Архивы: по дате | по разделам | по авторам

Пятая Сила (Хроники Навь-Города). Глава первая

Архив
автор : Василий Щепетнев   29.12.2000

С поглавной публикации нового романа Василия Щепетнева начинает свою жизнь новый раздел на сайте "Компьютерра-онлайн" - Belles Lettres.

Предуведомление автора.

– Написал бы ты чего-нибудь такого… веселого. С рыцарями, колдунами, драконами и принцессами. Доколе плясать на могиле мертвого льва? – говорили мне разные люди – писатели, издатели, критики и читатели.

– Да я вроде и не пляшу… и не лев это вовсе… и не мертвый… – защищался я, а в душе зрело – напишу! Вот сяду, и напишу!

Но все откладывал. Их, принцесс да колдунов и без меня полно. А драконов в книгах – что кроликов в Австралии. Переизбыток.

Но недавно понял – сейчас или никогда. И решил – сейчас. Тем более, что “Компьютерра-он-лайн” любезно предложила свое пространство.

Роман будет публиковаться поглавно – не из вредности, а просто он еще не написан полностью. Скажу честно – написана всего-то первая глава. Та, что перед вами. Остальное еще просто не случилось.

Но случится непременно…


Глава первая 

Короб, и без того нелегкий, сейчас просто гнул к земле. Он остановился, переводя дух, и в который уже раз обругал себя за жадность.

Ну, отняли бы товар, впервой, что ли? Зато жизнь почти наверное осталась бы при нем. А теперь – пропадай со всем добром, пропадай, жадный бродячий торговец Луу-кин, в гордыне и глупости возжелавший сохранить барыш.

Это от усталости, усталости и голода приходят в голову недостойные свободного человека мысли. Нужно отдохнуть и подкрепиться.

Он осмотрелся. Вон там, чуть подальше, очень удобное для привала местечко – кустарник густой, скроет от чужого глаза.

Сойдя с дороги, Луу-кин миновал полянку. Кустарник, действительно, оказался густым, прохлада тени – лучшая приправа к любому блюду.

А блюдо ох как нуждалось в приправе: кусочек вяленого мяса, вот и все. Нет, еще три глотка горьковатого отвара из фляги. Фляга и сама была товаром, и травка, на которой готовился отвар – тоже. Ничего фляге не станет, а травки ушло – крохотную щепоть, зато бодрости прибавляет на три горсти. А бодрость ему нужна, ох как нужна.

Удача ему нужна, а не бодрость. Такого товара в коробе, похоже, не отыщешь.

Он решил немножечко посидеть. Подумать. Ну, вдруг умная мысль в голову и набредет?

Набредали же мысли грустные. Насчет жадности. Идти, зная, что придется отдать короб? Так он уже его раз отдавал, взамен жизни. Получается, отдавал годы труда, все одно, что внезапно попал в рабство. Еще раз начинать сызнова не хватит ни сил, ни воли. А если и хватит, где раздобыть денег? В сегодняшний товар он вложил все, что у него было, да еще призанял малость. Малость-то малость, а вернуть нужно. Иначе – обреют голову и ступай в холопы, пока не вернешь долг. То есть – навсегда. Правда, можно перезанять…

Луу припал к земле, прижал ухо. Топот, мерный топот. Кто-то идет по дороге. Интересно, кто. Очень интересно.

Он приподнялся и, чуть раздвинув кустарник, уставился на дорогу.

Ждать пришлось недолго.

Одинокий всадник в этих местах – все равно, что одинокий коробейник. Но нет, едет смело, то ли от великой отваги, то ли по глупости. Рыцарь, и рыцарь не бедный. Богатый. Очень богатый, если не в латы закован, а носит шкуру дракона. И тур тоже покрыт этой шкурой, даже на ногах краги, чтобы никто не подсек, не перерезал жилы.

Такому рыцарю весь короб Луу – тьфу, мелочь. Правда, есть рыцари, что и мелочью не брезгают. Из какого он дома?

Он поискал глазами щит, стараясь рассмотреть герб.

Но щита у рыцаря не было. Может, за спину закинул?

Рыцарь поравнялся с кустарником, двинул дальше.

