Нивы и пажити
АрхивПознав усердие, вкусив плоды Свободы,
От счастья вопиют блаженныя народы.
П. И. Денисов
С детства помнится мне картинка: толстый, довольный жизнью человек восседает (не сидит, а именно восседает) за столом, пред ним яства, названия которых и не знаю, в руке трубка с длиннющим чубуком, у ног пара борзых, из-за спины выглядывает заботливый слуга. Называлась та идиллия "Утро помещика". Как правоверный октябренок, помещиков я ненавидел люто, пусть и заочно, но дяденьку с картинки ненавидеть было невозможно. "Наверное, он добрый, - оправдывал я собственное малодушие, - какой-нибудь герой войны двенадцатого года, брат декабриста, друг Пушкина".
Шли годы, из октябрят я дорос до пионера, потом нечувствительно превзошел комсомол, а помещик становился ближе и ближе. Хорошо, право же, было бы этак выйти на веранду своего дома (три этажа с мезонином, шестью колоннами, во дворе - флигель для приживалов), откушать чашечку кофия, проглядеть губернскую газету, потом наказать повару приготовить что-нибудь особенное для ожидаемого к обеду дорогого гостя и пойти по полям, наставляя темных, но добросердечных поселян, как лучше применять выписанные из Англии наиновейшие сельскохозяйственные машины. Они ахают, шапки ломают и в пояс кланяются, благодарят за науку, а потом работают, работают… Оттого на нивах моих устанавливается необыкновенная благодать, урожаи феноменальные, в отличие от спесивого и недалекого соседа, который едва сам-три соберет. В лесу моем дичи и грибов - несчетно, в прудах караси, что подводные лодки, в садах персики и кокосовые пальмы, а потратить сто рублей на ассигнации для меня - тьфу, пустяк, глазом не моргну.
Мечты имеют то неприятное обыкновение, что порой сбываются - это я насчет "потратить сто рублей". Но поместье, поместье - тут я чувствовал себя совершенно в безопасности. Как, откуда, быть не может!
А вот и тоже… сбылось. Почти как грезилось. В споре о том, что есть такое "домашний компьютер", ответ для меня очевиден - место, где я хозяин. Более того - барин. Вся жизнь шла под присмотром: того не тронь, сего не моги, третьего и думать не смей, и вдруг - свобода! Я волен делать то, что желаю, по своему вкусу, нраву, хотению. Поместье, правда, умещается на столе, но изнутри оно гораздо, гораздо обширнее, чем снаружи.
И жизнь моя стала делиться надвое. Побегаю, потружусь в мире вещественном, грубом, и ныряю - туда. Этак и до шизофрении далеко, думалось. Но вдруг понял я, что нет никакого там и тут по отдельности, все связано настолько, что разрежь - и выйдет самая махровая шизофрения. Сразу веселее стало. Я засучил рукава, поплевал на ладони и начал обустраиваться, всерьез и надолго. Целина, она в песнях хороша, а на деле семь потов пролить приходится, пока что-нибудь вырастет путное. Но уж ежели вырастет, то вырастет. Хлопоты приятные, более того, увлекательные, никакого КЗОТа, профсоюз над душой не стоит. Работа без выходных и праздников, зачем праздники, когда душа поет. Опять же, не я один там живу, по соседству тоже кто-то копошится, закладывает благосостояние грядущих поколений. Пусть не первым я сюда попал, не пилигрим-основатель, но лет через двести разница пустячной покажется, и потомки, гордясь, будут говорить: на "Мэйфлауэре" приплыл наш замечательный пращур.
