10 лет: от застоя к отстою

Тему сегодняшней "13-й комнаты" нам, как говаривал Михаил Горбачев, подбрасывает само время. Этот номер журнала поступит в продажу за несколько дней до десятилетия "первого путча". Среди наших читателей почти наверняка есть родившиеся уже после этих событий - возможно, эти люди не смогут с ходу расшифровать сокращение ГКЧП - не так уж часто оно мелькает в печати. События 19-21 августа 1991 года оказались не из тех, что то и дело поминают по самым разным поводам, хотя в те три дня мы наблюдали акт крушения великой державы.

Впрочем, в ретроспективе происходившее тогда уже приобрело оттенок призрачности, виртуальности, если угодно. Я говорю не о близких и отдаленных последствиях, а о самом трехдневном действе. Так бы и запомнилось все это как пышный трагифарс, если бы не три загубленные жизни, переведшие ситуацию в разряд совсем не театральной трагедии.

Как выяснилось позже, умные люди с крепкими нервами понимали известную виртуальность происходящего почти с самого начала. Разумеется, в любой момент все могло повернуться иначе, и кровь полилась бы рекой, но… Мой приятель, работавший тогда в одном из самых демократических ¹ органов власти, рассказывал спустя несколько лет:

- Девятнадцатого августа в семь утра прослушал заявление ГКЧП. Выглянул в окно (NB: на Рублевское шоссе. - Л.Л.-М.): машины едут как обычно, некоторые с мигалками. В девять опять послушал радио - повторили то же, что и в семь. Опять выглянул в окно - движение не перекрыто. В десять - снова передали то же самое. Понял - где-то у них заело. Сел в машину, поехал на работу…

Это - взгляд изнутри, постфактум, и, вероятно, с коррекцией на публичность изложения. С точки зрения неискушенного обывателя последняя операция Советской армии выглядела много серьезней. Выйдя утром 19 августа из офиса издательства «Шпрингер» (Springer Verlag) в здании Библиотеки естественных наук АН СССР ² и пройдя несколько шагов по направлению к Кремлю, я с ужасом увидел в переулке самоходное орудие, нацеленное то ли на Кремль, то ли на Манеж. В «Шпрингер» же я поехал для того, чтобы передать подписанный мною и двумя другими авторами договор на написание книги-обзора по сжатию данных. Увы, книга так и не была закончена. Впоследствии я не раз рассказывал зарубежным и отечественным коллегам: мол, подписал договор, выхожу на улицу, а там - танки (Gosh! - восклицают обычно зарубежные коллеги, наши же мрачно молчат), какие уж тут книги ³...

Вот обрывки частично записанных по горячим следам впечатлений тех дней. Ключевые точки - Манежная площадь, Тверская улица, Белый дом. На Манежной, перегороженной троллейбусами (мгновенная ассоциация - окуджавский «последний троллейбус»), - некое подобие митинга. Рядом - политдискуссия толпы со смущенными спецназовцами, высунувшимися из люков боевых машин. Хиппи, то ли пляшущие, то ли играющие в футбол посреди Тверской. Вертолет, многозначительно кружащий над взятым в кольцо баррикад Белым домом (как потом оказалось, вертолет принадлежал невинному геологическому институту). Ни следа озверения, ненависти ни у одной из сторон. Наоборот, запомнилось ощущение некоего всеобщего умиления, особенно в толпе, окружившей перешедших «на сторону народа» десантников.

Было (не только у меня) и другое ощущение: что противников ГКЧП, даже в Москве, как ни странно, довольно мало. Тем не менее, победили, и сокрушительно, именно они. Я не верю в могущество заговоров, закулисных интриг, и даже в манипуляцию сознанием масс. Толстовская «сумма миллионов воль» кажется мне гораздо более реальным движителем истории. Но - именно воль, а отнюдь не гнусноватых желаний одобрительно крякнуть, когда будут «мочить демократов», и в этом весь секрет.

То была высшая точка романтической перестроечной волны. Вскоре после полной капитуляции «чепистов» и торжества «демократов» на смену перестройке пришли совсем иные процессы, и в этих новых исторических процессах романтическая составляющая сменилась пропорциональной долей цинизма.

Именно тогда вошли в широкий оборот всякого рода площадные жаргонизмы. К сегодняшнему дню два слова из этого неисчерпаемого источника - «блин» и «отстой» - приобрели поистине универсальный характер, помогая кратко характеризовать почти любой объект, явление, ситуацию. О блине мы уже писали - ровно год назад (см. тему номера «КТ» № 355 «Родная речь»). Это довольно абстрактное выражение несет тонкую эмоциональную информацию; отстой же вполне конкретен и практически повсеместен. Взять хоть наши любимые инфотехнологии: виндовс - отстой, линух - отстой, инет - ну, это вообще отстой. Ряд можно продолжать бесконечно. Возникает глубокий философский вопрос: при каких условиях можно считать отстоем целое, если таковым является буквально каждая его часть? Анализ этой проблемы я оставляю заинтересовавшемуся читателю.

[i40701]