Следовать своим курсом
АрхивКниги заполонили прилавки. Что прилавки! Ткни пальцем в небо - все одно, угодишь в книгу. Про Выжигина, или какую другую - неважно. Книга - самый бойкий товар. Читать или не читать? И, соответственно, писать или не писать?
Написать Выжигина не штука; пожалуй,
я вам в четыре месяца отхватаю четыре тома...
А. С. Пушкин
я вам в четыре месяца отхватаю четыре тома...
А. С. Пушкин
Книги заполонили прилавки. Что прилавки! Ткни пальцем в небо - все одно, угодишь в книгу. Про Выжигина, или какую другую - неважно. Книга - самый бойкий товар. Читать или не читать? И, соответственно, писать или не писать?
С одной стороны, читатель с книгой стерпелся, а значит, слюбился, выхода нового томика ждет. Уж когда полюбил, то - полюбил. Судьба. Выжигину прощается то, что незнакомцу ни в жизнь, - и рыхлость сюжета, и повторы, и слабость образа, ежели вдруг подобные конфузии приключатся. Зато герой опять рядом - в метро, в трамвае, на лекции, да мало ли где утешит и развлечет этот славный малый.
С другой, достигнутые вершины становятся плоскими. Критик-привереда ждет от новой книги нового, более высокого уровня. Повторение прежнего расценивает едва не катастрофой, а доведись планке опуститься на палец-другой - завопит о полном провале.
Если писатель самоуверен, толстокож, а критика и за человека не считает, то читатель может спокойно ждать и твердо надеяться. На Выжигина.
Выжигин не выдаст!
Но если писатель излишне чуток, тогда...
А что тогда?
Либо начнет писать что-нибудь совсем новое - выйдет, нет, неизвестно, а читателя обездолит, либо начнет писать новое с лица, а изнанка прежняя - имя там герою переменит, страну или планету в надежде потрафить критику и не озадачивать излишне читателя.
Либо пишет, как и прежде, только лучше.
Книги пишутся, честно говоря, не для критиков, хотя последним и кажется, что - для.
Для читателей? Ну конечно! А коли так, читатель писателю режет правду-матку:
-Ты, мил человек, живешь за мой счет, а потому слушай, что я тебе скажу: писатель должен меня воспитывать, писатель должен делать мне интересно, писатель должен вообще... Соответствовать! По всем пунктам! Иначе достану я "Закон о правах потребителя", ужо тогда наплачетесь!
Ага. Писатель живет за счет читателя. А пахарь - за счет горожанина тучнеет, того глядишь, с жиру начнет беситься.
Свести литературу к сфере обслуживания, дать ей социальный заказ ("Напиши-ка, братец, мне про Выжигина - налогового инспектора, чтобы храбрый был, и честный, и примерный семьянин") и, в ожидании исполнения, потягивать аперитив - заманчиво. Однако катать по старинке, четыре романа за четыре месяца, очень рискованно. А вдруг понадобится - восемь? Дело не может зависеть от какой-то там музы, от капризов творчества, наконец, от случая. Надежнее создать виртуального автора, который напишет романов ровно столько, сколько нужно. И с рекламой проще (хотя реклама - дама весьма странная. Показывают мне, например, по телевизору ну... ну, скажем, средство от похмелья. Тоскует мужик, мучается, лицо опухшее, а выпил таблеточку - и порядок. Через десять минут на экране опять опухшее лицо, опять выпил таблеточку. И так за вечер раз пятнадцать. Однако, совсем негодное средство, лучше уж по старинке, подобное подобным), и всяких творческих кризисов бояться не нужно. Тут главное - четкая организация. Вести картотеку героев, вовремя помечая "ранен", "убит", "женился". Остальное - слог, фабула и прочие финтифлюшки - не имеют никакого значения. Даже интереснее, когда в седьмом романе Выжигин - рефлектирующий хлюпик, а в двенадцатом - супермен-мордоворот. Прогресс, эволюция, закономерное развитие характера.
А на самом деле - потогонная система, причем пот льет именно с читателя, да не ручьем - Ниагарой.
- Он пишет быстрее, чем я читаю, - жалуется бедняга.
Впрочем, утешу читателя, писателю тоже не легко.
- Я уже побывал и как бы королевой как бы русского как бы детектива, и как бы королем тоже был, и даже как бы классиком американской фантастики, - говорил мне недавно знакомый литератор.
- Каково это - королевой?
- Да ничего... Нормально... Даже хорошо... Вот, квартиру отремонтировал, мебелью обставил. Одного боюсь, проснусь однажды, подойду к зеркалу - а меня-то и нет.
Сказал, и убрал из дома все зеркала.
Неотъемлемым, неоспоримым правом и читателя, и писателя является право выбора. И нечего на Выжигина пенять, если его, Выжигина и выбрал - читать или писать, неважно.
Действительно, почему непременно Выжигин? К моему читательскому счастью, пишут и другое. Настоящее. Свое. По самому высокому разряду. Писатели, которые халтуры писать не могут просто органически, как органически осетры и лососи не могут метать икру баклажанную. Даже если и пишется роман-другой споро, наметом, то лишь за счет перекала души, работы на запредельном напряжении, год у такого писателя смело можно зачесть за три, а то и за пять. Пишущие многомерно. Выжигин прост, как блин, на который откуда не смотри - блин и есть. Бывают книги объемные, трехмерные, это уже труба повыше. Но есть такие, что живут, кажется, сами по себе. Через год откроешь - и буковки прежние, и слова, и строки, а книга - другая. А через десять лет - третья. Как это получается? Думаешь, думаешь, и начинаешь верить в ангелов.
Не буду говорить "вообще". Этой зимою прочитал я три книги из тех, что помещаются в шкафу на первый, красный ряд, без которых строй фантастики будет неполным, после которых стыдно писать кое-как.
Замечательная фантасмагория Сергея Лукьяненко "Ночной Дозор". В отличие от Андреева, он не пугает, а мне страшно. Все, теперь запросто, без запасов серебра в Москву я не ездок. Хотя, зачем искать ИХ непременно в Москве? Может просто следует внезапно оглянуться?
Роман Михаила Успенского "Кого за смертью посылать" превращает дилогию "Там, где нас нет" и "Время Оно" в роман-сериал. Чудесно! Хорошего - помногу! Хотя, увы, хорошие сериалы имеют обыкновение обрываться внезапно, навсегда и на самом интересном месте. Ничего, буду перечитывать, снова и снова. Такие книги перечитывать - на шампанское тратиться меньше (впрочем, можно и потратиться).
"Кесаревна Отрада между славой и смертью" Андрея Лазарчука - книга, чтение которой напоминает восхождение. Чем дальше, тем прозрачнее воздух, пронзительнее свет и больше мир, из тесного, привычного становящийся безбрежным. Уже первая книга "Кесаревны" показала, что в определении "фантастический роман" главное все-таки - существительное. Нет, чудищ, магов и героев в романе довольно, батальные сцены просто потрясающие, но все-таки "Кесаревна" - роман о любви. Роман рубежный, роман - прощание с американскими выкройками фэнтези. У нас свой путь, по которому машины не проедут, идти придется пешком.
Как хотите, а писатель живет не за счет читателя, даже не за счет собственного творчества, а - творчеством. Как пахарь - землею.
Умирай, а жито сей...