Все о моем компьютере

Вы никогда не задумывались над тем почему, собственно, C++ или Delphi называют языками программирования? Что в них от языка, а что - от программирования? Ответ прост, как раз, два, три? Так только кажется.

Язык программирования представляет собой, прежде всего, средство описания способа решения определенной вычислительной задачи. Он выстроен по определенным, раз и навсегда заданным законам. Противоречие между многообразием задач и жесткой структурой языка снимается, как правило, достаточно широкими возможностями его расширения. Развитой язык программирования - это, прежде всего, механизм абстрагирования от конкретной задачи. И универсальность каждого нового языка программирования всегда находится в конфликте с конкретными задачами программиста. Похоже, что идеального решения этой проблемы не существует, а, значит, будут новые языки, новые попытки ее решить.

Берясь за изучение иностранного языка, мы поступаем так же, как создатели очередного языка программирования. Мы хотим сформулировать для себя свод раз и навсегда заданных правил, более или менее абстрактных, причем желательно небольшой, который в совокупности со словарем позволил бы нам правильно говорить на этом языке. И через некоторое время с удивлением обнаруживаем, что это невозможно, что живой язык упорно не поддается систематизации и упорядочиванию, что единственный способ научиться свободно говорить на нем - это погружение, вживание в язык. Как маленький ребенок, шаг за шагом, мы познаем новый, непонятный нам мир. Именно эта необходимость опыта жизни в языке делает его изучение удивительно похожим на процесс познания вообще.

Можно пойти дальше, предложив рассматривать язык, как особый вид бытия, как некую идеальную модель нашего мира, которая с ним коррелирует, но не совпадает. Более того, трудность изучения иностранных языков означает, что модель для каждого языка своя. В чем причина подобного различия? Может быть, в разном историческом опыте народов. А может, это различие отражает что-то принципиально важное в самой структуре языке, какие-то его фундаментальные свойства, благодаря которым и появляется способность адекватной передачи всего многообразия нашего мира.

Так или иначе, пред нами множество моделей описания невероятно сложного объекта во всей его полноте, достаточно гибких, чтобы приспосабливаться к нашему быстро меняющемуся миру, достаточно мощных, чтобы описать любое явление, и достаточно простых, чтобы быть доступными каждому. Не видно никаких причин, по крайней мере мне, по которым было бы невозможно построить модель описания нашего мира, отличную от языковой, но язык в настоящее время - единственная действующая модель. Мне могут возразить, что физическая картина мира дает не менее полное представление о нем. Но, даже оставив в стороне духовные вопросы души и духа и иже с ними, очевидно, что между шелестом листвы и попыткой физически корректно описать этот процесс лежит пропасть приближений. Так же, как процесс рендеринга в сколь угодно сложном графическом пакете не может воссоздать истинную красоту последнего трепещущего листа, красоту, которую природа создает мимоходом. В тоже время мы говорим «шелест листвы» или «последний осенний лист», и вот они перед нами, во всей своей полноте.

Однако речь не об этом. Предположим на минуту, забыв обо всех возражениях Станислава Лема, что мы создали машину, обладающую искусственным интеллектом. Чтобы решения машины были осмысленными, необходимо, чтобы она построила свою собственную модель описания внешнего мира, причем желательно мира людей (вариант, когда такие машины используют для добывания руды на марсианских шахтах, возможно, более реален, но пока выглядит кощунством). Необходимость общения с людьми предполагает, что машине нужно знание хотя бы одного из множества языков, на котором разговаривает человечество.

Вобрав в память основы языка, машина станет перед необходимостью прохождения фазы погружения. Чисто технически это несложно, Интернет уже сейчас предлагает достаточно много способов анонимного общения. Но, заметьте, это произойдет задолго до того, как машина сможет пройти тест Тьюринга. То есть любой мало-мальски думающий человек сможет определить, кто говорит с ним - машина или живой человек. И тогда тест Тьюринга из способа демонстрации очередного достижения человечества становится серьезной нравственной проблемой. Что делать, если вы уверены, что перед вами машина? Бойкотировать, не замечать разницы, признавать за самодостаточную личность? А если вы ошиблись и это человек, плохо владеющий языком? Готовы ли вы помочь безмозглой железяке стать умнее вас? А если готовы, то о чем с ней говорить? А вдруг ваш приятель по чату, с которым вы провели столько времени, весело болтая ни о чем, всего лишь куча проводов? Масса вопросов. Но эти вопросы самые очевидные. Что делать, если машина сможет выстроить неязыковую модель описания мира, нечто принципиально чуждое любому языку, но адекватно передающее его реалии? Что делать с необходимостью наличия в Интернете сайтов, предназначенных исключительно для машин? И что делать с происходящим на ваших глазах развитием культуры машин? Изучать, игнорировать, бороться?

Помните анекдот про собаку, которой нравилось чатиться, потому что собеседники воспринимали ее всерьез? Замените собаку машиной с искусственным интеллектом. Почувствовали разницу? Нет? Тогда замените абстрактное будущее сегодняшней датой, а автора этой статьи - моделью AI-2b31. А теперь? То-то же. Watch your steps …