Прогрессор или сборщик желудочного сока?
АрхивИгорь Агамирзян на протяжении всех последних лет возглавляет (порядок-то алфавитный!) список Top 100 российского компьютерного бизнеса. По существу же, он входил в эту категорию еще тогда, когда не было ни опросов, выявляющихлучшую сотню бизнесменов, ни самого российского компьютерного бизнеса. Ведь Игорь участвовал еще в таких знаменитых в 70-80-е годы отечественных проектах разработки программного обеспечения, как Алгол-68, JEC и СПОРА.
Долгие годы Игорь Агамирзян работал в Академии наук, а начиная с 1995 года является сотрудником Microsoft. Но если еще весной он возглавлял отдел по работе с корпоративными заказчиками московского представительства корпорации, то с 1 июля Игорь является московским сотрудником ее заграничного подразделения - Кембриджской исследовательской лаборатории Microsoft Research.
Однако поскольку Игорь не просто сотрудник иностранной компании, но и давний член российского научного сообщества, наш разговор не ограничился рамками его новых обязанностей, а коснулся общих для российской науки вопросов.
Долгие годы Игорь Агамирзян работал в Академии наук, а начиная с 1995 года является сотрудником Microsoft. Но если еще весной он возглавлял отдел по работе с корпоративными заказчиками московского представительства корпорации, то с 1 июля Игорь является московским сотрудником ее заграничного подразделения - Кембриджской исследовательской лаборатории Microsoft Research.
Однако поскольку Игорь не просто сотрудник иностранной компании, но и давний член российского научного сообщества, наш разговор не ограничился рамками его новых обязанностей, а коснулся общих для российской науки вопросов.
Значит, теперь вы - наместник самого Билла Гейтса в России, своего рода прогрессор (по терминологии Стругацких)?
- Ну, не совсем так: прогрессоров волновали глобальные вопросы, связанные с развитием общества, установлением социальной справедливости. Мои же служебные обязанности гораздо скромнее. Я представляю в России относительно новое направление работы исследовательского подразделения Microsoft Research (в Европе этой работой мы начали заниматься всего год назад) - группу взаимодействия с научно-исследовательскими организациями. Общая цель самого Microsoft Research - развитие наиболее современных и актуальных направлений в области информатики и вычислительной техники. Соответственно, я буду пытаться вступать в контакт с самыми перспективными научными коллективами в этих сферах и оказывать им содействие.
Моральное?
- И моральное тоже. Хотя понятно, что они больше заинтересованы в материальном. И это тоже входит в планы Microsoft. Конечно, возможности корпорации не безграничны. Кому-то мы сможем помочь целевым выделением лицензий на программные продукты Microsoft или книг издательства Microsoft Press. Представителям других организаций мы оплатим участие в международных конференциях. Возможно выделение грантов и аспирантских стипендий. Одним словом, формы поддержки заранее не определены и будут зависеть от конкретных проектов. Моя ближайшая задача - определить с десяток российских исследовательских организаций, с которыми мы и будем активно работать.
И начали вы, конечно, со своего родного Петербургского университета?
- По-моему, в этом нет ничего удивительного. Петербург всегда был одним из ведущих научных центров, и Университет в нем играет не последнюю роль. А вообще, наиболее продвинутым с точки зрения сотрудничества с Microsoft Research на сегодняшний день является проект ВЦ Российской Академии наук и Центра научных телекоммуникаций и информационных технологий РАН - это интегрированная система информационных ресурсов Академии наук, некая форма развитой и распределенной цифровой библиотеки, включающей информацию обо всех организациях, сотрудниках, проектах, публикациях и т. д. в масштабе всей Академии наук. Поскольку наша группа по взаимодействию с научно-исследовательскими организациями только начинает свою деятельность в России, Microsoft Research недавно присоединился к поддержке этого проекта, однако сам проект, финансируемый РАН и РФФИ, уже достиг довольно развитой стадии. Кстати, бета-версия системы, созданной в рамках исследовательских работ по проекту ИСИР, размещена на сайте Российской Академии наук (www.ras.ru).
