Архивы: по дате | по разделам | по авторам

Дмитрий Шабанов: Ставка на бессмертие

АрхивКолонка Шабанова
автор : Дмитрий Шабанов   18.10.2012

А как стоило бы перестроить нашу жизнь, чтобы в наших повседневных выборах отражались рационально ранжированные ценности, а не всякие случайные обстоятельства и сиюминутные интересы?

Высвободить немного бытия для вечности.
Всё остальное - отвратительное тщеславие.
- Пьер Тейяр де Шарден

В этой колонке я хочу продолжить размышления о том, как сравнивать этические ценности. Тут я объяснил, почему считаю, что для их сравнения (как оно ни сложно) важны две характеристики: мера их уникальности и ожидаемый срок их существования. Здесь я попытался порассуждать о том, как можно измерять уникальность, а в этом рассказе - привёл пример того, как ценность человеческого творчества и уникальность исторического момента могут отражаться в соприкасавшихся с ними предметах. Осталось подумать о том, как мы оцениваем перспективы бытия того, что оказывается для нас ценным.

Но для начала я уйду в сторону. С ключевой для этого разговора мыслью я познакомился у Тейяра де Шардена, и мне хочется вспомнить, при каких обстоятельствах.

...Это был излёт Советского Союза, 1989 год. Я - студент, который привез доклад о Тейяре де Шардене на конференцию, организованную московским Институтом истории естествознания и техники (его учредил в своё время В.И. Вернадский). Тейяр, священник, член общества иезуитов, палеонтолог, эволюционист, поразил моё воображение. Работа моя была посвящена тому, как Тейяр предвосхитил и параллельно развил идеи, вошедшие (с подачи других авторов) в современную теорию систем.

Узнал я о Тейяре из книги Вадима Ивановича Назарова, сотрудника этого института. Во вполне советской книге Назаров разоблачал французских идеалистов в сфере эволюционной теории, но делал это, показывая сильные стороны взглядов, которые формально осуждал. Увидев у знакомого "Феномен человека" Тейяра, я уже знал, благодаря Назарову, что это чрезвычайно интересная книга. Попросил почитать, написал работу, приехал на конференцию и разговорился с самим Назаровым.

Он предположил, что какие-то переводы неопубликованных в СССР работ Тейяра могут быть в Троице-Сергиевой лавре, в Московской духовной академии. Православная церковь могла делать эти переводы для своих нужд. В библиотеку духовной академии я прорывался чуть ли не неделю. Мне сказали, что пустят меня туда, если я привезу прошение на имя архиепископа о благословении меня на такую работу, написанное директором института. Директор заявил, что он старый коммунист и просить попов о благословении не будет. Учёный секретарь попросил. Архиепископ рассмотрел прошение и благословил. Директор библиотеки разрешил работать с любыми источниками, включёнными в каталог, но запретил их фотографировать. Так или иначе, я туда попал...

В библиотеке действительно были переводы не публиковавшихся тогда работ Тейяра. Я вручную переписал "Как я верую" и "Мессу над миром". Вернувшись, поехал на биологическую станцию, директор которой разрешил мне пользоваться мощной электрической печатной машинкой. Распечатал столько копий, сколько получилось, раздал их заинтересовавшимся людям. Потом видел перепечатку, сделанную с моей распечатки. Горжусь: я успел внести лепту в уникальный советский феномен самиздата.

Тогда же я выиграл конкурс работ, который проводил Институт истории естествознания и техники. У меня заказали препринт - брошюру из серии, которую выпускал институт. Я её написал, подал в печать... и больше ничего не произошло. Через несколько лет я зашёл в институт, узнать о судьбе своей рукописи. Сотрудник открыл папку с препринтами, которые были подготовлены к печати, но остались неопубликованными из-за развала Союза и прекращения финансирования подобных изданий. Моя рукопись лежала первой. Зато уже вскоре переводы Тейяра, которые я переписывал от руки, были опубликованы (возможно, с тех самых машинописных оригиналов, с которыми работал и я!) со вдумчивым и доброжелательным предисловием Александра Меня.

Так вот, хорошо помню, как тогда, в библиотеке духовной академии, меня удивило странное внимание, которое Тейяр придавал бессмертию.