Нет, за спиной только плащ.

Это был Рыцарь Без Щита.

Нужно будет внимательнее перетряхнуть короб: похоже, удача там все-таки есть.

Луу накинул лямки на плечи, подхватил посох, медленно поднялся, медленно пошел сквозь кусты.

– Добрый человек! Добрый человек! – кричал он, но кричал негромко и радостно. Пусть услышат, что сам он – абсолютно безвредный, безопасный человек, которого можно и нужно – пожалеть.

Рыцарь остановил тура, полуобернулся.

– А-а! Гляди, Башка, вот он, Тот, Кто Сидит В Кустах! А ты тревожился…

Тур только фыркнул.

– Дозвольте приблизиться, добрый человек!

– Дозволим, а? Иначе подойдет без дозволения, и что тогда?

Тур наклонил голову. Рога его сверкнули на солнце, показывая, “что тогда”.

– Успокойся Башка, успокойся. А ты, Сидящий В Кустах, приближайся.

– Я… Я просто отдыхал. Я мирный торговец, принес издалека немного диковинок, не встречающихся в здешних местах, и, если доблестному рыцарю будет только угодно взглянуть, я с превеликим удовольствием…

– Мирный торговец? Это хорошо. Мирных торговцев мы любим и привечаем. Вот только времени у меня нет рассматривать твой товар.

– Если доблестный рыцарь торопится, я с удовольствием буду ждать удобного момента. Где-нибудь на привале, на постоялом дворе, в любом подходящем месте…

– На постоялом дворе? Ну, хорошо, можешь идти со мной.

Повезло! Повезло невероятно – рыцарь позволил присоединиться к нему. Теперь он под охраной!

Тур шел быстро, но Луу-кин был на ногу скор, трусил вслед и радовался, что загодя пил бодрой отвар.

Через час весу в коробе поприбавилось вдвое – так ему показалось. Верно, удача свое берет. Фунтов сорок весит, не меньше. Но травка оказалась без обману, ноги – несли и только пот лез и лез в глаза.

Река издалека дала знать о себе – прибавилось мошки, и землица под ногами сделалась сырою, но показываться не спешила. Наконец, открылась.

– С позволения сказать, брод будет чуть ниже, – Луу захтелось стать полезным, а то, неровен час, рыцарь позабудет о мирном торговце.

– Ну, ниже, так ниже…

Дожди, что шли беспрерывно до третьего дня, сделали свое дело – река напиталась, потучнела и берега стали ей тесны. Куда разметаться? Этот берег, пологий, принял ее к себе, а с ней и сырость, и ужаков, что раз за разом переползали дорого. Ужаков Луу не любил – хоть и безвредные, а и бесполезные тож. Или нет под небом совсем бесполезной твари? Может, ужак ест какую-нибудь кусачую мошку и тем облегчает его, Луу, жизнь? А все-таки – противные. Толстые. Дай время – начнут не мошку – мирных торговцев глотать.

Они подошли к самой воде.

– Как, Бышка, пойдем?

Тур опустил голову, принюхиваясь. Рыцарь спешился, предоставляя туру полную свободу.

– Не хочешь?

Тур ударил копытом – раз, другой. А подковы на копытах – те еще. Боевые подковы.

– Есть такое слово, Бышка – надо. Летать мы не умеем, так что придется – вброд. Ты, мирный торговец, держись позади, потому как берег тот – крутой…

Ведя тура на поводу, рыцарь осторожно вступил в реку. Тур шел неохотно, но – шел.

Луу поставил короб на голову. Хоть и завернуто все в бычьи пузыри, а лучше бы не мочить.

Вода холодная. И мутная. Вцепится пивица-жженка, потом лечись…

Обычно вода достигала пояса, но сейчас подступила к груди, к шее. Этак и плыть придется…

Опасения оказались пустыми – вот уже опять по грудь, вот по пояс, а вот и конец реки. Подъем крутой…

Внезапно тур остановился.

– Что, Бышка, и ты учуял? Ничего, как-нибудь. Эй, мирный торговец, не плошай...

– Что, доблестный рыцарь? – переспросил Луу-кин.

