Новогодняя Сказка

Архив

Будильник сработал ровно в семь утра...

Анне

Будильник сработал ровно в семь утра.

Пока тоненькие фанфары звенели в темной комнате, Михаил, не открывая глаз, прислушивался к собственным ощущениям. Вчера вечером он всерьез заболевал – кололо сердце, ломило спину, горло начинало жечь; посему утро обещало быть мерзким. Особенно мерзким еще потому, что это было утро первого января, когда только и можно с удовольствием погулять по абсолютно пустому Городу при свете дня. Михаил сразу же не почувствовал горла. Это был хороший знак, и он резко сел на постели. Сердце не ответило чередой мелких уколов, а спина так же предпочла не реагировать на странное поведение хозяина. "О, чудо!", - подумал Михаил и щелкнул выключателем.

Одежда комьями лежала на стульях, с буфета свисала шкурка от банана, и немного пахло мандаринами. Михаил решил сначала досмотреть на компьютере "Иронию судьбы", с которой так и не справился ночью, и только потом выходить на прогулку. В любом случае, Город будет идеально пуст часов до десяти. В темноте отсутствие людей на улицах не так уж и радует, пусть немного рассветет.

Он повернул голову к столу в углу комнаты и замер. Вместо компьютера на нем лежала зеленая скатерть-гобелен, посредине которой красовалась огромная ваза, доверху наполненная красными яблоками. Как ни странно, Михаил не ощутил никакой тревоги. Происходящее было скорее забавным, чем тревожным, и он заулыбался. Яблоки оказались настоящими, более того – очень вкусными. Куда только исчезнуть компьютер? Сам он его никуда деть не мог, новый год встречал один, и пропажа была не каким-нибудь яблочным "Макинтошем", а обычным самодельным аппаратом…

Михаил понял, что из коридора уже давно приглушенно играет музыка. Звук шел из приоткрытой двери, которая за ночь появилась на месте вешалки. Вешалка вместе с курткой и парой зонтиков переместилась на противоположную стену. Ореховая дверь была украшена узором из логотипов разных групп, среди которых привычно нашлись Queen, а потом и The Doors. Михаил обещал себе не удивляться более ничему, но не смог выполнить этого обещания, потому что за дверью оказалась большая комната со стенами, покрытыми толстым слоем войлока, а в середине на огромном столе стоял компьютер. Причем компьютер был явно его; он специально рассмотрел наклейки на корпусе, а так же надпись "GNUSMAS" на мониторе, повторяющую дизайном исходное “SAMSUNG”. Но что там стены, что стол! Опытный глаз заметил четыре здоровенные колонки Altec за 800 с лишним долларов, висевшие по углам, а на специальной тумбе поблескивал сабвуфер. Нет, он конечно же мог купить себе такую роскошь, но никогда бы не уговорил себя на этот поступок. И откуда вообще комната? Прикинув, Михаил сообразил, что это территория давно пустовавшей однокомнатной квартиры соседей, которую он подумывал присоединить к своей "трешке", но не представлял – где взять на это денег?

Ему стало не по себе. Происходящее было слишком хорошо, чтобы быть реальным, и явно пришло время проснуться. Проснуться больным, в пустой квартире, со сломанным телефоном. Просыпаться, однако, не хотелось, и Михаил решил пользоваться благами сна, пока они не исчезли. На столе обнаружилась коробка от DVD "Ирония судьбы". Сам диск, как свидетельствовала лампочка на дисководе, уже был внутри компьютера. Запустив плеер, Михаил нашел то место, где кончил смотреть вчера, и уже через несколько минут понял – ЭТО НЕ СОН. Во сне герои фильма несли бы отсебятину (точнее, отмихаилтину, или как это там называется…), декорации были бы какие-то сероватые, да и продолжался бы такой "фильм" не более минуты, переключившись потом в какую-то фантасмагорию со знакомыми Михаила в главных ролях. А сейчас он специально гонял бегунок плеера из конца в конец, выключал и включал звук – "Ирония судьбы" оставалась сама собой, персонажи произносили знакомые реплики, за кадром играла знакомая музыка, переплетаясь с той, что Михаил слышал с самого начала. В правом нижнем углу экрана обнаружилась иконка Winamp'а, плейлист которого состоял из старых рок-н-ролльных вещей. Нажал на "стоп" - и вот уже из динамиков неслось только знакомое "Это не Ипполит, это совсем незнакомый мужчина… Я вчера прихожу домой и увидела, что… Что я у тебя в постели, ну, рассказывай".

Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Что-то такое носилось в его голове, жужжа и позвякивая одновременно. Но Михаил уже так увлекся виденным сто раз фильмом, что просто сел на стул и уставился в экран. Звук был так себе, как и должно быть в старом фильме. По комнате разливалось тепло, компьютер слегка гудел, горло так и не заболело – и ощущение какого-то тихого счастья захлестнуло нашего героя. Не выключая фильм, он подошел к одному из огромных окон комнаты. На улице уже окончательно рассвело, с неба медленно падали крупные снежинки, на занесенном тротуаре была видна лишь одна цепочка следов, еще совсем свежая. Михаил почему-то всмотрелся в эти следы и понял, что они женские. Маленькие сапожки с острыми концами и на большом каблуке. "Вот бы – ко мне!", - почему-то подумалось ему. Тишина, нарушаемая лишь бормотанием динамиков, была прекрасна, одиночество – почти привычным, откуда такие мысли?

Во входную дверь постучали. Сквозь глазок Михаил увидел девушку в черном берете, которая держала в руках большой белый пакет. Кроме нее на лестничной площадке и на самой лестнице вроде бы никого не было, но он на всякий случай спросил: "Кто там?".

- А Михаил дома?

- Это я…

- Миш, открой, пожалуйста. Это Оля.

Девушка не была похожа на проповедницу или коммивояжера. Она была какой-то… уютной. Хотя как можно заметить это через глазок?

Щелкнув задвижкой, дверь открылась. Осторожно отодвинув Михаила, Оля вошла в прихожую и уставилась на него. Он где-то видел ее. В одной из школ, где ему пришлось учиться. Не в самой приятной из пяти. Точно! В 53-й. Она была гораздо младше; настолько, что даже не было повода узнать ее имя. Так значит Оля. Ольга.

- Не очень-то больной у тебя вид! – после короткой паузы сказала гостья.

- Ты разочарована?

- Нет, но ты меня напугал своей запиской.

- Какой запиской?

Оля полезла в карман пальто и достала оттуда голубой листок бумаги – как раз такой, что лежал в стопке около компьютера. На листке было написано "Je suis malade. Rue Nekrasova, m. 152, ap. 21. Michelle" (Я болею. Улица Некрасова, 152-21. Михаил – фр.). Почерк однозначно Михаила. Разумеется, он не помнил о том, что писал ее, а тем более относил куда-то, но...

- Я сильно болел вчера. Поэтому и написал это. Но со вчерашнего дня все ужасно изменилось.

- Еще бы! Ты никогда меня не замечал, не сказал за пятнадцать лет ни одного слова – и вдруг оставляешь в двери записки на французском. Изменения настолько глубоки?

- Я сам не знаю. Кстати, может ты пройдешь?

Об этом можно было и не спрашивать. Михаил щелкнул тумблер на оставшемся прежнем чайнике, полез в шкаф за печеньем и чак-чаком, которые тоже оказались на месте. Из новой комнаты загремело "Rock around the clock". Когда он вошел, Оля сидела за компьютером и что-то читала с экрана. Кот-помощник изображал из себя Элвиса.

- Ничего, что я залезла в твой компьютер?

- Если ты не читала почту, то ничего.

- Нет, я просто хотела найти один текст…

Какой именно, она не уточнила, потому что чайник на кухне громко выключился, и надо было почтить его вниманием.