"Каким условиям должен отвечать мир, чтобы в нём могла проявить себя сознательная свобода? На этот вопрос <...> я <...> отвечаю: "Чтобы привести в движение такую по виду малость, как человеческая деятельность, требуется надежда на нерушимый результат. Нами движет упование на бессмертную победу". И тут же я делаю вывод: "Следовательно, перед нами - бессмертие". <...>

Я вам кажусь странным и исключительным, потому что пытаюсь анализировать моё жизнелюбие и связать его с какой-нибудь структурной особенностью мира. А я истинно говорю вам, что для того, чтобы отважиться завтра на великое предприятие и закончить его, нужно, чтобы всё человечество хорошенько призадумалось над значением того импульса, который толкает его вперёд. <...> Человек, поскольку он действительно является человеком, умеет отдавать всего себя только тому, что любит. А в конечном счёте он любит только неразрушимое. Увеличьте на сколько хотите распространённость и длительность прогресса. Обещайте Земле возможность расти ещё сто миллионов лет. Если в конце этого срока окажется, что всё сознание должно обратиться в нуль и от его сокровенной сути ничего не останется, то, я уверен, мы сложим оружие и забастуем. Перспектива полной смерти (нужно много размышлять над этим словом, чтобы понять его губительное воздействие на наши души), эта перспектива, повторяю, будучи осознана, заставила бы мгновенно иссякнуть в нас все источники, рождающие наши усилия".

- Пьер Тейяр де Шарден, "Как я верую".

Обратите внимание на метод Тейяра. Он прислушивается к себе самому, а затем рационализирует то, что в себе нашёл. Определяя, какие черты могут придать какому-либо объекту ценность, я пытался действовать таким же образом. И я тоже почувствовал, что мы готовы разменивать себя на то, что останется надолго, в перспективе - навсегда.

Когда-то я писал, что смертность человечества, как и наша собственная смертность, не нивелирует важности того, как мы действуем, пока живы. Я и теперь думаю так же, но всё-таки готов согласиться с Тейяром в том, что в этой мысли есть что-то, не соответствующее нашей природе.

Бессмертие кажется вам чем-то, что не присуще нашей форме жизни? Не торопитесь. Биосистемы организованы иерархически. С объединением подсистем в систему в ней возникают новые качества. Интересно разобраться, какие качества на каком уровне появляются. Например, на уровне клетки возникает сам феномен жизни. На уровне экосистемы - относительно замкнутый круговорот веществ. Как я уже когда-то писал, на популяционном уровне появляется такое знаменательное свойство, как потенциальное бессмертие. Оно кажется нам чем-то чуждым, потому что мы расположены на один этаж ниже. А специфика того уровня, с которым мы себя ассоциируем, - организменного - заключается в том, что он является единицей естественного отбора.

Организм как целое выживает и размножается, обеспечивая своё участие в следующих поколениях (и потенциально - в бессмертной популяции), или как целое гибнет либо отстраняется от размножения (лишаясь шанса на бессмертие). В биологическом отношении наш успех - участие в популяционном бессмертии, а неудача - отстранение от него. Естественный отбор, сформировавший и наши тела, и биологические основы нашей психики, - это ставка на бессмертие.

Мы не только биологические существа, мы и культурные сущности, творящие и развивающие культурную среду на протяжении нашей жизни. Организменное бессмертие нам недоступно, а бессмертие нашего отражения в культуре - вполне. Мы хотим, чтобы нас помнили, чтобы результат наших усилий сохранялся и развивался.

То, что мы хотим сохранить, должно обладать перспективой длительного существования. Вопрос оценки её продолжительности, кроме прочего, - это вопрос того, какими моделями мы будем пользоваться. Иногда выбор ясен.

Вы ведь согласитесь со мной, что гибель особи - не столь катастрофичная потеря, как гибель вида? Особь рано или поздно погибнет всё равно, вид - потенциально бессмертен.

Вы ведь согласитесь со мной, что гибель молодого человека - более острая трагедия, чем смерть старого? Вспомните, как говорят в таких случаях: "Ему бы ещё жить да жить...".

Давайте я отойду от трагических примеров. Вы ведь согласитесь со мной, что тяга к фотографированию, кроме прочего, связана со стремлением не дать исчезнуть уникальному мгновению (и нашему восприятию этого мгновения), дать ему потенциально бесконечную жизнь хотя бы в фотографическом отражении?