Но отвечать рыцарю было недосуг.

Подъем вел сквозь дубраву, деревья росли совсем рядом от дороги. Тесное место. Нехорошее место.

Нехорошие люди.

Нет, не люди – муты. Еще хуже. От мутов откупиться было просто невозможно.

Их было шестеро – по трое с каждой стороны. Едва прикрытые волчьими шкурами, с дубинами наперевес, они обступали рыцаря, ожидая сигнала вожака.

– Шли бы вы, ребята, подобру-поздорову, – миролюбиво проговорил рыцарь.

Вожак словно этого и ждал. Взревел – или крикнул? Говорили, что у мутов и речи-то нет, одно звериное рычание, – взревел и бросился навстречу рыцарю. И в тот же миг бросились и остальные.

Луу-кин нажал потаенный сучок, из посоха выскочил клинок, обоюдоострое жало. Задаром не дамся!

Но биться ему не пришлось – все окончилось в считанные мгновения. Один жмут пал в кусты с распоротым турьими рогами брюхом, а остальных посек рыцарь. Он оказался двуруким, и кривые мечи, с шипением рассекавшие воздух, рассекли и мутов – кого надвое, кому только отделили голову от тела.

– Я ж предупреждал… – рыцарь спешился, вытер дымящиеся клинки о траву, еще и еще.

Обезглавленное тело вожака ползало по земле, тур хрипел, норовя и этого поддеть на рога, но рыцарь положил руку на холку.

– Оставь, Бышка, он свое получил. Ну, – он обратился к Луу-Кину, – ты, я вижу, в полной боевой готовности? Молодец!

– Я не успел, – пробормотал Луу-Кин.

– Бывает, – рыцарь наклонился над телом, затем выпрямился. – Племя Серых Волков. Странно, что они делали здесь? И – нападение днем?

Безголовый вожак вцепился в соплеменника, павшего от рогов тура, и они оба продолжили бой, уже мертвые, но еще не осознавшие собственную смерть.

– Я слышал… – начал было Луу-кин и запнулся.

– Говори, говори.

– Я слышал от других торговцев, что встречали их и на других шляхах. На Куу-рском, на Луу-ганском. А на Муу-ромском они даже напали на отряды Дорожной Стражи.

– Вот как, значит. А ты чего же? В такие времена добрые люди в одиночку по дорогам не ходят. И недобрые тоже.

– Я подумал, что одному проскочить легче. Незаметнее – Луу-кин подумал, что и рыцарю негоже в одиночку-то, но вслух сказать не посмел. Не положено простолюдину рта раскрывать, когда не спрашивают.

– Хорошее объяснение. Зовут-то тебя как, мирный одинокий торговец редкостями?

– Луу-Кин, о доблестный рыцарь, – это “о” должно было придать речи торжественность и величавость. Луу-Кину очень хотелось показать свое отличие от прочих торговцев, темных, невежественных, только и думающих, как выжилить лишний грош.

– Меня можешь звать Кор-Фо-Мин.

– Да, о доблестный рыцарь.

Кор-Фо-Мин, – значит, из дома Кор. Он так и думал. Рыцарь Без Щита мог быть только из дома Кор.

– Вот и познакомились. Теперь можно дальше идти, а то вечер близок.

По счастью, постоялый двор тоже был недалек. Часа два прежней ходьбы. Но рыцарь придерживал тура, и Луу-Кин шел шагом обычным, долгим.

– Однако, пошаливают тут у вас. И действуют лесовички не так, как прежде, стаей, а по правилам военной науки. Засада, нападение с флангов… Шесть душ всего (Луу-Кин вздрогнул – рыцарь сказал что у мута есть душа! Ну, им, рыцарям, и не такое позволено…), идеальное количество для засады.

– Осмелюсь сказать, доблестный рыцарь Кор-Фо-Мин, для меня одного их было слишком много, а для вас – слишком мало.

– Молодец, подметил верно. Значит, поджидали они не нас, а просто – кого судьба пошлет. Или, может быть, определенную пару? Ты как думаешь, мирный торговец?

