Корни и перспективы
АрхивАвтор и авторство в Интернет-пространстве
Предлагаю ввести нечто вроде принципа неопределенности авторских прав на Интернете: чем точнее определен автор, тем менее известно, автором чего именно он является. И чем точнее известно, о каком именно тексте идет речь, тем менее известно, кто его автор.
В. Лебедев
Рождение читателя приходится оплачивать смертью Автора.
Р. Барт
Единственная основательная причина, которая может побуждать землян поступать именно таким образом, это их на удивление запутанные и противоречивые отношения собственности. Сделав что-то для человечества, землянин хочет получить за это вознаграждение, если не материальное, то хотя бы моральное, а лучше всего и то и другое. Впрочем, быть может, все дело в их способе общения: если бы люди стали перечислять всех своих «соавторов», на собственные куцые мыслишки в рукописях и речах места у них уже не осталось бы.
Земля - Альфа Лебедя, донесение 314
От Своего к Чужому и обратно
Информационные технологии, все более совершенствуясь, создают столько возможностей для копирования, тиражирования, распространения, изменения любых мыслимых текстов, изображений и чего бы то ни было, что защитить авторские произведения от произвола «читателей» становится все труднее и труднее, а едва ли не любой пользователь Интернета превращается в потенциального нарушителя чьих-то авторских прав. Права на объекты интеллектуальной собственности - в том числе и на авторские права физических и юридических лиц - нарушаются в Интернете едва ли не чаще всего. Это явление достигло таких масштабов, что, во-первых, проблема защиты (а значит, и доказательства) авторских прав в глобальном информационном пространстве давно превратилась в одну из первостепенных, а во-вторых, все чаще заговаривают о том, что пора пересматривать самоё концепцию авторского права.
Правовых норм, которые надежно регулировали бы деятельность в глобальном информационном пространстве, между прочим, нет. И неспроста их нет. То, что в сознании сетевого сообщества существует своего рода двойной стандарт, по которому в Сети допустимо нарушать законы, соблюдаемые в офлайне, - следствие не только прогрессирующей человеческой испорченности, но и некоторой природы вещей - тех самых, электронных. Что-то они такое с человеком делают.
Новейшие технологии с их возможностями вынуждают заново ставить старую, как мир, проблему разграничения между Своим и Чужим, а принципы такого разграничения вовсе не так очевидны, как привыкли думать европейцы, воспитанные в уютных рамках (особенно если они надежно гарантированы) классического индивидуализма. А раз уж заново ставятся коренные, казалось бы давно решенные, вопросы, - видимо, мы имеем перед собой перспективу далеко идущих культурных трансформаций, которым Всемирная Сеть послужит (и уже начала служить!) катализатором.
То же обстоятельство, что вопрос охраны прав создателя на свой продукт так болезнен и вызывает столько споров, свидетельствует, что эти трансформации находятся в самом начале. Проблемы, которые возникают в Сети, - в частности (и в особенности), как гарантировать соблюдение авторских прав, - еще стараются решить старыми, давно опробованными юридическими способами, думая, что они вполне достаточны.
Чтобы доказать принадлежность продукта, существующего в электронной форме, определенному автору, требуются все более изощренные, громоздкие технические средства. Предлагают, например, гарантировать авторские права на продукт путем его записи на неперезаписываемый носитель и сдачи в специальный депозитарий с последующим получением свидетельства об авторстве (В. Б. Наумов) или создавать особые, невидимые глазу, устойчивые к любым трансформациям «водяные знаки», которые вводились бы - и считывались - при помощи специальных программных средств (в Америке, кстати, такое уже делается), - и с их помощью-де незаконно скопировавший может быть уличен и посрамлен. Повсеместно внедряется идея электронно-цифровой подписи, которая прикрепляла бы документ к владельцу с достаточной степенью надежности.
Дело даже не только в том, что во всех подобных случаях, как справедливо замечают возражающие, при современных темпах и объемах развития Сети, да еще с ее глобальностью, никакой организации не под силу угнаться за всеми мыслимыми случаями нарушения и все их проконтролировать. Дело тут вообще в том, что, если продолжать двигаться в этом русле, получается, что над уровнем электронных средств распространения информации должен, по идее, надстраиваться отдельный, ничуть не менее (если не более!) сложно устроенный «этаж» средств для ограничений этого распространения и контроля за ним. Причем он должен нисколько не уступать первому, основному этажу в скорости развития и в оперативности (если угодно, он сам должен стать в своем роде основным), - а если он таковым не будет, то потеряет всякий смысл.
