Общество и заговоры: поиск исходного кода

Рост конспирологических теорий и объяснений прямо связан с развитием информационных технологий. Чем выше информационная открытость общества, тем более густой сетью конспирологических версий оно опутано.

Статья, развивающая тему номера "В поисках заговора" журнала "Компьютерра" от 13 апреля 2004 года.

Взявшись за статью о конфликте социальных наук и конспирологии, в какой-то момент я вдруг почувствовал, что могу не справиться с задачей - слишком обширной оказалась тема и слишком много родилось критических мыслей в адрес "заговороведения". Однако эти мысли все-таки удалось упаковать в несколько основных тезисов, которые я и предлагаю вниманию читателей.

Откуда есть пошла идея заговора

Нетрудно заметить, что рост конспирологических теорий и объяснений прямо связан с развитием информационных технологий. Чем больше каналов связи, чем выше информационная открытость общества, тем более густой сетью конспирологических версий оно опутано. Этому есть одно простое и популярное объяснение: лучшая информированность порождает лучшее понимание окружающей реальности; чем более открыто общество, тем больше шансов бороться с ложью и утверждать в правах истину¹.

Здесь применена простая схема, позволяющая разбить все существующие информационные потоки на "информацию" и "дезинформацию". Информация - истина, дезинформация - ложь, и они противостоят друг другу². В общем, налицо манихейская картина мира: борьба светлого начала с темным, принципиальная скрытость истины и явленность ее лишь в учениях пророков. Однако такая схема, основанная на классической логике в духе True/False, не слишком подходит для работы с социальными объектами. Здесь скорее применима нечеткая логика (fuzzy logic), в рамках которой можно рассуждать о социальном действии в различных модальностях³, и эта схема действительно хорошо работает в прикладном социологическом анализе⁴.

Но если говорить о фундаментальных исследованиях, то более продуктивным оказывается деление информации на то, о чем действующие лица знают, и то, о чем они не знают, независимо от того, истинны их знания или нет. В основу деления положена известная в социальных науках теорема Томаса: "Если участники осознают ситуацию как реальную, она реальна по своим последствиям".

И вот здесь оказывается, что это деление - не просто аналитический инструмент. Значительная часть социальной информации всегда скрыта от участников общественной жизни, благодаря чему обеспечивается стабильность окружающей реальности. Чтобы вести успешную и благополучную жизнь в любой более или менее сложной общественной структуре, необходимо постоянно чего-то не знать. Это незнание заключается в вытеснении "объективных" смыслов (чаще всего - отношений господства и подчинения) и замене их субъективными представлениями. Классик социологии Пьер Бурдье называл такой процесс, в ходе которого группа постигает и скрывает от себя собственную суть, официализацией⁵.

В период бурного развития информационных технологий часть такой вытесненной информации неизбежно выплескивается на поверхность: интенсивная циркуляция знаний ломает прежние механизмы вытеснения и выводит на свет отдельные данные, которые прежде были скрыты. Появление новой информации, которая по всем параметрам носит тайный, секретный характер, порождает многочисленные попытки объяснить эту информацию, в числе которых - и теории заговора. Важно, однако (и мы к этому еще вернемся), что явным становится лишь часть того, что раньше было тайным.

Почему социальная наука отвергает заговоры?

Выходит, потому, что все загадки объясняются просто, - общество в результате информационной революции или эволюции узнает то, чего не должно было знать? Не совсем. На самом деле идея заговора несовместима с логикой социальной науки - да и, наверное, науки вообще.

Если поразмыслить, то логика конспирологии оказывается близкой к логике проектирования. Проектировщик претендует на то, чтобы знать всё о своем проекте, и все отклонения, все странности рассматривает как враждебное вмешательство, которому надо противостоять. Логика конспиролога, таким образом, - это логика практика⁶.

Но представим на минуту, что наука всерьез взяла на вооружение конспирологическую модель. После этого любая теория немедленно перестает быть теорией и становится лишь суммой объяснений ad hoc. Ведь если есть возможность объяснить нечто заговором, откуда возьмется стимул к теоретической обработке фактов? При помощи заговора любой факт можно уместить в любую теорию.

Такие объяснения принято называть остаточными: они объясняют все, что нельзя объяснить другими моделями. Однако если мы встречаем объяснение по остаточному принципу, это не основание для радости, а скорее повод насторожиться. Ведь это означает, что мы чего-то не понимаем, а наши теоретические разработки слабы.

Вот тут-то и стоит вспомнить то, о чем говорилось несколько выше: что расширение информационного обмена вскрывает лишь часть тайной социальной информации. Наука не отрицает того, что заговоры действительно существуют, того, что одни люди злоумышляют против других, а третьи манипулируют и первыми и вторыми. Но этого недостаточно. Даже если заговоры - правда, это лишь часть правды. А такая часть может порой оказаться ничем не лучше лжи. Герой одного из романов Росса Томаса говорил: "Мы несем людям дозированную истину". Он вел пропагандистскую радиопередачу в оккупированной Германии.