Они долго пили чай, а Оля старательно выпытывала симптомы вчерашнего недуга. Судя по оборотам речи, она просто должна была оказаться врачом, и она оказалась им. Из Олиного пакета появились мандарины, из шкафа – еще шарик чак-чака, чайник продолжал реветь и щелкать, а Михаил все ждал – ну когда же ему станет скучно? Это вечная беда в общении с противоположным полом – дамы так любят повторяться. Час, два – и беседа начинает зацикливаться, теряя малейший смысл для продолжения. Правда, один раз ему удалось встретить девушку, которая не повторялась лет семь, но в один прекрасный день повторы вылезли наружу в таких количествах, что пришлось срочно уйти – и насовсем. Оля не повторялась. Она прищелкивала пальцами в ритм мелодий, носящихся по квартире, расспрашивала о знакомых Михаила, спорила с ним о новых фильмах, свежепрочитанных книгах… С ней было очень уютно, но оставалось совершенно неясным – откуда она знает его друзей, и вообще – как она решилась придти к незнакомому человеку, которого и видела-то последний раз в школьном коридоре десять лет назад? На стандартную гипер-общительную девушку Оля не походила, так что же тогда? Он не любил держать такие вопросы в себе.

Олины брови удивленно взлетели вверх.

- Но ты же Михаил Тарасов, Миша! У меня тоже есть Интернет! Я читаю твои рассказы уже года четыре. И мама тоже читает. Ты не просто знакомый, ты кто-то вроде… хорошего друга, который куда-то уехал, и пишет оттуда странные письма. Я, в общем-то, знала, что ты на самом деле сидишь за компьютером буквально в двух кварталах от меня, но точного адреса взять негде, писать вроде бы не о чем. А твоя записка – отличный повод.

- Повод для чего?

Оля смело посмотрела Михаилу в глаза.

- Зайти. Познакомиться. Поговорить. Подружиться. Ты интересный.

Ну да, эти рассказы. Они рассылались по разным изданиям, под разными псевдонимами, а потом выкладывались на страничке с длинным адресом, где не было даже счетчика посетителей. Рассказы – отдушины. Рассказы – исповеди. Рассказы – романы. Все писалось в легком трансе, когда слова сами появляются на экране, быстро рисуя начало какой-то истории, а что будет в конце - определялось уже бессознательно. Словно прозрачные, но теплые руки, опускались сзади на плечи, и низкий женский голос нашептывал, напевал помесь молитвы с признанием в любви.

- Ты проводишь меня?

Михаил очнулся. Оля стояла в прихожей и поправляла на голове берет.

- Уже уходишь?

- Я просидела у тебя пять часов. А сейчас мне пора на дежурство в больницу. Как ты думаешь, главный хирург останется сидеть дома в честь праздника, или придет-таки?

- Ты за какой вариант?

- За первый.

- Ну, значит не придет. Нет, я просто уверен, что он не придет. Веришь?

- Верю, конечно. Я не верю только тем, кто меня уже обманывал. А ты пока не успел.

Он проводил Олю до больницы, договорился, что придет за ней к восьми утра на следующий день, а потом медленно побрел домой. Уже темнело. Михаил вспомнил, что так и не погулял по пустому утреннему Городу, однако жалеть об этом не приходилось. Все эти чудеса с квартирой, потом визит уютной Оли… Только бы это был не сон. Ну, пожалуйста! Пожалуйста!

И это был не сон. Комната с компьютером осталась на месте, плеер так и гонял по кругу рок-н-ролльную коллекцию, немного истаявшая куча мандаринов на столе чудесно гармонировала с яблоками и вазой. Полумрак и тишина остановились в обновленной квартире на постой. Михаил стал скачивать почту, и уже почти не удивился, когда в нескольких письмах оказались сообщения из финансовых отделов его издателей, где кроме поздравлений с новым годом прилагались сводки по накопившимся гонорарам. Гонорары были, как минимум, в пять раз больше тех, на которые он рассчитывал. Два журнала заказывали повесть с публикацией по 20 тысяч символов ежемесячно. По окончанию публикации обещали издать повесть отдельной книгой. Опять же, деньги за это предлагались весьма приятные.