Не верные ли это признаки того, что культура старого типа изо всех сил тянется за цивилизацией нового типа? А та вот-вот перестанет ее дожидаться да и породит свою культуру, с новыми границами и новыми ценностями.
Краткая история Автора
Мы оказались в противоречивой - в силу свой переходности - ситуации: субъект классического типа обнаружил себя перед лицом культуры и цивилизации, которые устроены так, что они такого субъекта не предполагают. Поэтому субъект и чувствует себя так неуютно.
Этот субъект, который, естественно, мнит себя внеисторичным, сложившимся на все времена, - имел некогда конкретное и довольно позднее историческое происхождение. Ему присущи самотождественность, цельность и суверенность, оберегающие его границы, четкий круг «прав», в том числе неотчуждаемых, и сопутствующих им «обязанностей», которые гарантируются соответствующими силами социума - техническими и юридическими. Автор с его авторскими правами исключительной собственности на продукт своего творчества - всего лишь модификация, частный случай такого субъекта, и родился на свет даже еще позже, чем он, а юридически - так и гораздо позже. Были целые эпохи, ни малейшего представления не имевшие об Авторе как специальной культурной фигуре, тем более - как о культурной и социальной ценности, которая нуждается в особой защите. И весьма вероятно, что настанет такая эпоха, когда этой фигуры с ее исключительностью, с ее ценностным ореолом снова, как это ни грустно, не будет. Процессы ее размывания уже начались.
Собственная «душа» автора, подробности его биографии и тем более - права (юридически фиксированные, которые он мог бы защищать в суде!) сделались по-настоящему интересны в эпоху обостренного самолюбия новоевропейского субъекта, особенно Автора-Творца. Нетрудно догадаться, что это была эпоха романтизма (надо сказать, вполне локально-европейское явление; Америка в этом смысле полностью принадлежит к европейскому «локусу»). Авторское самосознание, авторская гордость (и авторская гордыня), зародившись и окрепнув во времена Ренессанса (Петрарка был первым, кто связал с авторством текстов ни много ни мало как личное самосознание - что до него вовсе не было очевидным), своего расцвета дождались в эпоху романтизма. Это романтический автор - маленький демиург, спорящий с Большим, - заявляет себя как «суверенный владелец автономного смыслового и эстетического пространства» (О. Б. Вайнштейн) уже в силу того, что он порождает текст, который, ну конечно же, обладает уникальной ценностью. Между прочим, именно романтическая эпоха славится первыми шумными (можно сказать, по-настоящему культурно значимыми) скандалами, связанными с вопросами авторской собственности на текст, - все это начинается с 18 века (достаточно вспомнить историю «Песен Оссиана» или печальную биографию Томаса Чаттертона) и продолжается в начале 19-го. Не одно поколение исследователей посвятило множество сил и времени плагиатам крупного и плодовитого поэта С. Т. Кольриджа, которого не раз обвиняли в заимствованиях у А. В. Шлегеля и
Ф. В.-Й. Шеллинга, а сам он вел длительную тяжбу с В. Вордсвортом по поводу авторства стихов в их раннем совместном сборнике «Лирические баллады». - К чему мы сейчас все это вспоминаем? А вот к чему: исключительная ценность индивидуального авторства была задана большими поэтами-романтиками в качестве впечатляющих всю культуру образцов, а затем спустилась на массовый уровень и превратилась в очевидность.
Значит, настоящую ценность авторство приобрело, когда связалось в общественном сознании с «новизной», «оригинальностью» и «индивидуальностью». А для этого надо было, чтобы все эти вещи сами по себе оказались культурными ценностями - что было отнюдь не всегда.
