Цена достижений

Когда-то абстрактные и прикладные дисциплины были одной и той же сферой деятельности, то есть они вообще были неразделимы в лоне научных традиций. Сэр Хамфри Дэви открыл семь химических элементов - и он же изобрел безопасную рудничную лампу. Луи Пастеру изучение свойств молекул не мешало размышлять о причинах скисания молока. Широко известны достижения нашего соотечественника Дмитрия Менделеева, не только создавшего гениальную таблицу элементов, но и добавившего славы русской водке…

Почему-то к нашим дням вызрело мнение, что наука остается наукой, а практика, с ее обязательной коммерциализаций, остается практикой. И смешивать их не следует. Более того, нередки доводы, что результаты научных изысканий, подточенные коммерческими интересами, утрачивают чистоту.

Пытаясь понять, откуда берутся подобные идеи, журнал «The Economist» в номере от 15 февраля текущего года опубликовал статью, высветившую незаметные на первый взгляд аналогии между взаимоотношениями двух компаний - дешифраторов геномов (Human Genome Project и Celera Genomics) и тем, что происходит в британской благотворительной организации Oxfam, снабжающей бесплатными лекарствами жителей стран третьего мира. А принципиальный вопрос, поставленный авторитетным изданием, таков: каковы объективные условия получения и потребления результатов научных исследований?

История отношений некоммерческого международного консорциума Human Genome Project с фирмой Celera Genomics не отличается разнообразием. Консорциум финансируется из госбюджетов, и результаты его исследований с самого начала рассматривались как социально-ориентированные и доступные бесплатно, а Celera, будучи частным бизнесом, продает свою продукцию за деньги. Стороны всегда яростно противостояли друг другу: Human Genome Project высокопарно апеллировала к тому, что геном - всеобщее достояние человечества, а Celera отстаивала право получать прибыль, продавая свои товары и услуги.

Отчет, изданный Oxfam, в хорошо узнаваемом стиле обвиняет западный капитализм и производителей медикаментов в том, что, избавляя от болезней жителей развитых государств, они оставляют неимущих из бедных стран на волю судьбы.

Что характерно для обоих случаев: попытки доказать, что прибыли корпораций, даже если они питают научные исследования, есть изначальное зло. А эта точка зрения небезупречна в корне. Далеко не все исследования ведутся на доходы от бизнеса. Немало направлений движимы удовлетворением лишь духовных, а не материальных запросов. Сюда можно отнести практически все фундаментальные дисциплины, включая не только астрофизику и физику высоких энергий, но, по большому счету, даже общую биологию или нанотехнологии.

Другой большой сектор научных исследований продуцирует результаты, настолько распределенные, что нет зримых возможностей для частной практики. Примером служат проекты вроде расшифровки геномов целых этносов и народов, о чем было поведано в колонке прошлого выпуска журнала.

Наконец, остается третья область, которая подверглась обструкции в отчете Oxfam, - коммерческие исследовательские проекты.

Одним из поводов для бурных дебатов вокруг генетики стало то, что эта дисциплина мигрирует из второй области в третью, то есть из сферы рассредоточенных общественных изысканий, подпитываемых правительствами, в сферу деятельности частных компаний. Основатели Celera нашли способы получать прибыли из исследований генома. Если точнее, они получают прибыль, продавая производителям лекарственных препаратов информационные массивы, представляющие фрагменты геномов, и аннотации к ним. И Celera делает свое дело быстрее и в некоторых аспектах лучше, нежели конкурирующие общественные институты. Никто не может запретить извлекать прибыль, именно исходя, так сказать, из общественной сущности самого генома - он не может быть запатентован.

Товар, поставляемый Celera, приносит прибыль только потому, что он нужен покупателям. Каждая компания пытается заполучить результаты научных исследований самого высшего качества: оригинальные, не очевидные, практически полезные. Поэтому научная ценность и коммерческая привлекательность генетических исследований - это лишь удачное совпадение интересов, а не повод для ломания копий.

Вопрос о лекарствах для третьего мира куда более болезнен. Однако и в этом случае критика прибыльности товаров не выглядит адекватной реакцией. Если бы фармацевтические компании не получали прибылей, то благотворителей вроде Oxfam вообще бы не существовало - не было бы лекарств. А сейчас, когда лекарства синтезируются быстро и эффективно, раздаются вопли, что их отпускная цена гораздо выше себестоимости. Отсюда и скоропалительные мнения: лекарства можно продавать гораздо дешевле. И, опять-таки, стремление к прибылям калечит научные достижения.

Все это чушь. Производство лекарственных препаратов - дело очень дорогое. Оно требует не только собственных финансовых вливаний, но и тех исследований, которые не видны со стороны, но без которых невозможно развитие отрасли.

Взглянем на ситуацию под другим углом. Допустим, компании решили установить для стран третьего мира специальные цены на лекарства, намного ниже, чем в развитых странах. Очень скоро общественность последних подвергнет производителей жесточайшей критике за такую политику. А «серый» импорт будет расширяться и делать свое дело.

В общем, резюме такое: нельзя оплачивать решения проблем за счет законных прибылей. Куда логичнее обращаться к налогам граждан богатых стран, откуда, собственно и проистекает возможность для благотворительности и фундаментальных исследований.

Та комбинация, которая возникла в генетических исследованиях и в разработке новых лекарств, а именно: сочетание высоких прибылей и научной ценности результата, выглядит как возврат к первоосновам. Пастер и Менделеев, наверное, порадовались бы этому.

[i38720]