Финансирование сейчас самый больной вопрос. Серьезно ли подорвет российскую науку резкое сокращение ассигнований на образование?
- Боюсь, что да. Пока, правда, это сказалось еще не сильно, по крайней мере в теоретических областях. Тем не менее, несомненный факт: на кафедре математического обеспечения ЭВМ матмеха Петербургского университета работают сегодня те же самые люди, что и двадцать лет назад. А молодежи почти нет. Когда они меня учили, им было около сорока, сейчас им - около шестидесяти и больше. Это значит, что пройдет еще пять-десять лет, они уйдут на пенсию, а заменить их будет некому. Люди моего поколения - за небольшим исключением - были вынуждены из науки уйти: либо уехать за границу, либо заняться чем-то другим, что позволяло, по крайней мере, существовать.
С нашим поколением все ясно. А что ждет молодежь? Как вы думаете, самые тяжелые времена заканчиваются?
- Возможно. Я знаю, что по некоторым специальностям возобновились конкурсы и в институты, и в аспирантуру. А ведь был период, когда желающих поступить в аспирантуру было очень мало. Причем важно то, что кризис, как мне представляется, в меньшей степени повлиял на фундаментальные теоретические науки, чем на прикладные. То есть молодые математики есть и, наверное, будут всегда.
Говорят, что в США чистая математика пользуется меньшей популярностью, потому что с таким образованием трудно получить хорошую работу. В результате математикой занимаются только фанатики - те, кто не хочет заниматься ничем другим.
Это верно не только для США, может быть, это не менее верно и для России. Многие мои однокурсники, специализировавшиеся в математике, работают программистами-разработчиками, в том числе и у нас в корпорации. А я (окончив кафедру матобеспечения ЭВМ, то есть будучи изначально программистом) долгое время занимался менеджерской деятельностью и только теперь смог переключиться на то, что мне более близко. Может быть, кризис, который переживает сейчас российская наука и образование, в каком-то смысле окажется очистительным. Кто-то говорил, что ученым платить не надо, потому что иначе в науку идут ради денег, а не ради науки. То, что перемены в образовании так или иначе повлияют на науку, - это факт. Сейчас наука совсем не такая, как была в Советском Союзе, и явно отличается от того, что будет лет через десять.
В наши университетские программы включается множество обязательных курсов, не связанных непосредственно с получаемой студентами специальностью. Считаете ли вы, что правильнее готовить узких специалистов?
- Смотря с какой целью. Узких специалистов можно готовить, скажем, в инженерных областях. Кстати, в советское время именно в этом было различие между Университетами и техническими вузами - университеты не только покрывали более широкую область знаний, но и ориентировались на подготовку будущих научных сотрудников и преподавателей. В каком-то смысле университетские программы вообще не рассчитаны на то, чтобы научить человека набору фактов, сведений и так далее. Задача университета, готовящего к научной деятельности, научить человека думать и научить человека учиться. Если исходить из этого, широта той сферы, которая покрывается курсами в университетах, влияет сугубо положительно. Хотя некоторые люди обладают врожденным даром учиться, таким людям, может быть, и университет не нужен.
Как, например, Биллу Гейтсу, который бросил учебу в университете и ушел в бизнес?
- Мне не очень хочется это обсуждать, но представляется, что он сделал в свое время очень правильный и разумный выбор. Уж он-то точно человек, который умеет думать и умеет учиться.
Может ли государство позволить себе тратить деньги на развитие науки, когда в больницах от отсутствия лекарств и еды умирают люди?
- Нравственные проблемы всегда самые сложные. Я думаю, формально корректный ответ на этот вопрос заключается в том, что если не тратить деньги на развитие науки, то от отсутствия лекарств и еды люди будут умирать и дальше.
