Почему повесился Березовский?

Мало кто так процвел в новой России, как интеллектуальная элита, - я имею в виду и категорию людей, и само заклинание "интеллектуальная элита". Да и вообще, слово "элита", вызывавшее когда-то ассоциации в основном с павильоном "Скотоводство", получило неожиданно широкое распространение в постсоветском языке. Оно стало расхожим в очень многих контекстах - от политического ("региональные элиты") до военно-инженерного ("элитные разработки вэ-пэ-ка" - где-то мелькнуло и такое). Но интеллектуальная элита выглядит особенно гордо - в том смысле, что уж если она, не дай Бог, не в полной мере элита, то кто же?

Кажется, что в качестве средства идентификации (и, что самое важное, самоидентификации) "интеллектуальная элита" сменила - после радикального сокращения - смертельно всем надоевшую "интеллигенцию". Конечно, такую разницу в терминах способны в полной мере прочувствовать только носители русского языка. Один из моих английских друзей, увидев объявление о "Конгрессе российской интеллигенции"  [1], спрашивал, звучит ли это по-русски так же комично и напыщенно, как по-английски звучало бы "Congress of intellectuals". Однако надо заметить, что регистрируются под новой маркой уже совсем другие люди. Мне, например, трудно представить, чтобы властители умов тяготевшего к естественнонаучному просвещению юношества 60-70-х (не говорю уж о более раннем времени) Андрей Колмогоров, Павел Александров, тогдашний ректор МГУ Иван Петровский, другие ученые такого масштаба могли записать в "элиту" себя или кого-нибудь из своих коллег. И вообще, сама идея групповой классификации и систематизации людей была среди этих властителей умов крайне непопулярной, ибо от нее попахивало не столько почтенным  [2] павильоном ВДНХ, сколько оруэлловским "Скотным двором".

Парадоксальным образом, интеллектуальная элита приобретает черты массовости, индивидуализированной стадности, если можно так выразиться. Обозреватель глянцево-кислотного молодежного журнала вскользь замечает: в московской интеллектуальной элите принято обращаться друг к другу на вы. Условие необходимое, но явно недостаточное. Однако сам факт существования таких простых условий многозначителен, и ясно, что главное из них - рыночный успех. Причем не принципиально, на каком именно рынке, и в этом - существенная тонкость. А за этим, уже где-то совсем в глубине души, - выстраданное и впаянное намертво раз и на всю жизнь согласие с тысячекратно осмеянной на Западе формулой "если вы такие умные, то почему вы такие бедные?". Им там хорошо смеяться, почитывая Ортегу-и-Гассета.

...Недели две назад зашел ко мне друг, недавно вернувшийся из Праги. Вернулся он не с пустыми руками - привез запечатанную сургучом бутылочку с прозрачной жидкостью под ласковым названием "Сливовица". Пятьдесят градусов, между прочим. А я ведь тоже когда-то, давным-давно, имел счастье побывать в Праге. Изумительный город! - в том числе и в смысле качества напитков. Сидим, беседуем. Скоро разговор заходит о музыке и приобретает вполне односторонний характер. Ибо мой друг в этом хорошо понимает, а я - увы. Но послушать люблю. И музыку, и интересные рассказы о ней. Слушаю, наслаждаюсь, от Мысливечека дело переходит к Перселлу, а сливовицы еще довольно много... И вдруг слышу - и ушам не верю: "...вот из-за этого и повесился Березовский!"

Господи, кричу, да как же так? Да он-то здесь причем?.. Пары сливовицы слегка рассеиваются, и я узнаю, что Максим Березовский, русский композитор XVIII века  [3], уехав в Италию, пережил сильнейший творческий кризис, когда решил, что ему просто не хватает таланта, чтобы писать на таком уровне, который он считал единственно возможным. Допустим, писать так, как Генри Перселл, - в данном случае неважно, какое имя здесь поставить. И вот, придя к такому выводу, он покончил с собой. А лет через двести этот сюжет лег в основу фильма Андрея Тарковского "Ностальгия", где главный герой носит фамилию Сосновский.

Наша интеллектуальная элита способна на многое - но не на это (и слава Богу!). Композитор Березовский не имел никакого отношения ни к интеллигенции, ни к элите, ни к какой другой группе. Современный дарвинизм, между прочим, учит, что естественный отбор регулирует выживание не видов, а генов как таковых. Причем эта же доктрина может быть применена и к интеллектуальным достижениям человеческого общества, где роль генов играют так называемые мимы (memes), эдакие кванты памяти человечества. Так вот, гены Максима Березовского - в том ли, в другом ли смысле - явно не выдержали естественного отбора. Хотя стоп... а может быть, то, что в 1999 году в компьютерном журнале речь зашла именно об этом Березовском, доказывает как раз обратное?..