Этюд в объектных тонах

Однажды, году этак в девяностом, на заре своего знакомства с загадочными аппаратами светло-серого цвета, которые мерцали ядовитой шестнадцатицветной радугой, гудели вентиляторами, зудели девятииголочными печатающими головками и умудрялись при этом быть единым Объектом, стоившим немыслимых денег, я забрел к приятелю, промышлявшему починкой радиотехники.

Однажды, году этак в девяностом, на заре своего знакомства с загадочными аппаратами светло-серого цвета, которые мерцали ядовитой шестнадцатицветной радугой, гудели вентиляторами, зудели девятииголочными печатающими головками и умудрялись при этом быть единым Объектом, стоившим немыслимых денег, я забрел к приятелю, промышлявшему починкой радиотехники. Помимо ремесленных талантов, ему были не чужды артистические наклонности: он играл на музыкальных инструментах, пел, был волосат и бородат и вообще походил на человека, приобщенного к художеству и искусству, хотя и был весьма состоятелен.

«О!» - изрек приятель и ткнул наканифоленным пальцем во внушительных размеров плату, пристроенную стоймя между осциллографом и гэдеэровской гитарой «Фендер». «Ай-Би-Эм Пи-Си. 386-я модель. Не «Синклер» какой-нить. Три тонны денег стоит. Стоила…» Далее я узнал, что намедни плата прекратила работать, и из ящика процессорного блока (неведомы, неведомы тогда еще были определения «корпус» и «кузов») потянуло жженой резиной. И взял Мастер отвертку и разобрал Компьютер. Единое целое, святая святых, он разъял Компьютер как труп, поверил гармонию пэтеушным образованием, но плата, увы, «не зажила». «Щас только мозги выну, тут их аж четыре метра, прикинь… Щас мы ее…» - сказал Мастер и, добывши из выдвижного ящика молоток, ловко пристроил плату к стене, упер в серединку навостренный заранее гвоздище и… Да-да, прибил. И висела она там много лет, и во многих сердцах и душах нашло отклик содеянное Мастером.

Такова была первая инсталляция с привлечением Компьютера в качестве главного объекта, виденная мною в жизни. Потом было много чего еще: и детище известного перформера Алексея Шульгина (который «наше все», национальная гордость наша в смысле ответа германо-голландскому нет-арту) - компьютер 386DX/4MbRAM/EGA/40MbHD, играющий киберпанк, и виртуальная «Галерея микроэлектроники» той самой IBM, где ребятам пришло в голову увеличить до монструозных размеров модели своих собственных кристаллов со всеми их радужными переливчатыми дорожками (не только хай-тек, но и произведения искусства в техноидно-модернистском стиле. «Микросхема кэша второго уровня». Пластик, картон, амальгама. Класс), и болванки компакт-дисков, прилаженные попсу ради скотчем к заголенному бюсту Лики Стар… Было, было. Но гвоздик-соточка, избывший восторг неофита, пронзивший благоговение перед Объектом по самое «я вас умоляю», помнится наиболее ярко…

Однако вернемся к эпиграфу. В переводе на русский язык заявленное в нем означает вот что.

Есть замечательное выражение, граничащее с эстетским парадоксом-максимой в духе Оскара Уайльда: художественные возможности технологии. Компьютер проникает во все щели нашей жизни, не исключая и сферу искусств. Ведь художники народ такой - испокон веку налаживались обустраивать, обживать и переиначивать неизведанные пространства (чем не единожды, указывая возможные, зачастую парадоксальные варианты применения, оказывали услугу научно-техническому и социальному прогрессу). В практическом смысле в ход шел любой подручный объектный материал: механизмы исправные и механизмы испорченные, фасадные мастики и продукты питания, всякая дрянь с помоек и ржавые арматурные прутья. А еще образы и символика воздушных замков, жирность птичьего молока и консистенция комариного сала. И даже чисто теоретические построения. Художник постоянно познает мир, постоянно учится. Вон старик Леонардо и тот в целях автодидактики трудился в анатомическом театре, запугивая чудовищным кощунством современников-обывателей.