В советские времена существовало множество научно-исследовательских учреждений, где сотни людей с умным видом перебирали бумажки в промежутках между чаепитиями. Возможно ли в российских условиях реорганизовать систему так, чтобы оставшиеся мизерные средства пошли на настоящие очаги науки, а никому не нужные конторы были уничтожены?
- На мой взгляд, вопрос некорректно поставлен. Он подразумевает, что при реорганизации системы не изменятся источники финансирования. Я же думаю, что реорганизовывать нужно не систему распределения средств, а систему финансирования.
А какая разница?
- По-моему, огромная. Совершенно не очевидно, что финансирование должно и может быть только государственным. В наследство от советской системы России досталась в корне порочная система финансирования. Вот, например, Академия наук - общественная организация - почему-то стоит отдельной строкой в бюджете.
Так что, по-вашему, государство не должно финансировать Академию наук?
- Я не знаю. Это вопрос приоритетов. Государство на каждом конкретном этапе выбирает свою систему приоритетов. Система приоритетов нынешнего государства мне вообще не вполне понятна. Скорее всего она сводится к тому, чтобы законсервировать существующую элиту - возможно, не статус кво, не общественный строй, но конкретный набор людей. Это мое личное предположение (не являющееся, замечу, официальной точкой зрения Microsoft): никто этого не формулирует в явной форме - я никогда не видел этого написанным, провозглашенным и т. д. Но в такой системе приоритетов (если мое предположение является верным) совершенно не важно, как финансировать науку, насколько ее финансировать и т. д.
Система приоритетов Советского Союза в послевоенное сталинское время была абсолютно другой: задачей было достижение стратегического превосходства над известным соперником. В той системе приоритетов необходимо было финансировать науку. За счет тех, кто голодал в деревне, тех, кто сидел в лагерях. Поэтому сейчас, чтобы реорганизовать государственное финансирование, нужно изменить структуру и систему приоритетов. Перераспределять крохи просто нет необходимости. На мой взгляд, главное - реорганизовать систему финансирования науки так, чтобы она не зависела от интересов государства. От текущей системы приоритетов. Ошибка, за которую поплатились многие ученые нашего и более старшего поколения, заключалась в том, что в Советском Союзе наука была исключительно государственной. При существовавшем в СССР общественном строе это было неизбежно, однако, к сожалению, ситуация не изменилась до сих пор. Хотя это в принципе неправильно. Кто может осуществлять финансирование науки - не очевидно.
Бизнес в России пока не столь развит, чтобы делать такие вложения в науку, какие могут позволить себе крупные зарубежные корпорации. Тем не менее, я подозреваю, что отраслевые институты, которые нужны крупным российским корпорациям, мягко говоря, не голодают. Институты, занимающиеся нефтеразведкой или технологиями для газовой отрасли, продолжают нормально существовать. Разве не так?
Не знаю. За последние годы я ни разу не слышала, чтобы кто-то из сотрудников НИИ говорил, что им хорошо платят.
- Это интересный вопрос. Надо бы его выяснить. Но у меня сложилось впечатление, что, например, такая организация, как Газпром, довольно разумно подходит к инвестированию. Возможно, в определенных случаях просто экономически нецелесообразно содержать научно-исследовательские институты здесь, если соответствующие технологии дешевле купить за границей. Одним словом, на мой взгляд, ненужные конторы рано или поздно сами собой отомрут. А нужные останутся, только если найдут альтернативные - не государственные - источники финансирования. Потому что, как мне кажется, система приоритетов государства не сменится в ближайшее время, если, впрочем, не произойдет революционных изменений.
Альтернативные источники финансирования могут найти, предположим, медики, которые создают лекарство против рака. Как, например, разработчики баз данных нашли свой источник в лице Microsoft. А кто будет финансировать алгебру?
- Как это ни удивительно, есть довольно много организаций, которые финансируют такого рода работу, не требуя от нее финансовой отдачи.
У нас?