Те же «новизна» с «оригинальностью» на протяжении долгих веков существования традиционных обществ отнюдь не имели высокого культурного статуса; впрочем, об «индивидуальности» можно сказать то же самое. Все остальные составляющие авторства, по сути, выводятся из этого: его (автора) отношения с продуктом творчества, которые могут описываться в терминах собственности; мера допустимых заимствований, искажений и т. п., которые совершают с этим продуктом другие; право автора требовать наказания виновных в нарушении этой меры…
Итак, свои правила у собственности на тексты - а с ними и нормы, достаточно жесткие, которыми определялись права автора, его отношения с издателями, права на перепечатку его труда другими лицами и т. п., - стали складываться в европейской культуре к рубежу 18-19 веков, а юридические средства, гарантирующие соблюдение норм, оформились и того позже. Потребовалось для всего этого не только развитие буржуазного правосознания, но и типографская, книгоиздательская индустрия как самостоятельное экономическое явление.
То есть вторым - а вскоре и основным - источником обостренной ценности автора стало то, что он, будучи собственником своих произведений, смог получать от них доходы. Этот «источник» действует и по сей день, и вспоминают о нем, надо думать, куда чаще, чем о романтически понятом достоинстве.
Статус «оригинального автора» начал постепенно закрепляться в европейских законодательствах с начала 19 века. Юридическая основа охраны авторских прав, и по сей день значимая - Бернская конвенция о защите литературных и художественных произведений, - была принята только в 1866 году, а изменения и дополнения, которые адаптировали ее к новейшим обстоятельствам, были внесены лишь в 20 веке (1948, 1967 и 1971 гг.). За ней последовала Стокгольмская конвенция 1968 года (ратифицированная СССР). Отношения наших авторов с продуктами своего творчества сейчас регулирует Закон РФ «Об авторском праве и смежных правах» от 09.07.93 г. (с изменениями от 19.07.95 г.) и - в отношении всего электронного и информационного - Закон РФ «О правовой охране программ для ЭВМ и баз данных» от 23.09.92 г. В результате современный автор имеет право на воспроизведение, распространение, публичное исполнение, перевод и переработку того, что он лично произвел. Владея правами, автор может передавать их за вознаграждение, распространять бесплатно, отдавать напрокат. Нарушением авторского права и оказывается все то, что не вписывается в рамки названных законов. А не вписывается в них - и вольно, и невольно - все больше фактов.
[i40031]
Электронный Космос в ожидании своего Коперника
Информационные технологии с Интернетом - гигантская бомба, и не такого уж замедленного действия, заложенная под ожидания и ценностные установки прежних типов. Какое-то время - ибо разные слои культуры и цивилизации изменяются неравномерно - могло казаться, что в мире, который они создают, можно жить по старым правилам. Но чем дальше, тем яснее, что старые правила могут быть сохранены только ценой чрезвычайно сложных интеллектуальных и технических ухищрений. Это напоминает огромное усложнение траекторий движения небесных тел, которыми некогда пыталась спасти себя - и Землю в своем центре - птолемеева картина мира. Но штука в том, что Автор - Земля - больше не располагается в центре культурной Вселенной. И надо заново осмысливать структуры, по которым эта Вселенная организована.
«Автор» - фигура романтическая и буржуазная, и он оставался на культурной и социальной арене до тех пор, пока сохраняли свое значение установки и ценности романтического и буржуазного типа. Соответственно, его значение будет убывать вместе с их значением - а убывать оно будет непременно, ибо нет в этих установках и ценностях ничего ни универсального, ни, тем паче, само собой разумеющегося.
«Новизна» как ценность сыграла с фигурой Автора злую шутку. Некогда создав Автора, возведя его на культурный пьедестал, «новизна» затем сама же и расправилась с ним, когда воплотилась в стремительно развивающихся электронных информационных технологиях. Они размывают любой готовый результат уже самой скоростью своего развития. Это последнее (по времени, но, думается, не по существу) обиталище новизны вот-вот сделает фигуру автора несущественной, оставив бедного эмпирического автора наедине со своими фрустрированными ожиданиями и неудовлетворенными амбициями.