– Не знаю, о доблестный рыцарь. Этим проклятым мутам лишь бы мясо… – Луу-кина затрясло. Запоздалый страх высосал все силы, хорошо, у частокола постоялого двора. Из последних сил тащился он вслед рыцарю.

– Какое счастье, какая радость! – непритворно ликовал хозяин. Конечно, улыбка размером с месяц предназначалась не ему, бедному торговцу, с него какой доход – медный грошик за ночлег. Но рыцарь дома Кор!

– Счастье, как счастье, – рыцарь спешился, но повод тура отдавать не спешил.

– Доблестный рыцарь может не беспокоиться – мой слуга прекрасно обиходит этого замечательного тура.

– Да? – рыцарь посмотрел на тура. – А ты, Бышка, как считаешь?

Тур, похоже, не возражал.

– Ладно, прояви таланты, – рыцарь позволил слуге отвести тура в конюшню. – А двуногих у вас обихаживают?

– Дву… Ха-ха-ха! Рыцарь изволит шутить! Лучший стол невозможно найти до самого замка!

– Это, конечно, обнадеживает... А руки у вас мыть принято?

Луу-кин бочком-бочком пошел было в сторонку.

– Полагаю, мирный Луу-Кин, ты не откажешься разделить со мною вечернюю трапезу?

– Почту… Сочту за честь… – залепетал он. В старых былинах говорилось о том, как рыцари в походах, бывало, делили хлеб с простолюдинами, так в былинах много чего говорилось… Простолюдины вдруг оказывались утерянными или украденными в детстве принцами или, напротив, добрыми чародеями, а он, Луу-Кин ни принца, ни чародея в себе не ощущал. Разве потаенный, неведомый от себя самого? Любишь ты, брат, мечтать, оборвал он себя. О другом мечтай – распродать товар с выгодой…

Вымытый – а мыть пришлось и шею, – сидел он за господским столом. Стол, как стол, даже меньше черного, для людей простых, обыкновенных. Но – с видом на очаг. Прежде, чем зарезать курицу – принесли, показали, вот-де она какая, живая, здоровая, одна голова, две ноги, два крыла. Так же показывали и траву, и плоды, и ракушек. Рыцарь ракушки забраковал, уж больно несъедобными были на вид, а остальное велел готовить на кухне скорой, походной, а покамест кушанья доспеют, подать чего-нибудь хмельного для мирного торговца, поскольку сам он по обету ничего крепче воды пить не может. Только подать не чего-нибудь, а именно рыцарского вина, поскольку пить-то он не будет, а попробовать – попробует.

Луу вина избегал: не один торговец терял и товар и жизнь из-за лишнего стакана, а лишний стакан – это первый стакан. Но сейчас, когда он сидел за столом, отказаться было невозможно. Ну, он не один, с рыцарем, так что можно… За спасение.

Рыцарское вино, красное, прозрачное, пилось необыкновенно легко, но Луу старался сдерживаться, не хватает только нахрюкаться. Хотя в этой таверне… Наконец, подали и еду. Ну, вкусно… Побегай этак день за днем, корка хлеба станет такой вкусной – с пальцами слопаешь…

А хозяин, пока не поспели новые кушанья, суетился вокруг рыцаря, стараясь болтовней заменить неготовые блюда. Да и что ему еще делать – хозяину? В дальнем, черном углу сидела троица нищебродов, вся еда которых – кружка браги да кусок хлеба с луком. Луу одернул себя – нищеброды, как же. Обыкновенные вольные люди, как и он. Он так и водой бы обошелся, вместо браги-то. Достойная бедность – счастливый удел. Раз в жизни сел за господский стол, и нос дерет. Это он от вина занесся, не иначе, от чего же еще.

А хозяин в это время по-прежнему суетился вокруг них:

– Вы не смотрите, что людей мало. Случай, всех в Замок потянуло. До сего дня всякого люду было, и знатного, и подлого, и чужого, потому как с солнечной стороны к замку мимо его двора ну никак не пройти. А с солнечной стороны все и идут. Почти подчистую припасы вымели, хорошо, хозяйство поставлено на путь, а то бы нечего и подать было. А так – никто еще не говорил, что Сол Нафферт не смог угодить проезжему рыцарю. Уж какие проезжие были, какие проезжие! Жаль, доблестный рыцарь не пожаловал хотя бы вчера – общество такое, что впору и самым знатным господам.