- Нет, в мире. У нас тоже, наверное, когда-нибудь будут, если страна пойдет по правильному пути развития, что неочевидно, но возможно. Деятельность фонда Сороса в России - прекрасный пример.
У меня сложилось впечатление, что российские ученые, уехавшие в ту же Америку, в основном зарабатывают на жизнь преподавательской деятельностью, а не научными исследованиями.
- Как правило, у них есть гранты. Чисто преподавательской деятельностью мало кто занимается. Я знаю одного работающего за границей тополога, который вообще не имеет преподавательской нагрузки. Бывает и так, хотя большинство, конечно, совмещает науку с преподаванием. Кстати, у нас всегда было перепроизводство ученых, так сложилось в силу необходимости интенсивного развития науки. В Советском Союзе число людей, претендовавших на звание ученого, в пересчете на тысячу человек, было выше, чем где-либо в мире.
В одной юмореске некий рационализатор предлагает для экономии грифеля выпускать карандаши, часть которых состоит целиком из дерева, потому что когда карандаш становится таким коротким, что его неудобно держать, его выкидывают. Следующее рацпредложение заключалось в том, что карандаш укоротили на этот, ставший бесполезным, кусок дерева. Может быть, для развития науки совершенно необходимо существование такой околонаучной питательной среды, то есть нужно сто "лишних" ученых, чтобы один оказался хорошим?
- В масштабах человечества - да. В масштабах конкретной страны, конкретного города, конкретной деревни - нет. Для нас с вами - людей определенного поколения - жизнь довольно четко разделилась на то, что было до известных изменений, и на то, что оказалось после этого. До 90-го года мы фактически жили в удивительно замкнутой среде, которую воспринимали как весь мир. Я лично впервые за границу выехал в 90-м году. Раньше меня никуда не выпускали. И, честно говоря, одним из своих собственных достижений последних десяти лет я считаю то, что очень хорошо осознал наш сугубый провинциализм, существовавший прежде и, к сожалению, продолжающий существовать сейчас.
Провинциализм в чем?
- Во всем! В менталитете, в возможностях, в культуре, в науке. У нас не провинциальными были только те области науки, которые не требовали ничего, кроме головы.
У Давида Самойлова есть прекрасные стихи:
Благодарите судьбу, поэты,
За то, что вам не нужно легких,
Чтоб дуть в мундштук гобоя и флейты,
Что вам не нужно беглости пальцев,
Чтоб не спотыкаться на фортепиано, -
Что вам почти ничего не нужно,
А все, что нужно,
Всегда при вас.
Точь-в-точь про советскую науку. Как только дело касалось чего-то материального, происходило "спотыкание на фортепьяно". Из советских научных школ пользовались авторитетом в мире лишь сугубо теоретические. Например, математики в Америке считали необходимым учить русский язык, чтобы читать русские математические журналы. А вот в computer science, с которой я всегда был связан (хотя и не считаю себя ученым), у нас не было результатов мирового класса, потому что мы вечно спотыкались на элементной базе, на компьютерах...
А говорят, у нас были такие замечательные БЭСМ?
- Да, они были не хуже того, что было в то время за границей, но ничего революционного - такого, чтобы они опережали поколение, - в них не было. Информатика - наука настолько практическая, настолько зависящая от технологий, что в ней у нас никогда не было крупных успехов. Наша промышленность всегда развивалась на закупленном оборудовании, закупленных технологиях, и поэтому она изначально была обречена на отставание. Это относится не только к high-tech - и авиационная, и автомобильная промышленность в СССР начиналась с лицензий или прямого воровства технологий. В компьютерной технике переломным оказался тот момент, когда было принято самоубийственное решение о производстве ЕС ЭВМ - клонировании IBM 360.
