Двойная школа

В среде естественнонаучной, программистской, то есть как раз нашей, компьютерровской, — опознавательным знаком иногда служит номер школы, которую вы закончили. Зачастую это номер одной из специализированных физматшкол, возникших в основном в 1960-е годы.

В среде естественнонаучной, программистской, то есть как раз нашей, компьютерровской, — опознавательным знаком иногда служит номер школы, которую вы закончили. Зачастую это номер одной из специализированных физматшкол, возникших в основном в 1960-е годы. Однако письменных свидетельств об этой отнюдь не древней культуре до нас доходит не больше, чем о какой-нибудь среднеминойской.

Одна из редчайших находок — только что выпущенный сборник воспоминаний выпускников знаменитой московской «Второй школы» (никаких иносказаний, просто школы № 2)¹; На вопрос «где купить?» отвечаю заранее: только в самой школе (www.sch2.ru).

Книги такого рода могут быть интересны обычному читателю лишь в исключительных случаях. Как правило, считается, что чем больше замечательных людей училось в школе, тем интереснее о ней читать. Не знаю, всегда ли это так, но в этом смысле 2-я школа вне конкуренции — замечательные персонажи там изобиловали и за партой, и в учительской. В разное время занятия вели выдающиеся ученые — здесь хватит места лишь на одно имя, и я назову Юрия Манина, ныне вице-президента Международного математического союза². Не знаю, есть ли фигуры такого масштаба среди выпускников, но точно знаю, что среди профессоров ведущих университетов мира «второшкольников» можно насчитать… ну, «сотни» написать не решаюсь, но «не один десяток» пишу уверенно.

Многие писавшие об этой школе сравнивают ее с Царскосельским лицеем, имея в виду сочетание интеллектуального блеска и сводящей с ума атмосферы островка свободы в болоте «развитого застоя». Эта школа давала двойное образование — она учила математике, и она же учила свободе. Однако я почти уверен, что все самое острое и яркое, что происходило тогда, в конце 60-х во 2-й школе, в глазах нынешних школьников имеет чуть ли не музейный облик. Открытое диссидентство преподавателей, их убийственные шутки по поводу каких-то там особенностей каких-то там деятелей советской истории или героев советской литературы (а об этом в книге написано немало) воспринимаются нынешним школьником — это, конечно, моя гипотеза, не более! — примерно так же, как воспринималось тогдашними школьниками свободомыслие Пушкина и его насмешки над каким-то там Булгариным. Другими словами, пониманию всего этого сегодня можно только научить, — а это совсем другое качество переживания, нежели когда ты сам, рядом с молодым и гениальным учителем балансируешь, смеясь, на кромке настоящего и опасного обрыва. Тогдашняя 2-я школа была, без сомнения, дерзким вызовом «системе». Чем-то подобным могла бы считаться — не парадоксально ли! — разве что какая-нибудь из школ, где учились дети партэлиты; разумеется, это были вызовы совершенно разного качества — с одной стороны, юные бунтари-интеллектуалы в духе, пожалуй, американского кампуса тех героических времен (с большими поправками, конечно, включая и знак перед «левым» и «правым»), с другой — столь же перпендикулярный «советскому образу жизни» гедонистский цинизм золотой молодежи, ориентированной на образ жизни в духе американских же jet-set (так называли в начале 60-х людей, которые любили слетать на реактивном — jet! — лайнере позавтракать из Лондона в Нью-Йорк, а вечером возвращались на нем же в свой любимый клуб к обеду)…

В книге есть хорошая статья Л. Ашкенази «Школа как элемент культуры». Прошу заметить, что «книга о своей школе» как жанр — тоже очень важный элемент культуры. Этот жанр в нашей литературе так же экзотичен, как в нашей жизни экзотичны свободные объединения людей на более человечной почве, чем ненависть к болельщикам других спортклубов. Среди таких объединений — обычные на Западе и только возникающие у нас союзы выпускников школ и университетов; пусть даже не союзы, а сообщества, члены которых осознают друг друга как «своих» именно по этому признаку. Конечно, эта книга — о необыкновенной школе, но тот дух сообщества, которым она пронизана, вполне мог бы — и должен бы! — присутствовать и в самых обыкновенных школах. Или хотя бы в других необыкновенных, которых тоже немало³.

1971 год считается годом разгрома 2-й школы — директор и ряд ведущих преподавателей были уволены; курс сменился. Но в прошлом году, спустя более чем тридцать лет, в школу (сегодня опять одну из сильнейших физматшкол Москвы) вернулся ее основатель и директор Владимир Овчинников. Глядишь, и снова возникнет невдалеке от Московского университета островок свободы — от «свинцовых мерзостей» теперь уже совсем другой природы.

1(назад) Г. Ефремов, А. Збарский (сост.), «Записки о второй школе», выпуск 1. — М.: Грантъ, 2003.
2(назад) Cм. его интервью в «КТ» #379.
3(назад) В одной из таковых — 7-й школе, тоже математической — учился в те времена и я; приятной неожиданностью было прочитать в книге много хорошего о ней.