Что стоит за заговором?

Ученый не стремится вывести заговорщиков на чистую воду; ведь вопросы типа "кто виноват?" науке чужды. Обнаружив странности и неясности, исследователь не довольствуется простым их описанием; он спрашивает себя: "Что за этим кроется?" А кроются за этим вполне фундаментальные социальные законы. Это и есть тот фрагмент социальной информации, который даже при резкой интенсификации информационного обмена остается для общества тайной. А в тайне он сохраняется именно потому, что существуют социальные механизмы, блокирующие его осознание.

Увидев, что реальные отношения индивида и власти в западных демократиях разительно отличаются от декларируемых, Мишель Фуко обратился к генеалогическому анализу социальных структур и блестяще "разоблачил" современное общество. Он показал, что видимые иерархии и отношения власти есть лишь фасад, за которым прячется лишенное структуры, распыленное по всему обществу организующее знание, которое дисциплинирует каждого индивида (и те, кто вроде бы вершит человеческие судьбы, отнюдь не исключение)⁷. Книга Фуко, признанная одной из самых значительных работ двадцатого века, сейчас как никогда актуальна. И для знакомых с трудами Фуко нынешние угрозы приватности вряд ли станут сюрпризом - это лишь закономерное продолжение отмеченных ученым тенденций.

Наш соотечественник Олег Хархордин, отталкиваясь от работ Фуко, проанализировал структуры повседневной жизни советских людей и не менее убедительно продемонстрировал связь этих структур с покаянными практиками восточного христианства. Чистки, казни и расстрелы, которые ныне часто представляют как результат заговоров, злоумышлений и волюнтаристских решений, в таком понимании оказываются лишь внешними, наиболее яркими проявлениями дисциплинирующей схемы, в равной мере определявшей поведение подчиненных и властвующих, правителей и рядовых граждан⁸.

Это лишь два примера. На самом же деле любая серьезная социологическая работа представляет собой вскрытие механизмов, стоящих за обыденными и привычными фактами, выявление засекреченной самим обществом информации.

Это напоминает классическую задачку для программистов: по результатам выполнения программы воспроизвести алгоритм ее работы. И если подвергнуть такой социологической деконструкции действия вроде заговоров, которые на первый взгляд кажутся в высшей степени продуманными и осмысленными, то можно увидеть, как эти действия воспроизводят глубоко упрятанный социальный алгоритм. Да, беглый осмотр властных структур может создать впечатление, будто они строятся на заговорах и конспирации. Но социология утверждает обратное: заговоры - лишь побочный эффект того, как эти структуры устроены и работают на самом деле⁹.

Изучать этот побочный эффект можно и нужно. Ведь ни один уровень освоения социальной реальности не отменяет другие, и социальная теория не отменяет конспирологию¹⁰. Но данная статья лишь о том, что социальная теория отвергает "заговорщическую" модель не без веских оснований. Надеюсь, эти основания теперь стали более понятны, и у читателя не возникло представления об очередном заговоре - заговоре против конспирологов.

Примечания

1 См., например, статью Бёрда Киви "Заговоры как образ жизни" ("КТ" #14, 2004).
2 См. интервью с видным конспирологом Конрадом Беккером в том же номере "КТ" (статья Олега Киреева "В сетях").
3 Весьма убедительное обоснование этого тезиса представлено в книге: Ragin C.C. Fuzzy-Set Social Science. University of Chicago Press, 2000. См. также: Гриняев С. Нечеткая логика в системах управления ("КТ" #38, 2001).
4 Например, Маргит Кон исследует проблему "нечеткой легальности". См.: Cohn M. Fuzzy Legality in Regulation: The Legislative Mandate Revisited. Law & Policy. 2001. No.23. Pp.469-497.
5 Бурдье П. Практический смысл. - СПб.: Алетейя, 2001. С.214-220.
6 Таким практиком может быть не только политик или журналист, но и художник, писатель, музыкант. Живой интерес представителей искусства к конспирологической тематике вполне подтверждает эту мысль.
7 См.: Фуко М. Надзирать и наказывать. - М.: Ad Marginem, 1999.
8 См.: Хархордин О. Обличать и лицемерить: Генеалогия российской личности. - СПб.-М.: ЕУСПб - Летний сад, 2003.
9 Можно пойти еще дальше и подвергнуть изучению уже самих конспирологов и ученых. Методы социального анализа вполне применимы и к их труду, что показал уже упоминавшийся Пьер Бурдье. См., например: Бурдье П. Рынок символической продукции; Бурдье П. Поле науки; а также Latour B. Pandora’s Hope: Essays on the Reality of Science Studies. Cambridge; MA: Harvard University Press, 1999.
10 Вряд ли стоит отрицать важность конспирологии как практического знания, как руководства к осмыслению и к действию. В конце концов, конспирологию и науку объединяет некая "философия подозрения", заставляющая усомниться в истинности внешнего и общеизвестного, заглянуть за фасад мироздания.