Я очень хорошо помню, как еще в студенческие времена (примерно в 1976 году) в Советский Союз приезжал Дейкстра (известнейший ученый в области computer science). В своем выступлении в историческом здании Академии наук, на которое собрались все, кто этим тогда занимался в Питере, он вдруг совершенно неожиданно для присутствующих сказал поразившие меня слова: крупнейшая победа США в холодной войне заключается в том, что СССР стал выпускать ЕС ЭВМ. С тех пор США одержали ряд более, так сказать, сокрушительных побед в холодной войне, но первое публичное упоминание о такой победе я лично услышал именно тогда. И я абсолютно согласен, что была допущена совершенно категорическая ошибка. В 50-е и начале 60-х годов, несмотря на отставание в элементной базе, разработки были очень интересные и вполне конкурентные с тем, что было в это время на Западе. Потом, когда отказались от самостоятельного развития и стали копировать, все очень быстро - в течение десяти лет - умерло. Судьба "Эльбруса", который провозглашался как единственная открытая оригинальная разработка и который на самом деле тоже был не слишком оригинален, а базировался - архитектурно - на разработках Burroughs 60-х годов, судьба его оказалась печальной. То есть - возвращаясь к истории про грифели - карандаш укорачивать, наверное, все-таки не следует.
Мой знакомый математик говорит, что для того чтобы придумать теорему, ему нужно много спать, долго валяться на диване и не заниматься домашними делами. То есть, по его мнению, нельзя заниматься наукой урывками, выкраивая время между чтением лекций и репетиторством. Что вы думаете по этому поводу?
- Я лично думаю, что это бывает по-разному. Это очень сильно зависит от человека. Есть люди, которые могут, говоря высоким стилем, творить, только когда они ничем не обременены, а есть такие, которые, может быть, даже более эффективно работают, если загружены другими обязанностями. Абсолютно индивидуальная вещь.
У молодого российского ученого, обнаружившего, что за занятия наукой в стране платят копейки, теоретически есть три выхода: уехать в другую страну, заняться более прибыльным делом и заниматься наукой за гроши. Какой путь представляется вам более правильным?
- Мне лично представляется правильным любой из этих путей - это опять-таки дело сугубо индивидуальное. А если честно, то лучше всего заниматься наукой за хорошие деньги. Другое дело, что это не всем удается. Тем не менее, такие случаи тоже есть. Даже у нас в стране.
Для этого нужно выбрать подходящую науку?
- Да нет, я не хочу приводить конкретные примеры, но даже среди математиков такие случаи бывают. В любой науке все зависит от успехов и известности конкретного ученого.
Люди, выбравшие третий вариант, могут смириться с безденежьем, а могут протестовать и пытаться победить государство. При этом возникают два вопроса: первый - нравственно ли требовать повышения зарплаты, зная, опять-таки, что воспитанники детдомов просят милостыню, и второй - реально ли добиться каких-то изменений?
- Это очень интересный вопрос, особенно его вторая половина. На нравственную часть я не стал бы вообще пытаться ответить, потому что я лично глубоко убежден, что жизнь - по определению - несправедлива. И в этом смысле, если равенство хоть в какой-то степени существует, то в лучшем случае равенство возможностей. И то есть люди, которые этого равенства лишены изначально, например инвалиды от рождения. Испытывать нравственные переживания от желания жить хорошо мне кажется неестественным. Другое дело, что требовать повышения зарплаты не только безнравственно, но и глупо: надо уметь себя продать. Я думаю, что каждый человек стоит ровно столько, за сколько он готов продавать свой труд.
С точки зрения развития цивилизации безразлично, в какой стране будет сделано то или иное открытие. Следует ли из этого, что не нужно вести параллельные исследования в разных странах, а нужно собраться в одной (наиболее благоприятной для этого) стране всем ученым, занимающимся одной тематикой?
- Для меня не очевидно, что научное сообщество должно существовать в рамках какой-то конкретной страны. У меня есть на эту тему некая теория, которая, может быть, слишком длинна и не очевидна, чтобы ее в полном объеме излагать. Но в двух словах она сводится к тому, что вообще понятие "страна" в каком-то смысле отмирающее. В постиндустриальном обществе не очень понятно, будет ли первичной географическая социальная кластеризация людей или группировка, основанная на каких-то совершенно других критериях. Возможно, однако, что это не вопрос ближайшего будущего.