Многих читателей - знаю заранее - напряжёт тема, которую я здесь развиваю. Раньше, когда мы с Мариной Кравченко публично обсуждали эти идеи, мы сталкивались со странно искажённым их пониманием. Нас обвиняли, что мы пытаемся решить, кто достоин жить, а кто - нет. Конечно, это не так. И когда речь идёт о людях, любая смерть - трагедия. Но даже в этих, самых острых ситуациях хорошо бы понимать правила, по которым мы могли бы делать выбор. Но, к счастью, многие выборы не затрагивают человеческие жизни. Например, их приходится делать, планируя мероприятия по охране природы, по сохранению биоразнообразия.

Любое действие в этой сфере - результат выбора. Мы могли сосредоточиться на охране одного объекта, а могли распределить наши усилия по многим разным. Эти потенциальные объекты охраны связаны множеством непростых связей, не все из которых мы можем адекватно учитывать. Но какой-то способ действий, соответствующий тем моделям, которыми мы пользуемся, мы просто-таки вынуждены будем выбрать!

Обратите внимание: ценность проявляется через выбор в пользу какого-то объекта (кстати, как и стоимость - через потенциальную ситуацию обмена). Мы можем сколь угодно говорить о том, что ценим ближнего, пока это не требует от нас никаких действий. Ценность для нас его бытия, важность для нас его интересов проявятся только тогда, когда мы учтём их в каком-то принятом нами решении.

А как стоило бы перестроить нашу жизнь, чтобы в наших повседневных выборах отражались рационально ранжированные ценности, а не всякие случайные обстоятельства и сиюминутные интересы? В этой колонке я лишь задам этот вопрос, не пытаясь на него ответить. Но в том, что такая перестройка необходима, не сомневаюсь.

Всегда ли ценности отражаются в наших действиях или хотя бы в наших оценках? Увы, нет. Чтобы далеко не ходить, приведу пример, связанный с восприятием прошлой колонки. В ней я походя упомянул Сталина как руководителя массового уничтожения людей. Парадокс: это главное, что увидела некая часть читателей в колонке, написанной совсем о другом. Мне сложно понять психологию защитников Сталина, но я всё-таки предположу, что большинство из кинувшихся на защиту генералиссимуса согласятся, что главная ценность страны - люди, народ ("кадры решают всё"). Существенная часть из них согласится и с тем, что в тридцатые-сороковые годы миллионы людей были уничтожены, десятки миллионов - запуганы. Вероятно, наблюдая кого-то, мучительно страдающего, они прониклись бы к нему сочувствием - это же так естественно!

...Честный специалист, удерживаемый на грани смерти пытками, которыми из него выбивают вздорные показания об антисоветской деятельности и доносы на других порядочных людей...

...Голодный подросток, которого за украденный с поля колосок бросают в лагерь, где его, скорее всего, ждёт смерть...

...Крестьянин, у которого намеренно забрали всю еду, умирающий с голоду сам и наблюдающий за гибелью своих детей...

Как можно, узнав о трагедиях этих людей, не почувствовать их боль? Но сталинисты не думают о них, вдохновляясь странной радостью "зато нашу страну боялись!". Интересно, они готовы пожертвовать несколькими из своих ближайших родственников, чтобы соседи начали бояться их семью? Они говорят, что система должна была работать таким образом, чтобы добиться успеха. Для меня успех весьма сомнителен, а заплаченная за него цена - в любом случае недопустима. И я думаю, что из признания ключевой ценностью человеческой жизни неизбежно следует именно такой вывод.

Судьба упомянутых жертв болезненна для нас даже не потому, что они испытывали страдания. Судьба тех, кто прошёл через такие же страдания, но выжил и открыл перед собой дальнейшую перспективу, кажется нам тяжёлой, но жизнеутверждающей. Катастрофа этих "щепок", которые летели при рубке леса, - в безнадёжности их ситуации. Их лишили их шанса на бессмертие, по крайней мере биологического; поэтому тем, кто через время почувствовал их боль, хочется, чтобы о них хотя бы помнили.

А перед нами дверь в потенциальное бессмертие ещё приоткрыта - и через наших детей, и благодаря тому, что мы делаем...

© ООО "Компьютерра-Онлайн", 1997-2024
При цитировании и использовании любых материалов ссылка на "Компьютерру" обязательна.