– Какое же общество? – спросил рыцарь. Он, Луу-кин, помалкивал, знал, не для него разоряется хозяин.

– Самое знатное. У него, – гордился Большой Сол, – остановилась сама принцесса Ки-Ева. Конечно, здесь она не сидела, пребывала в покоях наверху, но сопровождавшие ее посланники, рыцари Юга, все такие из себя знатные, важные, закованные в латы, с мечами и щитами, в простоте слова не скажут, промеж себя все с галантностью, с политесом, а на простого человеком зыркнут – мороз по хребту!

– Что ж, это можно устроить – по хребту… – протянул рыцарь, и так протянул, что – поверилось.

Хозяин заюлил, пригнулся, стараясь умалиться до величины неощущаемой.

– Оно конечно, каждый, имеющий понятие, знает – что ни дом, то норов. Рыцарям Юга предписано быть жестоковыйными, иной и захочет снизойти до простого, честного человека – а не моги, нельзя. А другой рыцарь, вот как ваша милость, снисходит, потому – дом такой порядок установил.

– Порассуждай… – но сейчас в голосе слышалось благоволение, и, приободренный, хозяин продолжил:

– Они ведь, рыцари Юга, не сами по себе, а – свита. Везут, значит, невесту. Тут им, получается, особая ответственность, не уронить чести.

– И много их, свиты?

– Три рыцаря, шесть стражников. Да челяди, что прислуживает принцессе, три души. Вместе-то счастливое число как раз и получается.

– Ну, отряд, конечно, не малый. Но и не великий.

– Так их тут встретил замковый отряд, еще полдюжины стражников и рыцарь – послушник, сегодня утречком и отбыли. А с ними еще много гостей, все благородных рыцарей, оруженосцев, стражников, простого люда – целая армия. И всех, всех он, Сол Нафферт, сумел приютить и обиходить. Сколько дней он не то, что выспаться – присесть не мог…

Луу слушал внимательно, понимал, не жалуется хозяин – хвастается. За дни эти заработал он больше, чем за весь год. А сказать – некому, найдется добрый человек, облегчит мошну. Первая заповедь бродячего торговца – плакаться на разор и убытки. Впрочем их, первых-то заповедей, было много… К тому же держатель постоялого двора не был бродячим торговцем, слишком уж жалиться нельзя – гость стороной обойдет, убоявшись запустения. Вот и хвалится обиняками хозяин. Луу он не то, чтобы нравился, но внушал доверие. Лицо – зеркало души. Ну, не всегда, конечно, немало молодых душегубов с ангельским ликом встречал он на своем веку, но с годами натура свое берет, проступает на роже. Так и у хозяина – охоч до денег, ради них готов не спать, тиранить слуг, понемножку мошенничать, но смертного греха на душу не возьмет, страшновато, да и невыгодно это по нынешним неспокойным временам. Нет, тряхнул он головой, это опять вино – оно размягчает и душу, и мозги, от опьянения и думы такие. Впрочем, он ведь не один, с рыцарем, и не просто рыцарем, а с рыцарем дома Кор. И этот рыцарь ему жизнь спас, а потом рядом с собой усадил! Хватит, остановил он себя, вино, хоть и важное, а душа меру знать должна. Еще только вот эту кружку…

А рыцарь натуры широкой – налил вина и хозяину. Тот поломался – поломался, да и выпил. И еще. И еще.

– Только принцесса эта... – хозяин понизил голос до тишайшего, наидоверительнейшего – она приболела в дороге, видно. Приболеть немудрено, путь-то какой… Ее, почитай, на руках внесли, никого не пускали. Дочка-то моя, что воду им подавала, да прочее, говорит – в лихорадке, ломало, знобило, крутило. А отдохнула – и наутро сама спустилась, бледная и слабая, но здоровая. Место тут у меня такое, целебное место… Помнится, позапрошлым летом раненого рыцаря привезли, повздорил он с кем-то, может, с другим рыцарем, весь изрубленный был – так за неделю поднялся, уехал крепче прежнего. А еще был случай…