Особенно для России.
- Честно говоря, мне кажется, что процессы, которые происходят в мире, всегда касаются России. В каком-то смысле ученый - гражданин своей науки, а не своего государства. Это относится на самом деле не только к ученым. Точно так же, я, например, будучи сотрудником корпорации Microsoft, воспринимаю себя в гораздо большей степени как гражданина транснациональной корпорации, нежели как гражданина данного конкретного государства, на территории которого мне было суждено родиться, и на территории которого я в настоящий момент проживаю. И проживаю, кстати, только потому, что люблю свою страну и не хочу из нее уезжать. Сейчас возникли социальные группы, обусловленные не географическим фактором, чего раньше никогда не было, потому что стало возможным только благодаря научно-технической революции второй половины двадцатого века. Никогда раньше не существовало объективных предпосылок для создания наднациональных сообществ, не привязанных жестко к конкретной географии. И как это повлияет на развитие науки, для меня не очевидно, но представляется, что должно повлиять. В этом смысле современная схема wandering scientists является, по-видимому, началом некоего более глобального процесса.
В науке?
- Не только. Просто в науке это проявляется в большей степени, чем в других областях человеческой жизни, - в силу специфики занятий.
А как же пенсия? То есть, пока человек работает, он должен сам себе копить деньги на старость?
Я не знаю, может быть, так. Может быть, рано или поздно это будет решаться на каком-то другом уровне. Однако ученый, странствующий из университета в университет, из страны в страну, но продолжающий заниматься своей областью деятель ности - это массовое явление сейчас во всем мире. И то, что после открытия железного занавеса и распада Советского Союза к этой общественной группе присоединились российские ученые и ученые из других бывших республик - это вливание в общемировой процесс, и не более того. Для ученого, занимающегося разработкой какой-то проблематики в сегодняшнее время, в эпоху Интернета - (это звучит напыщенно, но, тем не менее, Интернет действительно существенно изменил возможности работы), в принципе не важно, в какой географической точке земного шара он находится в настоящий момент. Важно, кто ему платит зарплату за его работу. Это конечно. И поэтому мне представляется, что результатом развития этой тенденции станет усиление конкуренции между разными научными школами взамен конкуренции между странами. Гораздо более глубокое развитие может получить научная школа. Известнейшая гетельбергская математическая школа собственно в Гетельберге уже десятилетия как не существует, тем не менее она существует по всему миру, и ее представители есть в разных странах. Конкуренция между школами в каком-то смысле - это конкуренция между научными направлениями. Бывали ведь направления, которые оказывались тупиковыми. Это в истории науки неоднократно повторялось. Соответственно, можно говорить о том, что приверженцы школы, занимавшейся этим направлением, проиграли конкурентную борьбу. Многие из них потом переходили в другие направления.
Жизнь конкретного человека - странствующего ученого - в настоящее время тяжела, это факт. В основном это обусловлено социальными факторами, потому что жизнь в современном обществе по своей организации мало приспособлена для таких переездов: возникают разнообразные проблемы, связанные с жильем, социальными гарантиями и пр.
Биологу есть смысл переезжать, а математику есть смысл сидеть на одном месте, меняя контракты.
- Хотя я и не математик, но для меня, как человека, исторически связанного с данной географической территорией, на которой мне всегда нравилось жить и из которой не хотелось бы уезжать, это было бы идеальным вариантом. Хотя лично я менять работу не собираюсь.
Говорят, что многие американские корпорации набирают программистов без выезда в США и используют их по месту жительства. Это так?
- Корпорация Microsoft так никогда не делала. Я не знаю точно относительно других фирм, но думаю, что реально такие программисты не являются сотрудниками, нанятыми американской фирмой. Есть некая посредническая организация и местная фирма, которая их нанимает и результаты их труда продает. Этим славится Индия. Там это очень распространено. Она продает свои квалифицированные кадры для работы за границей, физически оставляя их на месте.