Обжился, дом возвел, с колоннами, флигель на очереди. Работаю, но посматриваю: не слишком ли усердствую там, не теряю ли связи с землей натуральной, черноземной. Вертоград, плодами которого наслаждаться будут люди будущего, это, несомненно, хорошо, но нужно ж и мне что-нибудь на стол. Иначе просто БАМ получится, Байкало-Амурская магистраль, ежели кто забыл. Отрываюсь от монитора, смотрю в тарелку. Ничего, можно жить, и я, успокоенный, с удвоенным рвением принимаюсь корчевать новый участок. Потом, отерев пот со лба, взираю на труды свои. Славно, славно нынче денек прошел, не зря электричество тратил. Но не все ж трудиться, человек должен принадлежать обществу, и я изо всех сил принадлежу. По вечерам там в гости хожу, с рыцарями зеленого сукна за ломберным столом время коротаю, прессу почитываю, порой и себе позволяю вольнодумство в пределах предписанных и дозволенных. А совсем потеряю голову, так с отрядом отчаянных смельчаков иду войной на всяческих исчадий ада, пришельцев и просто немецко-фашистских захватчиков. Но последнее время ржавеют мои доспехи. Страшно. Сколько людей сгинуло в лабиринтах "Волчьего логова", не счесть. Я лучше чем-нибудь мирным займусь, мирным оно и полезнее. Тем более что на дворе осень, время считать цыплят.
В халате, за чашкой "Nescafe" слушаю я отчет управляющего. Дело, похоже, знает. Но свой глазок - смотрок, и я лично провожу ревизию. Ну, шельма! С той поры, что брал я его на службу, - отучнел, вдвое раздался, нынче - поперек себя шире. И огрехи тоже… встречаются. Что делать? Рассчитать и нанять нового? Давеча сосед своего нахваливал: мол, такой деловитый, такой дотошный, все поля по-новому мерить стал, на современный научный манер, и земли оттого чуть не на треть прибавилось. А у меня дряни всякой, бурьяну да лебеды - тьма! Неприлично, нехорошо: такая богатая, такая теплая земля - и превращается в неудобь, свалку. Я, конечно, распоряжения отдал: навести порядок, почиститься, да надолго ли усердия хватит? Объявил выговор с занесением в личное дело - тот самый выговор, которого в пионерские годы до слез боялся. Управляющий не расплакался, но погрустнел очевидно. А ты не шали, не шали! Не то, сам знаешь! Не потерплю!
Утомленный, возвращаюсь в дом. Кофе тотчас свежий, горячий подают, надеясь оправдаться. Ладно, добрый я, добрый. Но - закрома проверю. Они, закрома, мои, а не Родины с большой буквы, потому обязанность первейшая - следить, чтобы не пропало добро, не растащили, не раскрали. Народ, с ним ухо востро держать нужно, не то забалует.
Беру расходную книгу, начинаю подсчет, дебет-кредит. И глазам не верю. Считаю вдругорядь - опять итог прежний. Без убытку год вышел! Того больше, с прибылью, крохотной, с наперсток, но прибылью! Затраты на мое виртуальное поместье обернулись вполне реальными, осязаемыми билетами банка России.
Смотрю на цифры завороженно, а в мыслях легкость и смятение одновременно. Легкость - понятно, каждому приятно сознавать собственную прозорливость. Смятение же… Представьте человека, пугающего детей Букой и вдруг убеждающегося в существовании Буки самым драматическим способом. Невольно начинаешь щипать самого себя, закусывать губу… ан нет, не сон. Явь. До сих пор поместье было чем-то вроде любительской рыбалки: поймал пескаря - славно, а не поймал, так воздухом подышал. Теперь - все, начинается дорога в богачество. Утро помещика на исходе, день на пороге, а день у хозяина усадьбы хлопотный, нервный, тяжелый. Иначе не бывает - ежели усадьбой жить. Извольте соответствовать, милостивый государь. Коляску заложили, садись - и во поле, доказывай, правильный ли ты барин. Или отвертку в руки, а то, стыдно сказать, кулер поменять, и то дядю звать приходится. Новую машину не куплю, собственными трудами соберу. А старую подарю станции "Мир", как личный вклад в дело освоения космоса. Им она - позарез.
И я взялся за отвертку.
