Голубятня: Кто в овечке той живет?
АрхивГолубятня-Онлайн... смерть не просто отрицалась, а страстно желалась, вплоть до организации своеобразных "олимпийских игр", на которых самую прекрасную девушку и самого умелого юношу приносили в жертву верховному божеству...
В комментариях к заключительной части баллады "Миорицы" читатель, надеюсь, найдёт для себя несколько неожиданных поворотов мысли, выводящих из болота шаблонных решений, лежащих на поверхности христианской этики, в конструктивную самомобилизацию, однако под конец всё благополучно возвращается ... в совершенно неожиданные пенаты :-)
Миорица
в оригинале, транслитерации и подстрочном переводе с комментариями
(окончание)
7. Oita birsana, 8. Iar la cap sa-mi pui |
Ои'цэ бырса'нэ, Ярлака'п сэмьпу'й |
Милая овечка, А в изголовье положи мне |
9. Iar daca-i zarii, 10. Cine-au cunoscut, 11.Tu Mioara mea, |
Ярда'кэй зари'й Чи'няу куноску'т Ту' миоа'ра мя' |
Но если ее заметишь, Не знал ли кто, Ты, моя Миоара, |
Комментарий:
У меня был очень затяжной академический спор с одним замечательным профессором - Юрием Кожевниковым, который впоследствие стал моим оппонентом на диссертации. Спор из-за одной единственной фразы "si de-a fi sa mor" - "ши де-а фи сэ мор" - "если случится мне умереть". Кожевников на основании этой фразы развил грандиозную концепцию, которая прогремела и в Молдавии (тогда ещё советской), и в Румынии (и там, и там "Миорица" считается национальным достоянием). Он писал, что "если случится мне умереть" означает, что пастух как раз не собирается умирать, он, мол ещё будет сражаться, бороться, ну а если уж погибнет в бою, тогда поступайте, как описывается дальше в поэме! Я профессора долбал на всех конференциях (риаллайфовских, а не интернетовских :-)), где только мог, включая бухарестский университет, где я стажировался. Совершенно абсурдная теория. И дело даже не только в том, что вся смысловая нагрузка поэмы ложится на рекомендации уже после смерти пастуха (три четверти текста), и не в том, что более, чем странно сперва сражаться с остервенением, а потом просить своих убийц хоронить тебя там-то и там-то. Дело в том, что наши профессора просто не умеют читать ТЕКСТ, потому что в "Миорице" не сказано "Если случится мне умереть", а там сказано "если случится мне умереть В ПОЛЕ С ТЕРНОВНИКОМ", так что надо сперва читать правильно, а потом теории развивать. Пастух просто напросто говорит, чтобы его перенесли ОТТУДА (из поля с терновником, где его, надо полагать, замочат добрые соседи-пастушки) в овчарню и там уже похоронили, то есть не бросали в открытом поле.
Но какова просьба-то, а? Попроси моих убийц похоронить меня там-то и там-то!
И вот это ещё: " Ты, овечка, совсем больна" - и далее без всякого перехода следуют инструкции. Вообще ни одной другой мысли, убежать там (ведь Миорица предупредила во время и можно было смело уйти в горы), скрыться, засаду устроить, наконец. Почитайте Ветхий Завет для сравнения!
Иными словами, эпос эпосу - рознь! Ну а по последним строкам - комментировать нечего. Было бы святотатством.
В заключение привожу отрывок из диссертации, в котором я подвел итог тому, что называется миоритическим духом румынского национального характера.
"Жертвенность - одна из самых глубинных черт румынского национального менталитета. Свое художественное воплощение эта идея впервые нашла более тысячи лет назад в пастушеской балладе "Миорица" - общепризнанной вершине румынской народной поэзии. Добровольное жертвование своей жизнью пастухом, узнавшим от любимой овечки Миорицы, что два близких друга сговариваются убить его и отнять отары, никоим образом не должна трактоваться как подтверждение идеи непротивления злу (одна из распространённых точек зрения, особенно в румынской критике). Пастух принимает смерть, потому что не видит, не боится её и не считает свою жертву чрезмерной платой за возвращение гармонии миру. Идея гармоничности бытия (одна из универсальных в сознании древнего человека) является моральным перводвигателем румынского миоритического духа. В эссе "Синий лев" Д.P.Попеску написал о молдавском пастухе: "Я прочитал "Миорицу". Я уже читал её в начальной школе и знал, собственно говоря, наизусть с самого детства. Но я не думал всерьёз об истории пастуха, которого два его товарища решают убить. Всё же он не умер. В финале не говорится о том, что он умер. Хотя ясно, что смерть его не исключена. Скорее, даже неизбежна. И всё же перед тем, как умереть, пастух мечтал. Кажется, он видел наяву именно свою смерть. И эта мечта прекраснее всей его жизни, не известной нам, но знакомой в своей проекции в будущее, в тот момент, когда она угаснет. Хорошо, что его не убили до его мечтаний. Хорошо, что он мечтал, прежде чем умереть. Мечта делала его прекрасным, без неё смерть не имела бы никакого смысла. Даже если бы она была ужасной. Мечта чабана, его тревоги и покой, его фантастическая судьба, волшебная овечка Миоара, разве всё это не делает его похожим на Гамлета? Златорунная овечка - разве это не его сознание? Как у Гамлета - тень отца?"
И последнее: откуда взялось это странное румынское невидение смерти? Ведь подобное мироощущение коррелирует с христьянским представлением о продолжении жизни после смерти лишь внешне. И в самом деле - внешне, поскольку миоритический дух напрямую вытекает из аутохтонного дакийского (предки румын) культа Замолксиса, в котором смерть не просто отрицалась, а страстно желалась, вплоть до организации своеобразных "олимпийских игр", на которых самую прекрасную девушку и самого умелого юношу приносили в жертву верховному божеству. Юноши эти, между прочим, изо всех сил старались победить на состязаниях, чтобы удостоиться такой чести, как быть сброшенными со скалы на копья! Как-нибудь напишу об этом подробнее в одной из "Голубятен Онлайн", отклоняющихся от генеральной линии :-).