Он радостно стукнул кулаком по столу. Это, конечно же, была сказка, но ничего реальнее этой сказки он не чувствовал с рождения. С рождения… Подчиняясь обжегшей его догадке, он бросился к куртке, достал из внутреннего кармана паспорт и раскрыл его. Сухой смешок пронесся по темной прихожей. Бормоча "Ну ни хрена ж себе! Я так и знал!", Михаил медленно дошел до дивана и упал на него. Синусоида жизни сделала свое черное дело, и на смену эйфории пришла черная, глухая печаль. В паспорте, рядом с его фотографией, было написано "Михаил Павлович Тарасов". Но Тарасов – это любимый псевдоним! По документам должно быть Михаил Владимирович Фролов. ФРОЛОВ! Стоп, но фамилия и отчество можно было поменять. Непонятно зачем, но можно! Он проверил номер паспорта – он был прежним, равно как и серия. Бре-ед… Бреееед….

Вдруг разноцветные лучи, выросшие из окна, наполнили комнату световым ощущением новогодней елки. Неправдоподобно тонкие линии рисовали на потолке загадочные узоры, но вот они перестали мелькать и выстроились в слова. "Одну минутку", - прочитал Михаил. В комнате, будто захлебнувшись, замолкла музыка. Несколько мгновений, и пульсирующая живая мелодия заполнила все пространство квартиры.

Breakthrough, these barriers of pain

Breakthrough, to the sunshine from the rain

Make my feelings known towards you

Turn my heart inside and out for you now

Somehow I have to make this final breakthrough.

Now!

"Посмотри в окно", - нарисовалось на потолке. Михаил встал и увидел вместо дома напротив пустую железнодорожную платформу. Под аккомпанемент огромных хлопьев снега, падающих из черного неба, от платформы отходил старинный паровоз с одним-единственным открытым вагоном. На площадке стояли двое. Первый, одетый в шляпу и развевающееся при полном безветрии пальто, держал в руках некую светящуюся конструкцию, которая и рисовала слова на потолке. В отблесках света лица было не разглядеть, и только большие усы приветливо улыбались. Во втором человеке Михаил узнал себя. Двойник был одет во что-то вроде рясы. Он стоял в неестественной застывшей позе и смотрел вверх. Если бы не холодный блеск глаз, можно было принять его за статую. Усатый поколдовал над механизмом, и старые слова на потолке сменились новыми: "Исчезнет только банальное. А ты живи. Удачи!".

Поезд быстро набрал ход, все заволокло дымом из трубы, в которой исчез перрон, паровоз и двое пассажиров. Дыма было неестественно много, его все прибывало; вот уже и окна заволокло до полной непрозрачности. В глазах страшно защипало. Михаил побежал в ванную, чтобы промыть их, однако уже на полпути боль ушла. За окном снова виднелся соседний дом с несколькими освещенными окнами, и никаких следов дыма или цветных надписей на потолке. Уже непонятно в какой раз играла “Rock around the clock”. Надо было сменить плэйлист, надо было что-то съесть, надо было… Надо было смириться тем, что часть тебя умерла во имя нового счастья. И с тем, что многое из чувств и мыслей, которые ты считал собственной милой выдумкой, оказались теперь в гораздо большей мере настоящими, чем объективные и даже осязаемые в прошлом году предметы. А еще стоило запомнить то ощущение уюта, которое исходило от девушки Оли, чтобы не растерять его за работой и буднями.

Михаил долго сидел на кухне, пил кофе с молоком и читал томик стихов на английском. Когда на часах появилось четыре нуля, он бережно закрыл книгу и сказал куда-то в окно:

- Break on through to the other side… Значит, вот оно как – на другой стороне… Ну, посмотрим, посмотрим.