А образование индусы получают за границей?
- Иногда да, а иногда нет. В Индии достаточно хорошая система образования, а если говорить конкретно о программистах, у них есть непреодолимое достоинство по сравнению с русскими программистами, которое заключается в том, что в Индии все с детства знают английский язык. С точки зрения организации так называемого офшорного программирования России сильно не повезло, что она не была Британской колонией.
Программисты обычно утверждают, что владеют английским языком.
- К сожалению, это не совсем так. На самом деле очень мало профессионалов, владеющих языком в достаточной степени. Это существенное препятствие для работы в международных корпорациях. Даже разработчикам недостаточно уметь читать компьютерную литературу и user manuals - в процессе работы обязательно необходимо вступать в контакты с людьми.
Я прочла, что у Microsoft Research есть исследовательские лаборатории в Редмонде, Кембридже и в Китае. Почему такая несправедливость: в Китае целая лаборатория, а у нас - вы один?
- Это объясняется целым рядом причин. В Китае в большей степени, чем в России, развиты соответствующие научные школы (лаборатория в Пекине, кстати сказать, в своей работе в значительной мере ориентирована на компьютерную лингвистику в связи со специфической проблематикой восточных языков), кроме того, Китай дальше продвинулся по пути рыночных реформ. Большое количество китайских студентов получает образование в США и возвращается работать на родину. Существует известный анекдот: что такое американский университет? Это место, где китайские студенты учатся у русских профессоров. И в какой-то степени это действительно так.
А в перспективе создание российского отделения Microsoft Research возможно?
- Все зависит от экономического и политического будущего России. Пока мы планируем наладить контакты с несколькими ведущими научными организациями страны, потом провести ту же работу на Украине и в Эстонии.
Почему именно такой странный набор?
- Дело в том, что в СССР было пять основных центров в области информатики: Москва, Ленинград, Новосибирск, Киев и Таллин.
То есть Microsoft будет выкачивать соки из всего, что осталось от бывшей "Империи зла"?
- Выкачивать ресурсы - недальновидно: они быстро иссякнут. Microsoft не заказывает темы исследований - Microsoft Research поддерживает те, что возникли сами собой, или такие, которыми исследователи хотели бы заниматься, но на которые не хватает ресурсов. И Microsoft, даже оказывая финансовую поддержку, не приобретает эксклюзивного права использования полученных результатов. Результаты исследований появляются в открытой печати и доступны всем. Я думаю, что такая поддержка особенно актуальна в России и других бывших республиках СССР. Практически целое поколение молодых ученых либо уехало из страны, либо ушло в бизнес. Надо дать возможность сегодняшней молодежи заниматься наукой, хотя мы можем помочь только в области computer science. Кстати, корпорация Microsoft никогда не использует так называемый software development outsourcing - раздачу подрядов на разработку программного обеспечения посторонним организациям. При благоприятном развитии общей ситуации в России могли бы быть открыты центры разработки Microsoft, как это сделано, например, в Израиле.
Ну это, как я понимаю, планы на будущее, писанные к тому же вилами по воде. А сейчас, что вы конкретно планируете в плане поддержки молодых ученых?
- Как я уже говорил, это может быть предоставление научной литературы или книг по технологиям, издаваемых Microsoft Press, программных продуктов Microsoft, в дальнейшем речь может идти о выделении грантов, финансировании поездок на конференции и других конкретных акций. Пока механизм такой поддержки не отработан, весь этот проект находится в стадии становления.
Не боитесь, что толпы жаждущих сметут вас с ног с криками "Дай миллион!"?
- Ничего, у меня ноги крепкие. И, кроме того, мне всегда интересно посмотреть, кто что придумал и сделал, - ведь обычно не только просят миллион, но и предлагают что-то взамен.