Хозяин превозносил достоинства своего дома, своей еды, своих слуг, своего сена, рыцарь изредка ронял слово-другое, а затем опять вступал хозяин

Потом подали, наконец, и курицу, зажаренную на вертеле. Большая курица, не какой-нибудь недоспелый цыпленок. Но, сколь не велик кусок, а и он кончается… Луу, стытый и пьяный, все-таки на ногах держался крепко, он и сам удивился подобной крепости – землю качало и кружило, но он, с легкой помощью мебели и стен, сумел устоять. На свежем воздухе мебели не было, зато оказались деревья. Хотя среди них тоже попадались разные, некоторые так и норовили боднуть, однако ж Луу-кин не уронил достоинства, устоял, гордо взглянул на хозяина и с опаской на рыцаря – не разгневался ли на его заносчивый вид.

– Мы, рязанские, не сдаемся, – похвалялся он, – и не к тому привычные. У нас и грибы с глазами, их едят, а они глядят… – что дальше было, помнилось смутно, но одно Луу знал твердо – до лежанки он таки добрался, вроде бы без посторонней помощи.

*

Первой утренней мыслью было – где короб. Он встрепенулся, вскочил, оглядываясь. Нету! Украли! Сам потерял, пропащая душа! Вот и вино, вот и хозяин…

И рыцаря никакого нет. Привиделось?

Он заглянул под лежанку. Рыцаря там, конечно, никакого не оказалось, но короб, короб был. А это главное – короб, бог с ним, с рыцарем. Рыцарей-то на свете много, в каждом замке, почитай, штуки по три, а короб у Луу-Кина один-разъединственный, другого, вернее, третьего, может, и в жизни никогда больше не будет.

Он проверил завязки; петелька, хитрая, для чужого неразвязная, казалась нетронутой, да и вес прежний, Это хорошо. Это просто замечательно, Вот он, товарец-то, весь здесь! Почти донес!

Луу-кин пытался утешить себя. Эк, действительно, чего он, собственно, ждал? Что рыцарь распрощается с ним? Может, откроет вдобавок тайну происхождения? Наслушался ты, брат, в детстве длинных красивых баек, а в жизни дорога у каждого своя, если и пересеклись вдруг случайно с хорошим человеком, тому радуйся, а на большее надеяться – век дураком прожить.

– Проснулся, мирный торговец? – Рыцарь подошел неслышно, и Луу-Кин вздрогнул. Ну, как тать?

– Про… проснулся, доблестный рыцарь…

– Тогда, если думаешь попасть в Замок, поторопись с завтраком.

– Да… Конечно, сей момент, – забормотал он несвязно, не решив окончательно – радоваться, нет. Он уж было настроился остаться в таверне да ждать, когда люди на обратном пути завернут сюда, тут можно будет и расторговаться. Придется, конечно, взять в долю хозяина таверны, так это в порядке вещей… А в Замке, в Замке… О! Он не смел и надеяться… То есть, вчера-то он надеялся твердо, но твердость разбилась мгновенно, стоило ему, проснувшись, не увидеть рыцаря. Идти в одиночку? Как ни крепко он спал, а слышал, как неподалеку – ну, не совсем и близко, иначе проснулся б – выла семья вурдалаков: сначала старшой, басово, протяжно, затем вторила марва, забираясь голосом своим до самой до луны, а затем, в терцию и квинту подтягивали остальные. Нет, в одиночку ходить – даже и днем… Теперь же надежда опять явилась. Вместе с рыцарем. Странная она штука, надежда, нестойкая и неистребимая одновременно, – думал он, лихорадочно собираясь.

Внизу, опять же на красном, господском столе ждал их завтрак совсем простой – кислое молоко, хлеб да сыр.

И съеден был не по-вчерашнему быстро. Хозяин суетился, но дальним путем уже не стращал, лишь вздыхал жалостливо.

– Ладно, ладно, сколько за постой?

Хозяин пустился в длинные рассуждения о скудости окрестных земель, героических усилиях его самого и необыкновенной щедрости всемилостивейшего рыцаря, а еще о могучем туре, могучем, но и прожорливом, съевшем столько сена и овса, что…

– Короче, два червонца, – перебил алгебру хозяина рыцарь.