О том, что текст не только «выражает», «осуществляет» своего автора, но и скрывает, поглощает его, догадались давно. Ролан Барт, возвестивший нашумевшую тогда (теперь уж никого этим не удивишь!..) «Смерть автора» (1968 год), уверял, что это почуял еще Стефан Малларме в 19 веке, когда классический индивидуализм и помыслить не мог, что ему суждено когда-нибудь кончиться. Это Малларме первому пришло в голову то, что себялюбивый новоевропейский субъект всеми силами от себя скрывал: что «говорит не автор, а язык как таковой» (Барт), что «письмо есть изначально обезличенная деятельность», на этом и вся его поэтика строилась. Разумеется, тогда к нему как следует никто не прислушался - время было не то. Тем более что тогда это действительно не было очевидно. Должно было пройти больше ста лет, чтобы прирожденная склонность широко понятого «письма» к безличности вышла на поверхность. Вывели ее на эту поверхность информационные технологии с Интернетом как способом организации информационного пространства. Они, подчеркиваю, если и создали что-то действительно новое, то - новые условия, в которых выявилось, по-новому себя проявило то, что в продуктах человеческого интеллекта заключалось уже изначально.
Новое время, как мы помним, особенно устами романтиков, сакрализовало образ индивидуального автора-творца. Во времени новейшем - особенно в 20 веке - мы неспроста встречаемся со все новыми и новыми повторяющимися попытками развенчать автора (а его текстовое «имущество», значит, растащить - все равно оно ему не принадлежит, ведь нет, по существу, того, кому бы оно принадлежало.) Надо сказать, что эти попытки существенно старше Интернета. Еще сюрреалисты вели постоянные атаки на бедного автора, то культивируя автоматическое письмо, при котором рука сама записывает то, о чем голова («авторская») и не ведает, то занимаясь групповым творчеством, при котором понятие индивидуального авторства теряло смысл… Лингвистика середины 20 века, по сути дела, поддержала эти усилия, когда выдвинула идеи, что высказывание в языке осуществляется, по существу, само собой, помимо личных намерений и содержаний говорящего: в нем работают языковые механизмы, которые сами все организуют. Язык-де знает «субъекта», но в «личности» не нуждается. (На место «языка» здесь с легкостью можно подставить компьютерные технологии, которые тоже знают «пользователей», но без «личности» превосходно обходятся.)
То есть были такие ожидания разлиты в культуре, были, - и не только у бесплодных плагиаторов, но и у куда более приличных людей. Информационные технологии с их возможностями и в этом смысле тоже оказались так кстати, что, если бы их не было, их следовало бы выдумать.
Новоевропейский субъект, похоже, устал от ответственности авторского типа, от ее диктата, от ее ограничений. Ему очень захотелось освободиться, и он стал изобретать все новые и новые способы для освобождения. В наказание за это ему достанется другая ответственность, новая, еще не освоенная.
Можно сказать, что «автор» знакомого нам новоевропейского типа был обречен уже при своем рождении. Будущая его гибель была заключена уже в том, что можно было принять за гарантию его будущего торжества: в самом изобретении письма. Казалось бы, анонимность, присущая устной трансляции текстов, безвозвратно ушла. Не тут-то было. Уже в самой возможности существования письменных знаков отдельно от физического тела того, кто их написал, заключена и возможность того, что этот написавший окажется не у дел и будет забыт. Даже если он подпишет под текстом собственное имя. Имя, в конце концов, и стереть можно. (Просто хочется сказать, что «анонимность», «непринадлежность» текста своему создателю - в природе вещей, а закрепление текста за создателем-владельцем требует специальных усилий, которые надо постоянно воспроизводить.)
Может быть, человек так же мало является хозяином собственного текста, как и собственного следа на песке. Просто однажды сложились некоторые средства закрепления, фиксации этого следа - чтобы не рассыпался, не был растащен по песчинкам. «Авторские права» потому и стали предметом специальной заботы, что текст обладает прирожденным свойством ускользать от своего создателя и растворяться в своей культурной среде - и даже в разных культурных средах. (Границы между «своим» и «чужим» текстом весьма неочевидны - поэтому и требуется столько усилий, чтобы их проводить и охранять.) А поскольку «растворимость» текста неизмеримо возросла с введением в культурную и цивилизационную среду электронных средств и информационных технологий, допускающих, в пределе, бесконечное его тиражирование и бесконтрольное изменение, - проблема прав создателя на свое творение вспыхнула с новой силой.
Авторство - форма ответственности, одна из ее исторических форм. Если эта форма отомрет, ее место займут другие. Исчезает ли Автор? Думается, нет: он принимает одно из очередных своих обличий, новую свою конфигурацию - в которой, как водится, помнятся и отзываются все прежние.
