуженное и самое распространенное представление отрицательной обратной связи. С ним может сравниться лишь «Кибернетика» Норберта Винера, на страницах которой обратные связи появляются и исследуются во множестве. Но если книга Винера - это и предвестие грядущей цифровой эпохи, и одна из вершин классической, словесной цивилизации, то с уроборосом дело обстоит сложнее. Он родом из давнишнего, давно ушедшего, смененного более новым. И в то же время он сквозь пыль веков, несмотря на потерянные языки и забытые наречия, снова и снова говорит людям об одном из основополагающих понятий и теории управления, и цифровой цивилизации, и Мироздания в целом. Говорит визуальными средствами, не теряя, однако, точности и способности порождать абстракции.

Так что, может, наша цифровая цивилизация не только навеет золотой наркотический сон большинству, но и снабдит новых творцов новыми образами, рождающими новую мысль.