Имитмоделирование
АрхивКогда компьютеры были большими... Нет, это банально, лучше так: когда мониторы были еще совсем зелеными...Когда мониторы были зелеными, а пикселы на них - размером с кулак, читать текст с экрана было полным моветоном, ведущим прямиком к глаукоме. Это не значит, что литературы на машинных носителях не существовало, просто тогдашнее молодое поколение выбирало hard copy.
Принтеры к компьютерам с зелеными мониторами полагались матричные, цепные и барабанные. Цепной принтер был экзотикой и вымер как вид. Матричные иногда позволяли исхитриться и напечатать "настоящий" текст с различающимися заглавными и строчными буквами (RSCII), но были страшно медленными. Поэтому основной удар спроса со стороны самой читающей страны в мире при предложении, подавляемом самой глупой в том же мире цензурой, приняли на себя принтеры барабанные, в просторечии - "слоны", с КОИ-7 в качестве кодовой таблицы, широким полотном красящей ленты и механизмом для протягивания перфорированной бумаги.
Издаваемыми звуками (и вообще повадками) работающий слон напоминал пулемет "Максим" из фильма про Чапаева. Удивляюсь, почему торговцы его потомками не найдут слона и не снимут его в ролике, оттенив тем самым нежность сегодняшних струйных и лазерных проводников свободы слова.
Хорошо отлаженного слона оставляли наедине с пачкой фальцованной формата А3 бумаги, и за час он с ней управлялся. Слона среднестатистического приходилось пасти, следя, чтобы бумага не пошла криво и чтобы что-то там внутри не перегрелось; обходя защиту от дурака (заклеив кусочком скотча концевой выключатель), нарушали технику безопасности и печатали на принтере с откинутой крышкой. Знакомство с неприкрытым вращающимся барабаном могло стоить жизни не в меру пижонистому парню в галстуке или, по крайней мере, скальпа - длинноволосой деве [1].
Тем не менее, слонов загоняли вусмерть даже в тех организациях, которые по роду деятельности никак не были связаны с производством большого количества бумажной отчетности. Было бы крайне интересно взять до сих пор где-то валяющиеся у меня магнитные ленты пятнадцатилетней давности, найти живую PDP, имеющую выход во внешний мир по KERMIT, и снять их оглавления.
Самиздат глазами "программиста" [2] - не столько документация на непоощряемые официально языки (хотя было и такое), сколько публицистика, художественная литература и стихи. От совершенно нецензурных Джиласа и Восленского к порицаемым Пастернаку и Мандельштаму, неодобряемым Булгакову и Саше Черному и просто неприличным (если принять во внимание качество переводов) "Кама-Сутре" и "Ветке персика". И - далее - к вполне дозволенным, но дефицитным книгам.
Мандельштам с Пастернаком были представлены сборниками, Булгаков - широким набором произведений, а некоего подобия машинно-читаемого ПСС удостоился, насколько я помню, лишь один автор. Автора звали Братья Стругацкие.
Здесь важно учитывать модус "программистов" (компьютерного народа) тогда и теперь. Тогда они однозначно были "строителями будущего", утаптывая даже не столько сами цифровые технологии, сколько тропинки сегодняшней интуиции гуманитарных технологий, способов организации работы и жизни людей у берегов информационных, а не транспортных потоков.
Сегодня программисты (и представители кучи выросших вокруг специальностей и профессий) - чернорабочие цифрового века; тогдашнее ближнее будущее уже наступило.
Вопрос о том, почему русские строители ближнего будущего делом проголосовали тогда за исследователей дальнего будущего АБС как за любимых писателей, представляет ныне лишь исторический интерес, и это хорошо, поскольку рассуждать об этом можно безответственно и долго.
Отвечая на дурацкий вопрос о творческом методе (а этот вопрос, заданный творцу, всегда звучит немного по-дурацки), АНС как-то сказал о "налепливании" мира вокруг образа и сюжета.
Все правильно, здесь - возможный максимум литературы (он же необходимый минимум): сконструировать "костяк" героя, забросить его в ситуацию и исследовать ее развитие его (или стороннего наблюдателя) глазами.
Образ конструируется из того, что есть, а каким он станет - особенно если забрасывается в будущее - это, скорее, его проблемы. Детей - народонаселение будущего - мы, между прочим, лепим тоже из того, что есть, и что с ними будет в будущем - это их проблемы.
Для замкнутой системы из двух физических тел очень просто составить систему уравнений, позволяющую, при известных параметрах на один момент времени, рассчитать их на любой другой момент. Это называется моделированием. Построить модель такой системы может любой успевающий выпускник школы. А как насчет трех тел? Тридцати трех?
Почему имитационное моделирование называется моделированием, я не знаю, вероятно, в насмешку. Имитмоделирование применяется для изучения систем, которые не удается смоделировать: моделируются их элементы и "запускаются в свободное плавание". Для системы из тридцати трех тел квантуется время, и для каждого кванта просчитываются действующие на каждое тело силы и их соответствующие ускорения.
Есть физики, достаточно безумные для того, чтобы утверждать, что Вселенная устроена подобным образом: Бог не играет в кости, он имитмоделирует систему, которую невозможно описать.
Я думаю, о смысле творчества АБС (как отличном от смысла того или иного отдельного произведения) стоит говорить именно потому, что из чего бы ни были сконструированы их герои, от кого ни вели бы они свое происхождение, они всегда (скажу мягче: очень часто) попадают в один и тот же мир. Мир "Полудня" [3] понять, принять и полюбить просто, мир "Жука в муравейнике" [4], наверное - труднее.
Однако приходится принять, что мир "Муравейника" - это и есть мир "Полудня", исследованный более внимательно. Наш мир?
1 (обратно к тексту) - А вы говорите, проблемы с копирайтом.
2 (обратно к тексту) - "Программист" на сленге того времени - всякий, работающий с компьютером, от лаборанта до начальника ВЦ.
3 (обратно к тексту) - "Полдень, XXII век", aka "Возвращение" - одна из ранних вещей АБС.
4 (обратно к тексту) - В "Жуке" одно человеческое существо (Странник-Сикорски) полагает другое человеческое существо (Льва Абалкина) "автоматом", выполняющим вторую половинку "программы", первая из которых осуществила кроманьонскую революцию, ставит над ним эксперимент и гуманистически уничтожает его (из пистолета) во имя человечности, которая достаточно парадоксальным образом оказывается приравненной к неопределенности судьбы "муравейника". Пикантная неконсистентность, потерянная Сикорски и наивным читателем, заключается в том, что в этой системе предположений сам Сикорски (как часть "муравейника") - "автомат", продолжающий выполнять первую часть той же "программы".