– Восемь... оди…сколько вашей милости будет угодно, – хозяин склонился, но Луу приметил – доволен. Еще бы – два червонца. Эх, тяжело, наверное, все-таки быть рыцарем – за все плати щедро, втрое-вчетверо против обыкновенной цены. Хотя – опять же какой дом. В некоторых поощряется рачительность, экономность, если не сказать – скупость, например, дом Кви. Тот бы торговался – вернее, торговался бы оруженосец – до полудня, и хорошо, если бы выгадал хозяин хоть что-нибудь.

А, впрочем, чего это он – не о своем думает. О своем, о своем, поправил Луу себя. Ведь он поедет в замок, где множество всяких высокородных господ, и его дело – так распорядиться содержимым короба, чтобы и с долгами расплатиться, и еще с барышом остаться. А уж тогда…

Вот здесь точно начинаются бесплодные мечты. Духи Зависть и Злосчастие чуют их за семь верст, налетят, прилепятся – и не будет удачи, потому Луу поскорее стал думать о делах мелких, но насущных – как бы ноги не натереть, переход предстоял большой. Казалось, пустяк – ноги, а заботиться о них пристало не менее, чем о боевом туре. Луу видел, как хлопочет вокруг того рыцарь, как суетится и подворачивается под руку слуга, не сколько помогая, сколько изображая рвение, вот он, готов всем сердцем услужить, не его ж, слуги, вина, что тур такой злой, что и подойти-то нельзя. Заработает серебряную монетку, щедр рыцарь, ох, щедр. Почему у такого щедрого господина нет своего оруженосца? Самому доблестному рыцарю приходится и драконью шкуру на тура натягивать, и поножи пристегивать, и драконьей икрой морду покрывать, чтобы стрела глаз турий не поранила. Таков уж дом Кор. Все сами. Не родился еще оруженосец для рыцаря дома Кор, говаривали порой странники-сказители, зубы съевшие в описании подвигов, битв и турниров. Ох, любил слушать их Луу мальчонкой, казалась ему жизнь странника завидней даже доли барона – всюду они, странники, бывают, все видят, всех знают, водят дружбу с самыми прославленными героями, иначе откуда ж им знать каждый помысел геройский, кроме как из их собственных уст...

Наконец, рыцарь подготовил тура к походу, положил поперек переметные сумы.

– Готов, мирный торговец?

– Да, доблестный рыцарь, – подскочил к стремени Луу-Кин. До последней минуты боялся он – вдруг рыцарь передумает пускаться в такой опасный путь, или вдруг передумает и не разрешит идти торговцу рядом с собой, и еще неизвестно, чего больше боялся.

– Тогда в путь. А ты, Сол Нафферт, не горюй, мы с мирным торговцем уж как-нибудь постараемся уцелеть и на обратном пути опять заглянем пропустить кувшин-другой твоего вина.

Хозяин рассыпался в пожеланиях доброго пути, но глаза его полны были грусти. То ли судьба путников печалила его, то ли окончательное прощание с надеждой удержать у себя столь щедрого гостя, то ли просто всегда подобными глазами смотрел на этот мир Сол Нафферт, хозяин постоялого двора “Поросячий рай”

Идти было легко – утренняя свежесть, сытый, но легкий завтрак, да и тур шел немешкотно. Рыцарь молчал, молчал и Луу. Действительно, о чем говорить доблестному рыцарю с торговцем? Если вчера связывал их общий бой, то сегодня – лишь дорога.

– Устанешь, скажи, – нарушил молчание рыцарь верстах в десяти пути.

– Не, я привычный, – ответил Луу. Украдкой он сунул за щеку кусочек Красного корня, и оттого, действительно, не чувствовал томления, слабости. Недаром каждый такой кусочек меняется на золото – не по весу, по размеру. А что делать? Жалко есть золото, а еще жальче – отстать от рыцаря. Да ничего, последний переход…

© ООО "Компьютерра-Онлайн", 1997-2024
При цитировании и использовании любых материалов ссылка на "Компьютерру" обязательна.