Далеко не факт, что «автору» и дальше будут сопутствовать его якобы неотъемлемые и четко фиксированные «права», порожденные юридически мышлением европейского Нового времени и его индивидуалистическим чувством. Вполне возможно, что грядет эпоха новой анонимности, новых, иначе устроенных личин, которые человек будет надевать на себя, скрываясь от самого себя и других, эпоха нового «фольклора», существующего уже на электронных носителях.
Интернет и в этом смысле - логическое завершение, по крайней мере - продолжение того, что началось задолго до Интернета, а в его лице только обрело подходящие технические средства для своего выражения и осуществления.
Спустя примерно четверть века после пророчества Барта о смерти Автора культура наконец создала себе те самые цивилизационные средства, которые привели к исполнению этих ожиданий. Катастрофическими они могут быть только с точки зрения нововременного, «буржуазного» субъекта, культурных оснований к существованию которого все меньше и меньше. Субъект должен возникнуть другой, творческий (опыт предшествующего, «буржуазного» субъекта очень ему в этом пригодится - тот ведь тоже претендовал на демиургию!).
«Размывание» фигуры Автора накладывает тем большую обязанность, нагрузку, ответственность на вторую фигуру этого нерасторжимого по сути единства - на Читателя. Его роль - связывателя смысловых цепочек, создателя новых смысловых узлов - неизмеримо, по сравнению с прежним, возрастает, и только на самом раннем, младенчески незрелом этапе этого состояния может показаться, будто оно означает вседозволенность, неограниченный произвол этого нового культурного демиурга, а с ними и аморфность. Ничуть не бывало: на Читателя теперь ложится ровно столько нагрузки и ответственности, сколько было утрачено исчезающим Автором. Ему отныне придется организовывать Хаос, упорядочение которого гарантировал некогда Автор устойчивостью своей фигуры, своим авторитетом, своим опытом и квалификацией. Последствия неверных решений Читатель - то есть каждый! - ощутит на самом себе немедленно. Не каждый может быть демиургом, но беда в том, что каждому придется. Что можно, а чего нельзя - мы еще узнаем. Но не раньше, чем как следует перемучаемся последствиями.
Жизнь не выносит аморфности. Приблизительность, облегченная вседозволенность - это не то, что способно ее выдержать. Без жестких структур жизни не на что опираться, и она породит их обязательно. Нововозникающий Читатель, обременяемый ныне всеми ответственностями Автора, еще ощутит зуд и тяжесть мозолей на своих руках, которыми ему придется заново складывать первокирпичи реальности - пусть слепленные из некогда «чужих» текстов, мыслей… - ты принимаешь за них ответственность, как только берешь их в руки. Теперь, может быть, нет ничего вполне чужого: все становится твоим, - но еще предстоит понять, насколько это страшно и трудно.
Пока же на смену жестко центрированной, иерархичной текстовой и смысловой Вселенной прежних эпох пришла принципиально полицентричная Сеть. Собственно, «полицентричность» - тоже немного оксюморон, потому что настоящий Центр по определению может быть только один, а если их много и ни один как следует не доминирует - это уже не столько центры, сколько какие-то сгустки периферии. Впрочем, «периферия» в отсутствие понятия Центра тоже утрачивает смысл… Нам придется учиться мыслить и чувствовать какими-то совсем другими, иначе организованными категориями.
И как знать, что мы уловим этой Сетью?..
Собственности на продукты творчества, в частности на тексты, некогда и вовсе не было. Фольклор - с его традиционным и коллективным творчеством - ее вообще не знал. Она проступала в истории культуры постепенно и неравномерно. Фигура автора не всегда имела такое уж большое значение, даже когда его имя было известно - а оно бывало известно и в архаические эпохи. Античное творчество вдохновлялось Музами, что само по себе не требовало большой личной значимости транслятора (главное - чтобы хорошо транслировал); в средневековом творчестве роль определяющих факторов брали на себя Бог, традиция, авторитет (автор - создатель чего-то яркого, например песни или поэмы, считался авторитетом и тогда, - однако ж следовать ему, заимствовать у него скорее приличествовало: чем более следуют твоим образцам, тем более ты значителен как автор).