Индустриальные и технологические арт-экзерсисы прошлого века лишь продолжают Леонардову традицию. Здесь все та же извечная попытка проникнуть в окружающий мир, постичь горизонты реальности, научиться существовать в них, художественно овладевши, преобразивши и т. д. Ведь настоящему художнику (который, как известно, должен быть правдив ¹) одновременно и достаточно того, что имеется под рукой, и всегда этого слегка не хватает. Мало формата на холсте (Корсаков), мало объема (Церетели), фактуры в станковой живописи (Шемякин), мало действительности, мало современности, мало денег, поклонников, женщин (мужчин). Вообще мало жизни.

Меж тем мир меняется, меняется и восприятие. Интерес к строению и содержимому тела, порожденный неизвестностью анатомического устройства, сменяется жаждой освоения иных пространств и форматов - цифрового изображения, технологических объектов. Теперешние художники осваивают современную реальность точно так же, как в свое время это делали конструктивисты, абстракционисты, сюрреалисты и множество, множество прочих. Так появилось направление, именуемое «медиа-арт», объединяющее все виды художественной активности, связанные с media, то есть использующие электронные технические средства - будь то телефакс, ксерокс, видеокамера, телевизор или сотовый телефон.

И вот теперь компьютер. Процесс глобального взаимопроникновения техноидных и художественно-эстетических концепций стал реальностью. Кстати, задолго до появления Интернета, преодолевшего не только геополитические границы, но и специфическое для индустриальной эпохи противостояние технонауки и искусства, возникали идеи о зависимости техники от «правильного знания» (Аристотель), о нетехнической сущности техники (Мартин Хайдеггер), соединении механики и мистики (Анри Бергсон), и вообще о необходимости свободного внутреннего обмена между наукой, техникой и искусством. Сейчас очевидно, что компьютер дает необходимый технологический арсенал художественному творчеству, стимулирует творческий акт (в самых неожиданных и причудливых формах) и раскрепощает воображение не хуже ЛСД. Компьютер, предоставляя немыслимые ранее возможности управления арт-объектом и расширения художественного языка, зачастую сам обращается в такой объект. Кто-то начинает мастерить для него новый палисандровый корпус, кто-то превращает в подобие дымковской или дулевской игрушки (не только свищет, но еще и кажет), кто-то разбивает молотком мониторы перед пятитысячной аудиторией, кто-то… Впрочем, как говаривал упомянутый Уайльд, пьеса была просто великолепна, а вот публика никуда не годилась. Искусство ничего не выражает, кроме самого себя, а настоящему художнику (который, как известно, должен быть правдив наподобие настоящего индейца) завсегда везде ништяк.

Однако компьютер как объект художественно-эстетической деятельности, оставаясь, безусловно, в основе своей уделом маргиналов различного толка и маргиналами же по большей части потребляемый, отыскивает также и пути-подходы к кошелькам «господ состоятельных кротов» ². Гуляючи недавно по славной своими высокохудожественными насельниками улице Арбат, в витрине одной из лавок я приметил любопытную бумаженцию, отпечатанную на цветном струйнике с использованием 6 (шести) различных, преимущественно акцидентных гарнитур. Гласила она примерно следующее: Галлерея (sic!) такая-то. (ниже) Руководители (перечислены в количестве трех). Направления деятельности: Галерея работает с современным искусством - живопись, графика, объект, фото, компьютер. Далее перечислены телефон, факс, электронная почта и Художники Галереи. Воистину, в ногу со временем шагает арбатский арс! Чудо как хорошо: актуализация его величества Компьютера перед лицом почтенной публики сразу в двух ипостасях. И тебе художественная техника (типа: «После вчерашнего», 24х32, кримплен, кетчуп, корелдро, тонер), и - не угодно ли? - объект для перформанса, хеппенинга, инсталляции-деинсталляции и прочих оверкреативных акций, чрезвычайно характерных для отечественного художественного мышления, что следует хотя бы из их старославянских названий.

Так что же, в конце концов, представляет собой компьютер как объект искусства? То же, что и унитаз как объект искусства, пусть и является он плодом гения Леонардо. Вибромассажер как объект искусства. Голый Кулик (самый правдивый из «художников сверхновой волны») как объект искусства, равно как и масса прочих «какобъектов». «Ноль минус один», пел Мамонов.

Впрочем, публика пассионарна. Она любит, когда ее обманывают…